сведения, которыми члены семьи не располагают. Поскольку терапевт в таком
случае полагается исключительно на содержание рассказа, он неизбежно
заботится прежде всего о его полноте. Терапевт идет вслед за пациентом,
запрашивая у него новую информацию по тем вопросам, которые пациент сам
уже выделил как центральные, и старается не вмешиваться в рассказ,
развертывающийся по избранному пациентом пути. Терапевт лишь помогает
излагать материал, пока не получит достаточную информацию.
Такая форма расспросов способствует сохранению мифа об объективности
терапевта и реальности пациента. Терапевт уподобляется историку или
геологу, который пытается получить объективную информацию о том, что есть
“на самом деле”. Такого подхода к терапевтическому процессу
придерживаются терапевты, избегающие лично включаться в ход терапии,
боясь исказить “реальность”, и разделяющие терапевтический контекст на два
самостоятельных лагеря: “они”=— наблюдаемые и “мы”.
Однако терапевты, умеющие использовать межличностные каналы
общения, знают, что сам акт наблюдения оказывает влияние на наблюдаемое
явление, и поэтому они всегда имеют дело с приближенными величинами и
вероятными реальностями. Отвергая фантастические представления об
объективном терапевте и перманентной реальности, семейный терапевт в ходе
сеанса создает межличностный сценарий, по которому разыгрывается
дисфункциональное взаимодействие между членами семьи. Вместо того чтобы
слушать рассказ, терапевт ставит перед собой задачу затронуть те области,
которые семья определяет как существенные. Он исходит из того, что,
поскольку дисфункциональность семьи проявляется лишь в определенных
областях, проникнуть в суть семейной динамики позволит исследование
именно этих областей. Терапевт основывается на предположении, что в этих
взаимодействиях проявляется структура семьи и поэтому перед ним на
мгновение предстанет картина тех правил, которые определяют стереотипы
взаимодействий в семье. Благодаря этому и проблемы, и альтернативы
выявляются в настоящем времени и при участии терапевта.
Когда члены семьи разыгрывают какое-либо взаимодействие, обычные
правила, определяющие их поведение, выступают на первый план, создавая
аффективную напряженность, аналогичную той, которая проявляется в их
повседневных взаимодействиях дома. Однако в терапевтической ситуации,
когда терапевт контролирует контекст, он может опытным путем выяснить,
какие правила существуют в системе, оказывая покровительство различным
членам семьи или вступая с ними в коалиции, направленные против других
членов. Кроме того, терапевт может контролировать параметр времени. Он
может сказать членам семьи: “Продолжайте это взаимодействие”=—=или же
противодействовать попыткам других членов семьи сократить длительность
инсценировки. При этом терапевт пытается на время изменять характер
взаимосвязей между членами семьи, проверяя гибкость системы в условиях
“давления” с его стороны. Этот маневр предоставляет информацию о
способности семьи к изменениям в рамках данной терапевтической системы.
Такая инсценировка требует от терапевта активности и умения вовлекать и
мобилизовывать людей, чьи реакции нельзя предвидеть. Терапевт должен
уверенно чувствовать себя в открытых ситуациях, когда он не только помогает
сообщать информацию, но и “формирует” ее, оказывая давление на людей,
наблюдая и переживая их реакцию на свое вмешательство.
Кроме увеличения количества и повышения качества получаемой
информации, метод инсценировки с точки зрения терапии имеет и другие
преимущества. Во-первых, он облегчает формирование терапевтической
системы, поскольку создает прочные связи между членами семьи и
терапевтом. Члены семьи исполняют свой “танец” при участии терапевта,
который и сам выступает как музыкант и танцор, а не только как наблюдатель.
Во-вторых, когда семья разыгрывает свою реальность в терапевтическом
контексте, этой реальности бросается вызов. Любая семья преподносит себя
как систему с идентифицированным пациентом, которого окружают целители и
помощники. Однако когда она исполняет свой танец, поле зрения объектива
расширяется и охватывает не одного, а двоих или нескольких членов семьи.
Предмет наблюдения и вмешательства расширяется. В центре внимания
оказывается не пациент со своей патологией, а вся семья в