Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии)

Подождите немного. Документ загружается.

Такая уверенность предполагает либо очень определённое конкретное знание, для какого

именно «труда» изготовлялись

94 Б. Ф- ПОРШНЕВ. О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

эти каменные «орудия», либо, наоборот, неконкретные умозрительные постулаты. Но

определённости нет: ведь ничего не удавалось пока реконструировать, кроме совсем другой и

ограниченной стороны, а именно не характер труда этими орудиями, а характер труда по

изготовлению этих орудий. Главное же — для чего? Как они использовались? Мировая наука

за сто с лишним лет предложила лишь немного легко опровержимых допущений: для

изготовления с их помощью деревянных орудий охоты и копания, для «универсальных

трудовых функций» и т. п. Эта неопределённость и ненадёжность исключает познание

экологии троглодитид — их положения в природной среде. Однако современная систематика

видов всё более немыслима на основе одной лишь морфологии, т. е. без экологии.

Автор этих строк предлагает свой вариант разгадки, дающий ключ к экологии всего семейства

троглодитид на разных уровнях его эволюции. Здесь пока придётся лишь кратко изложить

суть дела.

Итак, характеризующая всех троглодитид и отличающая их экологическая черта —

некрофагия (трупоядение). Зоологи, говоря о «хищниках» и «плотоядных», к сожалению, не

всегда расчленяют два значения: есть животные-убийцы, которые, однако, не поедают свои

жертвы, каковы, например, убивающие для самообороны, а есть пожиратели мяса животных,

убитых не ими, а погибающих от других причин. Обе функции требуют совсем разных

морфофункциональных приспособлений. Оба комплекса приспособлений не могли бы

одновременно появиться в эволюции отряда приматов, где до того не были выражены ни

плотоядение, ни умерщвление крупной добычи (оставляем в стороне хищную обезьянку

галаго). Останки троглодитид всех уровней находят в сопровождении костей крупных

четвертичных животных, нередко расколотых, но это не даёт права на логический скачок к

заключению, будто они их убивали. В природе всё, что живёт, умирает тем или иным образом,

и биомасса умерших организмов почти всегда кем-либо поедается. Наука об экологии

животных свидетельствует, что объединение в одном лице источника смерти (убийцы) и

потребителя трупа представляет собой биологически сложный и очень специальный феномен.

Прежде чем таковым стал человек (в качестве охотника или скотовода), высшие приматы

осуществили нелёгкое приспособление к одной из этих двух функций — к поеданию мяса

умерших

ИДЕЯ ОБЕЗЬЯНОЧЕЛОВЕКА НА ПРОТЯЖЕНИИ СТА ЛЕТ 95

крупных животных. И уже это было само по себе сложнейшей биологической

трансформацией.

Исходным понятием в современной биологической науке служит биогеоценоз —

взаимосвязанная совокупность, или «сообщество», видов и их популяций, населяющих

данный биотоп. Пищевые связи между ними сложны и достаточно плотны; наука не могла бы

объяснить, как внедрился новый вид хищников-убийц в биоценотическую систему позднего

плиоцена или раннего плейстоцена. Принята такая упрощённая схема соотношения трёх

«этажей» в биоценозе: если биомассу растений приравнять к 1000, то биомасса травоядных

животных равна 100, а биомасса хищных — 10. Такая модель иллюстрирует огромную

«тесноту» в верхнем этаже. Ни мирно, ни насильственно туда не мог внедриться

дополнительный вид сколько-нибудь эффективных хищников, не нарушая всех

закономерностей биогеоценоза как целого. К этой статической «пирамиде чисел» Семпера

надо добавить закон флюктуации относительной численности травоядных и хищных, разрабо-

танный математиком Вольтерра и его продолжателями: при обилии травоядных возрастает

число хищников, пока оно само не становится фактором уменьшения числа травоядных, что, в

свою очередь, приведёт к резкому падению числа хищных, размножению травоядных и т. д.

Эти циклы могут мыслиться и как относительно короткие и локальные, так и в масштабах

порядка целых геологических эпох. Во второй половине цикла внедрение нового хищника

вовсе невозможно ввиду возросшей «тесноты», да и в первой правдоподобно лишь, если

сначала от этой «тесноты» вымерли или деградировали предшествующие ведущие формы

хищников. Наконец, уж и вовсе невероятно, чтобы новый хищник сразу свалился откуда-то в

мир столь мощным и адаптированным, что с ходу оттеснил своих соперников от биомассы

травоядных, не разрушив при этом биоценоз.

Нет, троглодитиды включились в биосферу не как конкуренты убийц, а лишь как конкуренты

зверей, птиц и насекомых, поедавших «падаль», и даже поначалу как потребители кое-чего

остававшегося от них. Иначе говоря, они заняли если и не пустовавшую, то не слишком

плотно занятую экологическую нишу. Троглодитиды ни в малейшей мере не были охотни-

ками, хищниками, убийцами, хотя и были с самого начала в значительной мере плотоядными,

что составляет их специальную экологическую черту сравнительно со всеми высшими

96 Б. Ф. ПОРШНЕВ. О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

обезьянами. Разумеется, они при этом сохранили и подсобную или викарную

растительноядность. Но нет сколько-нибудь серьёзных и заслуживающих согласия

аргументов в пользу существования охоты на крупных животных в нижнем и среднем

палеолите, есть одни лишь фикции

. Троглодитиды, начиная с австралопитековых и кончая

палеоантроповыми, умели лишь находить и осваивать костяки и трупы умерших и убитых

