266
всюду встретить то, что называется – «вещь», обеспечивающая
возможности таких поворотов. В свое время в книге «Верую-
щий разум. Книга бытия и Салический закон» я писала о тро-
пологии-крыше, или венце мироздания как символе этическо-
го держания мира, где «тем, что должно делать», сберегаются
его границы – и в этом долг философии. Теперь я добавила бы,
что она, эта тропология-поворотность означает границу и между
концом чего-то одного и неведомым началом «некоести», уко-
лом в то, что мгновенно покажет размах вещей и вещи, если и
не саму вещь, утопшей в дословности, а следовательно, находя-
щейся в забвении, потому что нет еще слова о ней, а есть догад-
ки, загадки, домыслы, помыслы, предрассудки, возможные,
однако, как ни странно это звучит, для строгой мысли – без нее
ни одну загадку не разгадать. Тема вещи возникла на очеред-
ном повороте, вовсе не случайно охарактеризованном через
странное, вполне бытовое словечко «вещизм». Многие из нас
погрязли в нем, одни полагая, что надо как-то выбираться, дру-
гие открыв в нем некоторые неведомые для себя философичес-
кие повороты. Ибо оказалось, что те самые вещи, столы и сту-
лья, сковородки, утюги убегали от Федоры вовсе не случайно:
их приговаривали к этому философы начальных веков фило-
софии – Платон, к примеру, считавший этот мир иллюзией. Так
чего же их мыть и блюсти в чистоте? В средние века так к миру
вещей не относились, ибо они были созданы по Слову Творца,
на них распространялась его трансцендентная сила. Но и тогда
их нужно было держать в скромности и бедности, бичуя плоть,
чтобы она не забывалась. И только мир науки вернул им при-
влекательность, показав, что они и есть истинное бытие. Здесь
корень новой онтологии, и здесь проходит водораздел между
философией и наукой. Наука потому и удерживает мир мысли,
а философия все еще остается в значительной степени науко-
учением, что они производят раскопки вещей среди вещей.
«Чистая» философия обозначила предел между собой и наукой,
и не исключено, что ее будущее будет востребовано именно
онаученной вещностью, она ее взалкает, потому что сама вещь
захочет вновь проникнуть в собственную суть. Сила наукоуче-
ния распространилась и на религию, которая, не забывая, что
она – не философия, не ориентирована на исключительно ра-