36
немудреная народная фраза: «Наша Оля»… Ах, как она умела
находить сердечные слова, не мудрствуя лукаво – «Что может
враг? Разрушить и убить. И только-то. А я могу любить...».
Ленинград Ольги Берггольц пробуждает совсем иные
представления – о прекрасном городе-мученике, о его жителях,
в массе своей оставшихся людьми, гражданами в условиях,
когда это казалось абсолютно невозможным. Её стихи – о
величии человеческого духа, о счастье, которое было
немыслимым и от того ещё более реальным («Февральский
дневник», 1942):
В гря з и, во мр а ке, в голод е , в печа л и ,
где с м е рть, как те н ь , тащи л ась по пятам,
такими мы сч а стливы ми быва л и,
такой с вободо й бурно ю дыш а л и,
что в нуки поз а видовал и б нам.
Пусть не покажутся необдуманными слова о свободе в
осаждённом, умирающем городе. Они имеют смысл,
раскрывающийся не сразу. Предвоенный Ленинград ещё более
свирепо и подло, чем всю Россию, «хозяева жизни» пытались
превратить в рабский город: после расправы с Кировым в городе
усилились репрессии. Ольга Берггольц не понаслышке знала об
этом: в 1937 г. она прошла через доносы и допросы, была
брошена в тюрьму, в застенке погиб её муж – поэт Борис
Корнилов.
«Полководцы», умевшие искупать свою бездарность только
солдатскими жизнями, через три месяца после начала войны
обрекли Ленинград на удушение. Но именно в это время люди,
замученные страхом за себя и своих близких, вздохнули
свободней, так как по-новому ощутили своё единение с родиной,
ибо судьба солдата, судьба гражданина блокадного города была