хищниками животных. Впрочем, и это было для высших приматов поразительно сложной

адаптацией. Ни зубная система, ни ногти, так же как жевательные мышцы и пищеварительный

аппарат, не были приспособлены к занятию именно этой экологической ниши. Овладеть

костным и головным мозгом и пробить толстые кожные покровы помог лишь аромор-фоз,

хотя и восходящий к инстинкту разбивания камнями твёрдых оболочек у орехов, моллюсков,

рептилий, проявляющийся тут и там в филогении обезьян. Троглодитиды стали высоко

эффективными и специализированными раскадывате-лями, разбивателями, расчленителями

крепких органических покровов с помощью ещё более крепких и острых камней. Тот же

самый механизм раскалывания был перенесен ими и на сами камни для получения лучших

рубящих и режущих свойств. Это была чисто биологическая адаптация к принципиально

новому образу питания — некрофагии. Лишь один род пытался адаптироваться иным путем

(мегантроиы, парант-ропы, гигантопитеки) — путём наращивания мощи челюстей, но эта

линия оказалась непродуктивной. Троглодитиды не только не убивали крупных животных, но

и должны были выработать жёсткий инстинкт ни в коем случае не убивать, ибо это разрушило

бы их хрупкую экологическую нишу в биоценозе. Прямоходящие высшие приматы-

разбиватели одновременно должны были оказаться и носильщиками. В самом деле, если

условием их существования было применение острых или специально заострённых камней к

тушам и останкам животных, то для сочетания этих двух элементов часто надо было или

нести камень к местонахождению мясной пищи или последнюю — к местонахождению

камня. Вот в первую очередь почему троглодитиды были прямоходящими: верхние конеч-

ности должны были быть освобождены от функции локомоции для функции ношения.

Итак, «орудия труда» в нижнем и среднем палеолите были чисто природными

новообразованиями — средствами разделки останков крупных животных и абсолютно ничем

более. Для

ИДЕЯ ОБЕЗЬЯНОЧЕЛОВЕКА НА ПРОТЯЖЕНИИ СТА ЛЕТ 97

объяснения всего этого вполне достаточно биологических понятий, хоть мы и встретились с

весьма своеобразным вариантом животного царства. Как можно видеть, такая реконструкция

образа питания троглодитид действительно требует обособления их в зоологической

систематике в особое семейство, так же как и обратно — выделение такого семейства по мор-

фологическим признакам побуждает найти и эту специфическую его экологическую

характеристику.

Каменные «экзосоматические органы» троглодитид не оставались неизменными, они

эволюционировали вместе с видами, как и вместе с перестройками фаунистической среды.

Можно выделить прежде всего три больших этапа. Первый — па уровне австралопитеков,

включая сюда и тип так называемых Homo habilis. Это было время богатой фауны хищников-

убийц, где ведущей формой являлись многочисленные виды махайродов (саблезубых тигров),

высокоэффективных убийц, пробивавших покровы даже толстокожих слонов, носорогов,

гиппопотамов. Но ответвившиеся от понгид прямоходящие высшие приматы, по-видимому,

использовали тогда даже не обильные запасы мяса, оставляемые хищниками, а только

костный и головной мозг, для чего требовалось лишь расчленять и разбивать кости.

Поскольку костный мозг травоядных составляет величину порядка пяти процентов их веса,

можно видеть, что у древнего слона это питательное вещество давало 200—300 кг плюс

примерно столько же весил и головной мозг. Претенденты же на эту пищу из грызунов и

насекомых были ничтожно слабы. Таков был самый долгий этап развития плотоядения у

троглодитид. Затем пришёл глубокий кризис хищной фауны, отмеченный, в частности, и

полным вымиранием махайродов в Старом Свете. Австралопитеки тоже обречены были на

исчезновение. Лишь одна ветвь троглодитид пережила кризис и дала совершенно

обновлённую картину экологии и морфологии: археоантропы. С резким упадком фауны

хищников исчезла возможность находить в районах их обычной охоты останки их добычи.

Крупные животные умирали теперь от более многообразных причин в весьма разнообразных

местах, тогда как популяции троглодитид были очень немногочисленны. Однако роль

собирателей и аккумуляторов относительно свежих трупов с гигантских территорий играли

широко разветвлённые течения четвертичных рек. Ар-хеоантропы адаптировались к этой

географической ситуации. Кдва ли не все достоверно локализованные нижнепалеолити-

98 Б. Ф. ПОРШНЕВ. О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

ческие местонахождения расположены на водных берегах, в особенности, у вертикальных и

горизонтальных изгибов русла рек, у древних отмелей и перекатов, при впадениях рек в

другие реки, в озёра и в моря. Поскольку туши плыли или волочились по дну не растерзанные

зубами хищников, первейшей жизненной задачей археоантропов было пробивать камнями в

форме рубил их шкуры и кожи, рассекать связки, а также раздвигать их ребра посредством

крепких рычагов, изготовленных из длинных костей, слоновых бивней или из крепкого дерева

(вроде «лёрингенского копья»). На этом этапе развилось поедание не только мозга, но и мяса в

соперничестве, вероятно, преимущественно с крупными пернатыми хищниками. Новый

кризис наступил с новым разрастанием фауны хищников, особенно так называемых

пещерных. На долю рек как тафономического фактора снова приходилась всё умень-

шающаяся доля общей биомассы умирающих травоядных. Род археоантропов был обречён

тем самым на затухание. И снова лишь одна ветвь вышла из кризиса морфологически и

экологически обновлённой — палеоантропы. Их источники мясной пищи уже труднее всего

описать однотипно. Если часть местонахождений по-прежнему приурочена к берегам, то

значительно большая уходит на водоразделы. Палеоантропы находят симбиоз либо с разными

видами хищников, либо со стадами разных травоядных, наконец, с обитателями водоёмов. Их

камни всё более приспособлены для резания и разделки мяса животных, поверхностно уже

повреждённых хищниками, хотя их по-прежнему в высокой мере привлекает извлечение

мозга. Этот высший род троглодитид способен расселиться, т. е. найти мясную пищу в весьма

разнообразных ландшафтах, по-прежнему решительно ни на кого не охотясь.

Но и этому третьему этапу приходит конец вместе со следующим зигзагом флюктуации

хищной фауны в позднем плейстоцене. Необычайно лабильные и вирулентные палеоантропы

осваивают новые и новые варианты устройства в среде, но кризис надвигается неумолимо.

Этот кризис и выход из него здесь невозможно было бы описать даже самым кратким

образом. Пришлось бы ввести в действие такие мало знакомые читателю зоологические

феномены, как адельфофагия (умерщвление и поедание части представителей своего

собственного вида), и рассмотреть совершенно новый феномен — зачаточное расщепление

самого вида на почве специализации особо пассивной, поедаемой части популяции, которая

однако затем

ИДЕЯ ОБЕЗЬЯНОЧЕЛОВЕКА НА ПРОТЯЖЕНИИ СТА ЛЕТ 99

очень активно отпочковывается в особый вид, с тем чтобы стать в конце концов и особым

семейством. Биологическая проблема дивергенции палеоантропов и неоантропов, протека-

ющей быстро, является самой острой и актуальной во всём комплексе вопросов о начале

человеческой истории, стоящих перед современной наукой.

Тот факт, что троглодитиды для своего специфического образа питания принуждены были

оббивать камни камнями, несёт в себе и разгадку появления у них огня. Искры сыпались в

большом числе при ударах друг о друга кремней и других пород. Теоретически и

экспериментально доказано, что эти искры способны зажечь любой вид трута. А в роли

такового выступала настилка любого логова и жилья троглодитид, несомненно, однородная с

настилкой берлог, нор, гнёзд других животных. Тление настилки в местах обитания

троглодитид возникало хоть очень редко, но неуклонно. Иными словами, зачатки огня

возникали непроизвольно и сопровождали биологическое бытие троглодитид

. Первая

польза, извлечённая ими из такого тления, — это, вероятно, вытапливание с его помощью

дополнительных количеств костного мозга из трубчатых и особенно губчатых скелетных

фрагментов.

Таковы некоторые основания для восстановления идеи обезьяночеловека в её первоначальном

смысле, но на уровне современных биологических представлений. Для выделения же Homo

sapiens в особое семейство, более того, в качественно и принципиально новое явление служат

другие аргументы.

Ход развития современной психологической науки вплотную привёл её к необходимости

значительно углубить и уточнить понятие человеческой деятельности. Здесь достигнуты

немаловажные успехи. Попробуем подойти к антропогенезу с точки зрения теории

деятельности.

Примем как исходный тезис В. А. Звегинцева: человек говорит, мыслит и действует, всё это

вместе составляет его деятельность. Иными словами, триада деятельности человека включает

мышление, речевое общение и поведение (понимая здесь под словом «поведение» его

действия за вычетом мышления и речевого общения). Этой триаде в свою очередь соответ-

ствует триада качеств языка: интегрировать и синтезировать опыт, воплощать мысль,

осуществлять общение. Члены каждой из этих триад находятся во взаимозависимости между

собой, т. е. каждый носит следы прямых воздействий со стороны других членов

100 Б. Ф. ПОРШНЕВ. О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

Проблема антропогенеза безжалостно требует указать, что первичнее в этой триаде

компонентов, составляющих деятельность современного человека. По первенству,

отдаваемому одному из трёх, можно в известном смысле разделить направления научной

мысли в «вопросе всех вопросов» — происхождения человека, его отщепления от мира

животных.

Подчас кажется, что во избежание односторонности следует включить речь в более широкий

спектр факторов, детерминирующих в генезисе всю специфически человеческую де-

ятельность. И всё же невозможно согласиться с попытками в таком духе переосмыслить

могучую мысль А. Валлона со стороны его ученика Р. Заззо, поддержанными у нас Л. И.

Анцыферовой. Валлон писал, что годовалый ребёнок не может соперничать с обезьяной, так

как в практическом интеллекте обезьяны гораздо больше моторной ловкости, чем у него.

Опыты дали возможность проследить за развитием интеллекта у ребёнка до 14—15 лет. В

промежутке между обезьяной и этим ребёнком происходит резкое изменение уровня, а

именно когда ребёнок начинает говорить. Однако в начале это изменение не во всём в пользу

ребёнка

. Если Валлон видел дисконтину-итет, поистине катастрофу между доречевым и

речевым возрастом ребёнка, то Заззо усматривает социальность ребёнка от момента его

рождения, даже в утробном периоде. По Заззо, «отношение с другими» новорождённого

является не просто физиологическим, а в принципе тем же самым, которое и позже,

изменяясь, будет изменять и развивать психику ребёнка. По оценке Л. И. Анцыферовой, эти

положения Заззо нацеливают психологов на разработку недостаточно доселе привлекавшей их

проблемы доречевых форм общения ребёнка со взрослыми, которые, якобы обогащаясь и

совершенствуясь, продолжают сохранять своё значение на протяжении всей жизни

. Это

стирание решающей грани между речевой и до-речевой детерминацией жизнедеятельности

представляется мне шагом назад не только от Валлона и Выготского, но даже от Жанэ,

Дюркгейма, Блонделя или Гальбвакса. Эти последние психологи с большей или меньшей

последовательностью говорили о социальной детерминированности, т. е. детерминиро-

ванности человеческим общением психики индивида: анализа и синтеза в восприятии,

мышления, памяти, воли, эмоций. Если Дюркгейм говорит, что это всеопределяющее общение

людей непременно совершается через посредство некоторого материального звена —

речевого или мимического движения,

ИДЕЯ ОБЕЗЬЯНОЧЕЛОВЕКА НА ПРОТЯЖЕНИИ СТА ЛЕТ 101

то Л. И. Анцыферова противопоставляет ему крайне неясное «но»: «Но общение людей в

трудовой, созидательной деятельности, — пишет она, — опосредствованность обществом от-

ношения человека к природе, социальная природа самой практической деятельности человека

— всё это остаётся за пределами анализа Дюркгейма»

. «Всё это» как раз никак нельзя

противопоставить речевому механизму общения, ибо «всё это» осуществляется через речь.

Есть физиологи и представители других дисциплин, утверждающие, что сложнейшим и

важнейшим объектом современной науки является индивидуальный мозг, в том числе

рассмотренный в его развитии от низших животных до мозга человека. Действительно,

последний характеризуется не только цифрой «10—15 миллиардов нервных клеток», не

только глубокой сложностью каждой из них, не только их специализацией и системами, но и

необозримо многообразными связями между ними внутри целого мозга. И всё-таки, что до

человеческого мозга, то его действие в каждый данный момент определяется не одной

величиной этих внутренних взаимосвязей. Нет, здесь недостаточно работу отдельной нервной

клетки возвести в огромную n-ную степень, но в отличие от животных и работа каждой такой

системы, т. е. мозга, должна быть возведена в не менее огромную n-ную степень, будучи

помножена на работу предшествовавших и окружающих человеческих мозгов. Эта связь

между мозгами осуществлялась и осуществляется только второй сигнальной системой —

речевым общением.

Может показаться, что есть и иные каналы психической связи между людьми кроме речи и

мимики. Это прежде всего аппарат автоматической имитации действий и звуков. Этот аппарат

отнюдь не специфичен для человека, мало того, если у человека он ярко выражен в раннем

онтогенезе (и подчас в патологии), то как раз развитие речи сопровождается его торможением

и редуцированием, так что в основном он уступает место сознательному выбору объекта для

подражания. Далее, психологам подчас кажется, что школой социализации человека в

онтогенезе служит уже само употребление предметов, изготовленных другими людьми и

подсказывающих своей структурой, как ими орудовать. Указывают, что колыбель, соска,

пелёнки, искусственное освещение — всё это вовлекает ребёнка в человеческий мир, научая

его действиям

этими продуктами чужого сознания, чужого труда. Однако

102 Б. Ф. ПОРШНЕВ. О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

идея о таком канале социализации иллюзорна. Ведь домашние животные или даже пчелы

осваивают пользование предметами человеческого изготовления и употребления, тем более

созданные для них кормушки, ходы, лазы, ничуть не делаясь от этого социальными.

Дж. Бернал пишет: «Язык выделил человека из всего животного мира»

. Кибернетики,

бионики и семиотики одни согласны с этим, другие несогласны. Что до лингвистов, они давно

понимают, что это так. Вот, например, что писал в конце своей жизни Л. Блумфильд в статье

«Философские аспекты языка»: «Позвольте мне выразить уверенность, что свойственный

человеку своеобразный фактор, не позволяющий нам объяснить его поступки в плане

обычной биологии, представляет собой в высшей степени специализированный и гибкий

биологический комплекс и что этот фактор есть не что иное, как язык... Так или иначе, но я

уверен, что изучение языка будет тем плацдармом, где наука впервые укрепится в понимании

человеческих поступков и в управлении ими»

. К сожалению, психология и антропология в

общем далеки от такого убеждения. В содержательной синтетической книге Б. Г. Ананьева

этому ядру человека, его речевому общению и речевой деятельности в сущности не нашлось

места, хотя и упоминается о важности палеолингвистики для изучения антропогенеза. А в

синтетической книге по антропологии А. Барнетта

нет и такого упоминания; тут ядра

человеческого рода — его речевой коммуникации — вовсе нет. В разных книгах по антро-

погенезу эта тема, конечно, в той или иной мере трактуется, однако никогда не на переднем

плане и частенько не слишком-то профессионально. На VIII Международном конгрессе по

антропологии и этнологии (Токио, 1968 г.) лишь американский антрополог Каунт и автор этих

строк посвятили свои доклады нейрофизиологическим аспектам происхождения речи

(«фазии», по терминологии Каунта) и настаивали на невозможности дальнейших

исследований антропогенеза вне этой проблематики.

Задача состоит в том, чтобы определить, во-первых, что именно мы понимаем под речью,

речевой деятельностью, фази-ей; во-вторых, установить тот этап в филогенезе человека, к

которому это явление (а не накопление его предпосылок) может быть приурочено.

По первому вопросу ограничимся здесь следующей формулой, однозначно отграничивающей

человеческую речь от вся-

ИДЕЯ ОБЕЗЬЯНОЧЕЛОВЕКА НА ПРОТЯЖЕНИИ СТА ЛЕТ 103

кой сигнализации или, если угодно, коммуникации и животных, и машин. Специфическое

свойство человеческой речи — наличие для всякого обозначаемого явления (денотата) не

менее двух нетождественных, но свободно заменимых, т. е. эквивалентных, знаков или сколь

угодно больших систем знаков того или иного рода. Их инвариант называется значением, их

взаимная замена — объяснением (интерпретацией). Эта обмениваемостъ (переводимость,

синонимичность) и делает их собственно «знаками». Ничего подобного нет в сигналах жи-

вотных. Оборотной стороной того же является наличие в человеческой речи для всякого знака

иного вполне несовместимого с ним и ни в коем случае не могущего его заменить другого

знака. Эту контрастность можно назвать антонимией в расширенном смысле. Без этого нет ни

объяснения, ни понимания.

По второму вопросу — о филогенетической датировке появления речи — данные эволюции

мозга и патологии речи свидетельствуют, что речь появляется только у Homo sapiens

. Более

того, можно даже отождествить: проблема возникновения Homo sapiens — это проблема

возникновения второй сигнальной системы, т. е. речи. На предшествующих уровнях

антропогенеза каменные «орудия» и другие остатки жизнедеятельности ничего не говорят

психологу о детерминированности этой деятельности речью. Напротив, «орудия» нижнего и

среднего палеолита среди одной популяции своей стереотипностью в масштабах не только

поколения, но сотен и тысяч поколений говорят о полной автоматизированности действий при

их изготовлении. Отдельные экземпляры каждого типа варьируются по ходу изготовления в

зависимости от изломов, получившихся на камне, но не более чем варьируется комплекс

наших движений при осуществлении ходьбы, бега, прыганья в зависимости от малейших

различий грунта, посредством механизма обратной коррекции, — как показано Н. А.

Бернштейном в исследовании о построении движений. Изготовление того или иного набора

этих палеолитических камней было продуктом автоматической имитации соответствующих

комплексов движений, протекавшей внутри той или иной популяции. Медленные спонтанные

сдвиги в этой предчелове-ческой технике вполне укладываются в рамки наблюдений

современной экологии и этологии над животными. Для тех видов жизнедеятельности

животных, когда последними изготовляются материальные посредствующие звенья между

собой

104 Б. Ф. ПОРШНЕВ. О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

и средой Маркс и Энгельс употребляли понятие инстинктивного (в противоположность

сознательному) животного труда. Действительно, если тут и говорить о труде, то он

качественно отличен от человеческого труда. Это два разных понятия. Морган, исследования

которого о доисторическом обществе Маркс и Энгельс так высоко оценили, был также и

автором книги «Бобры и их труд». Такое словоупотребление было тогда распространено. По

представлению Энгельса, у животных предков человека — «грядущих людей» (die werdenden

Menschen) труд в этом биологическом смысле возник за многие тысячи лет до речи, а

общество возникло ещё много позже, чем речь.

Как известно, Маркс высмеял инструментализм Б. Франклина, назвав его популярный

афоризм: «Человек есть животное, изготовляющее орудия», — характерным для века янки"

Это — «точка зрения обособленного одиночки....»

. Что же такое труд как специфически

человеческая деятельность в понимании Маркса в противовес Франклину? «Мы предполагаем

труд в такой форме, в которой он составляет исключительное достояние человека. Паук

совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчела постройкой своих восковых

ячеек посрамляет некоторых люд ей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от

наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска,

он уже построил её в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который

уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т. е. идеально. Человек не

только изменяет форму того, что дано природой; в том, что дано природой, он осуществляет

вместе с тем и свою сознательную цель, которая как закон определяет способ и характер его

действий и которой он должен подчинять свою волю. И это подчинение не есть единичный

акт. Кроме напряжения тех органов, которыми выполняется труд, в течение всего времени

процесса труда необходима целесообразная (целенаправленная. — Б. П.) воля, выражающаяся

во внимании, и притом необходима тем более, чем меньше труд увлекает рабочего своим

содержанием и способом исполнения, следовательно, чем меньше рабочий наслаждается

трудом как игрой физических и интеллектуальных сил (по терминологии психологов, чем

менее он «аутичен». — Б. Я.)». Маркс указывает следующие «простые моменты» труда и

именно в следующем порядке: 1) целенаправленная деятельность, или самый труд, 2) предмет

труда, 3) средства

ИДЕЯ ОБЕЗЬЯНОЧЕЛОВЕКА НА ПРОТЯЖЕНИИ СТА ЛЕТ 105

труда

. «Итак, в процессе труда деятельность человека при помощи средства труда вызывает

заранее намеченное изменение предмета труда. Процесс угасает в продукте... Труд соединился

с предметом труда»

Здесь сто лет тому назад начертана программа для антропологии, для учения о переходе от

животных к людям. К сожалению, развитие этой дисциплины пошло не в сторону сближения

с наукой психологией. Что «самый труд» характеризуется наличием у человека сложного

отличительного феномена цели, или намерения — осталось вне исследования; всё внимание

было устремлено на рассмотрение костных останков наших ископаемых предков в комплексе

с данными археологии о материальных остатках их жизнедеятельности. Подразумевалось, что

форма камня, изменённая их руками, свидетельствует о соответствующем замысле, о цели,

хотя никто не говорит о замысле или цели птицы построить гнездо. Категория «цель

деятельности» не была предметом анализа антропологов.

Между тем деятельность,, подчинённая цели, есть свойство сознания

, а сознание, по словам

Маркса, «с самого начала есть общественный продукт и остаётся им, пока вообще существуют

люди»

. Целеполагание как психическое свойство не прирождено индивиду. Сознательная

цель труда по той причине определяет действия работающего как закон, которому он должен

подчиняться, как внешний фактор по сравнению с ау-тичной жизнедеятельностью, что она,

сознательная цель, есть интериоризованная форма побудительного речевого обращения,

команды, инструкции. Аутоинструкция может заменять инструкцию, данную другим лицом,

— от этого она не утрачивает своей генетически речевой природы.

Правда, известный физиолог академик П. К. Анохин широко пользуется словом «цель»

применительно к высшей нервной деятельности животных. Думается, могущество павловской

физиологии состоит в том, что она ограничила себя применительно к животным понятием

«причина». Говорят, что цель — это тоже причина, раз она вызывает действия. У человека —

да, но без механизма речи нам не найти её собственную причину. Что до животных, то

выражение Н. А. Бернштейна «модель потребного будущего» неточно, порождает недоразу-

мения, ибо, на деле, речь идёт о «модели потребного прошлого», т. е. о воспроизведении

животным уже имевшей место реакции, но коррегируемой применительно к частично отлича-

ющимся обстоятельствам. Сконструировать будущее, новую

106 Б. Ф. ПОРШНЕВ. О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

задачу животному нечем. Оно способно «предвидеть» лишь то, что уже было (сюда относится

и экстраполяция

). Если же ситуация ни в малейшей степени не соответствует прошлому

опыту, животное не может создать программы действия

. Только у людей есть история,

потому что она — цепь «моделей потребного будущего».

Видимо, когда говорят об антиципации (предвосхищении), соединяют вместе два разных

явления: открытие (обнаружение какого-то ряда или подобия) и изобретение (построение

нового плана действий или предметов). Животное может многое «открыть» в вещах сверх

взаимосвязи простых компонентов, например отношение их величин или светлости, но это

всегда лишь поиск повторяемости — узнавание «того же самого» под изменившейся

видимостью. Изобрести же, т. е. предвосхитить несуществовавшее прежде, можно только

посредством того специального инструмента, который назван второй сигнальной системой.

Ведущую тенденцию современной общей психологии, как и физиологии высшей нервной

деятельности человека, хорошо резюмируют слова Н. И. Чуприковой: «Создаётся

впечатление, что те явления, которые в психологии называют произвольным вниманием,

избирательным и сознательным восприятием, волей или памятью, в действительности не есть

какие-то особые раздельные явления или процессы, но скорее разные стороны или разные

аспекты одного и того же процесса второ-сигнальной регуляции поведения»

. Материалисту

нечего бояться вывода, что человеческая деятельность налицо только там, где есть

«идеальное» - цель, или задача. Исследуя материальную природу этого феномена, мы находим

речь. Подымаясь от речевого общения к поведению индивида, мы находим, что речь

трансформируется в индивидуальном мозге в задачу, а задача детерминирует и мышление, и

практическую деятельность. В связи с задачей происходит вычленение одних условий и

игнорирование других в любом интеллектуальном и поведенческом акте у человека.

Экспериментальные данные свидетельствуют, что это преобразование речи в задачу (команду

или намерение), задачи — в мыслительное или практическое поведение совершается в лобных

долях коры головного мозга; больные с поражениями лобных долей не могут удержать

задачу-'

. Тем самым поведение этих больных не может удовлетворять приведенному

Марксову определению процесса труда. А как известно, наибольшее морфологическое

ИДЕЯ ОБЕЗЬЯНОЧЕЛОВЕКА НА ПРОТЯЖЕНИИ СТА ЛЕТ 107

преобразование при переходе от палеоантропа к Homo sapiens (неоантропу) совершилось

именно в лобных долях, преимущественно в передних верхних лобных формациях.

Пока думали, что речевое общение — это только кодирование и декодирование информации,

управление им локализовали в участках мозга, управляющих сенсорными и моторными

аппаратами речи. Но теперь мы видим, что к речевым механизмам мозга относятся и те его

структуры, которые, преобразуя речь, превращая её в задачи, дирижируют всем поведением, в

том числе и прежде всего оттормаживая все не отвечающие задаче импульсы и мотивы.

Далее мы будем тщательно и подробно рассматривать этот аспект теории речи, а вместе с тем

и теории человеческой деятельности. Здесь, предвосхищая дальнейший ход изложения,

достаточно сказать, что вторая сигнальная система — это стимулирование таких действий

индивида, которые не диктуются его собственной сенсорной сферой — кинестетическим,

слуховым, зрительным анализаторами его головного мозга. Потому вторая сигнальная

система и берёт свой исток в двигательной сфере (соответственно в лобных долях), что она

прежде всего должна осуществить торможение этих прямых побуждений и поступков, чтобы

возможно было заменять их поступками, которых не требовала чувствительная сфера

индивидуального организма.

Неправильно было бы полагать, что речевые функции локализованы исключительно в тех

новообразованиях, которые появляются в архитектонике мозга только у Homo sapiens. Но без

них эти функции неосуществимы. Правильно утверждать иное: что только полный комплект

всех структур, имеющихся в мозге Homo sapiens, делает возможной речевую деятельность. У

семейства троглодитид не было этого полного комплекта. Детерминация их

жизнедеятельности лежала на первосигналь-ном уровне.

ПРИМЕЧАНИЯ

Геккель Э. Современные знания о филогенетическом развитии человека. - СПб, 1899. С. 4.

Вечерняя Москва. 3 марта 1967.

См. Дарвин Ч. Собр. соч. Т. III. - М.-Л., 1939. С. 665.

Геккель Э. Борьба за идею развития. — М.

1907. С. 35.

108 Б. Ф. ПОРШНЕВ. О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

Геккель Э. Лекции по естествознанию и философии. — СПб., 1913. С. 33.

Vogt К. Vorlesungen uber den Menschen, seine Stellung in der Schopfung und in der Geschichte der

Erde. Bd. I-II. - Giessen, 1863. Первый том сочинения Фохта в том же году был переведен на

русский язык (Фохт К. Человек и место его в природе. Публичные лекции. Т. I-II. - СПб., 1863-

1865).

См. Фохт К. Человек и место его в природе. Т. II. С. 82—85, 269, 288.

Huxley Т. Н. Man's place in Nature. 1863. S. 1.

Общую характеристику мировоззрения и научного творчества Геккеля см.: Веденов М. Ф.

Борьба Э. Геккеля за материализм в биологии. - М., 1963.

Hackel Е. Generelle Morphologic der Organismen. Berlin, 1866.

Дарвин Ч. Собр. соч. Т. III. С. 623.

Переписка Ч. Дарвина и его жизнь в Дауне. — М., б/г. С. 73.

Цит. по: Геккель Э. Мировые загадки. — М., 1937. С. 140.

1(1

Vogt К, Uber Mikrozephalen oder Affen-Menschen. -Braunschweig, 1867; Vogt R. Memoire sur les

microcephales, ou hommesinge. // Momoires de I'Institut National Genevois. Bd. XI -Bazel, 1867; Фохт

К. Малоголовые. - СПб., 1873.

Фохт К. Человек и место его в природе. Т 1 С 171 — 173 200-202, 234-243; Т. 2. С. 288-289.

См. Домба М. Учение о микроцефалии в филогенетичеком аспекте. — Орджоникидзе, 1935.

Некоторые медики опубликовали в свою очередь данные по «истинной микроцефалии»,

превосходно иллюстрирующие и подтверждающие, что при этом аномалии черепа весьма близко

воспроизводят некоторые особенности строения черепа ископаемых гоминид (см. напр., Берлин Б.

М. К клинике семейной микроцефалии. // Советская психоневрология. 1934. № 1).

Дарвин Ч. Собр. соч. Т. V. - М., 1953. С. 135.

Уоллес А. Р. Естественный подбор. - СПб., 1878. С. 395.

Валлон А. От действия к мысли. - М., 1956.

Цит. по: Некрасов А. Д. Работа Ч. Дарвина над «Происхождением видов». I/ Дарвин Ч. Собр.

соч. Т. 1. С. 22.

См. Аллен Г. Чарльз Дарвин. - СПб., 1887. С. 154-157, 184.

Цит. по: Веденов М. Ф. Борьба Э. Геккеля за материализм в биологии. С. 145.

Аллен Г. Чарльз Дарвин. С. 170-171.

24 Там же. С. 176.

Геккель Э. Борьба за идею развития. С. 62.

Аллен Г. Чарльз Дарвин. С. 183.

Leroi-Gourhan A. Le geste et la parole. Vol.1. P. 23-24

Там же. С. 25-26.

Stolyhwo К. Les praeneanderthaloides et les postneanderthaloides et leur rapport avec la race du

Neanderthal. - Ljubljana, 1937. P. 158.

См. Гремяцкий М. А. Разгадка одной антропологической тайны. // Советская этнография. 1954.

№ 1.

ИДЕЯ ОБЕЗЬЯНОЧЕЛОВЕКА НА ПРОТЯЖЕНИИ СТА ЛЕТ 109

Лучшие сводки всей совокупности ископаемых, данных по архео-антропам и палеоантропам,

принадлежат М. И. Урысону (см. Урысон М. И. Питекантропы, синантропы и близкие им формы

гоминид. // Ископаемые гоминиды и происхождение человека. // Труды Ин-та этнографии. Новая

серия. Т. 92. — М., 1966. Его же. Начальные этапы становления человека. // У истоков

человечества. — М., 1964. Его же. Некоторые проблемы антропогенеза в свете новых

палеоантропологи-ческих открытий. // Антропология (Серия «Итоги науки»). — М., 1970.

Leroi-Gourhan A. Le geste et la parole. Vol. I. P. 38-39, 32, 27, 34.

Постоянно встречающееся в нашей литературе написание «ар-хантропы» для русского языка

неправильно, так как означает в таком виде не «древнейшие люди», а «главные люди», наподобие

«архангел», «архитектор».

Археоантропов и палеоантропов можно, вероятно, рассматривать и как два подрода единого

рода.

Более краткое изложение этой систематики см.: Поршнев Б. Ф. Троглодитиды и гоминиды в

систематике и эволюции высших приматов. // Доклады АН СССР. Т. 188. № 1. 1969.

См. Дебец Г. Ф. О систематике и номенклатуре ископаемых форм человека. // Краткие

сообщения Ин-та истории материальной культуры (КСИИМК). Вып. XXIII. 1948. См. дополнение,

касающееся включения во второй подрод также вновь открытых низших форм: «Советская

этнография». 1964. № 5.

Рогинский Я.Я., Левин М. Г. Антропология, - М.

1963. С. 283.

Обзор новейших данных см.: Man the Hunter. — Chicago, 1968, в частности статьи:: Isaac G. L. I.

Traces of Pleistocene Hunters; an East African Example. P. 253-261; Laughlin W. S. Hunting an

Integrating Biobehaviour System and its Evolutionary Importance. P. 304-320; Washburn S. L.,

Lancaster G. S. The Evolution of Hunting. P. 293-303. Ср. параллельное выступление двух последних

авторов: Washburn S. L., Lancaster G. S. The Evolution of Hunting. // Human Evolution. -New York,

1968. Наиболее свободна от домысла работа: Schaller G. В., Lowther C.R. The Relevance of

Carnivore Behaviour to The Stude of Early Hominids. // Southwestern Journal of Anthropology, 1969,

Vol. 25, где авторы делают такой вывод из своих детальных исследований: «Группа плотоядных

гоминид кормилась посредством комбинирования питания падалью и убивания больных

животных». Однако убивание больных животных в статье ничем не подтверждено.

См. Поршнев Б. Ф. О древнейшем способе получения огня. // Советская этнография. 1955. № 1.

Его же. Новые данные о высекании огня. // Краткие сообщения Ин-та этнографии АН СССР. 1955.

Вып. XXIII.

См. Звегинцев В. А. Теоретическая и прикладная лингвистика. -М., 1968. С. 82.

См. Валлон А. От действия к мысли. С. 90.

См. Анцыферова Л. И. Анри Валлон и актуальные проблемы психологии. // Вопросы

психологии. 1969. № 2. С. 189.

110 Б. Ф. ПОРШНЕВ. О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

«Там же. С. 187.

Бернал Дж. Электронная машина — придаток мозга. // Возможное и невозможное в кибернетике. — М.,

1963. С. 73.

Цит. по: Звегинцев В. А. Теоретическая и прикладная лингвистика. С. 20.

См. Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. — Л., 1969.

См. Барнетт А. Род человеческий. — М., 1968.

Некоторые лингвисты своими методами обосновывают такую датировку: Van Ginneken. La

reconstruction typologique des langues archaiques de 1'humanite. // Verhandluneen d.k. Niederland.

Akad. Bd. 44. 1939; Pumphrey R. I. The Origin of Language. - Liverpool, 1951; Paguet R. A. S. The

Origin of Language with Special Reference to the Paleolithic Age. // Cahiers d'Histoire Mondiale. Vol. I.

N 2. Oct. 1953

См. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 338 (Примечание).

Там же. Т. 12. С. 710.

Там же. Т. 23. С. 189.

Там же. С. 191-192.

Удачные формулировки см. в статье: Шогам А. Н. Проблема сознания и психологическая модель

личности. // Проблемы сознания. Материалы симпозиума. - М., 1966. С. 196, 201.

Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 29.

См. Крушинский Л. В. Экстраполяция и её значение для изучения элементарной рассудочной

деятельности у животных. // Успехи современной биологии. Т. 64. Вып.З (6), 1967.

См. Афанасьев В. Г. Об управлении высшим организмом. // Вопросы философии. 1969. № 5.

э?

Чуприкова Н. И. Слово как фактор управления в высшей нервной деятельности человека. - М., 1967. С.

308.

См. Лурия А. Р., Цветкова Л. С. Нейропсихологический анализ решения задач. Нарушения процесса

решения задач при локальных поражениях мозга. — М., 1966.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Психофизиологические механизмы второй

сигнальной системы

Глава 3 ФЕНОМЕН ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ РЕЧИ

I. О речевых знаках

Возникновение человеческой речи — одновременно и «вечная проблема» науки, и проблема

всегда остававшаяся в стороне от науки: на базе лингвистики, психологии, археологии,

этнографии, тем более спекулятивных рассуждений или догадок, даже не намечалось

основательного подступа к этой задаче.

Что время для такого подступа пришло, об этом свидетельствуют участившиеся за последние

два десятилетия и даже за последние годы серьёзные попытки зарубежных учёных открыть

биологические основы, мозговые механизмы и физиологические законы генезиса и

осуществления речевой деятельности (Пенфильд и Роберте, Леннеберг, Макнейл, Каунт, Ка-

рини, Уошбарн и др.)

Но недостаток, ограничивающий продвижение всех этих научных усилий, состоит в том, что само

явление речи рассматривается как некая константа, без попытки расчленить её

112 Б. Ф, ПОРШНЕВ. О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

на разные уровни становления (особенно в филогенезе) и тем самым вне идеи развития.

Между тем, как будет показано в настоящей книге, вопрос не имеет решения, пока мы не

выделим тот низший генетический функциональный этап второй сигнальной системы,

который должен быть прямо выведен из общих биологических и физиологических основ

высшей нервной деятельности

Сейчас для нового этапа исследования проблемы возникновения человеческой речи

существует по меньшей мере четыре комплекса научных знаний: 1) современное общее

языкознание, в особенности же ответвившаяся от него семиотика — наука о знаках; 2)

психолингвистика (или психология речи) с её революционизирующим воздействием на

психологическую науку в целом; 3) физиология второй сигнальной системы, нормальная и

патологическая нейропсихология речи; 4) эволюционная морфология мозга и органов речевой

деятельности. Этот перечень не следует понимать в том смысле, что достаточно было бы

свести воедино данные четыре комплекса знаний для получения готового ответа. Такое их

сопоставление всего лишь настоятельно укажет на недостающие звенья.

С другой стороны, возобновление усилий в вопросе о времени, условиях, причинах