В религиозном смысле это, безусловно, так. Можно говорить о том, что если человек не
верит в Бога, то для него покаяние в подлинном смысле этого слова невозможно. Но такая
позиция в отношении к атеистам мне представляется, во-первых, очень жестокой и, отчасти,
высокомерной. А во-вторых, в реальной жизни есть немало людей, которые и страдают, и
каются, хотя в Бога не верят.
Однако идет ли речь о верующих, которые каются перед Создателем, или об атеистах,
мне кажется, в покаянии все-таки главное – страдание, а не просьба о прощении.
Противоположная позиция и порождает знаменитую поговорку: не погрешишь – не
покаешься.
Покаяние – обязательный религиозный акт в христианстве. Однако, как мне
представляется, недостаточно просто каждую неделю ходить к священнику и вспоминать
свои грехи. В этом случае покаяние легко может превратиться из очищающего акта в
формальный. (Хотя, безусловно, в такой формальности смысла куда как больше, нежели во
множестве иных.) Чтобы этого не произошло, покаяние, на мой взгляд, необходимо
отождествлять со страданием.
Надо ли много вещать о том, как любим мы сегодня мчаться по жизни? Надо ли долго
рассуждать о нашем неумении сосредотачиваться даже на чем-то важном для нашей жизни?
Ну и надо ли, в связи со всем этим, долго доказывать, что страдать по поводу своего греха
важней и, может быть, даже целительней, чем просто попросить прощения?
Покаяние требует сосредоточенности на том не благом поступке, который вы
совершили.
Сосредоточенности... То есть времени, отключения от иных проблем и дел... Это
трудно. Страдать – вообще противоестественно, а потому – нелегко.
И вот уже на смену покаянию сегодня все чаще приходит самобичевание.
Самобичевание – это, если можно так выразиться, покаяние без разума, а значит –
без страданий.
Я не верю людям, которые любят заниматься самобичеванием. На свете нет ничего
более простого, нежели ругать самого себя. Если человек занимается самобичеванием
публично, он, как правило, стремится к тому, чтобы его критические суждения о самом себе
опровергли. Если же человек занимается самобичеванием наедине с самим собой – это, чаще
всего, означает, что он не хочет переделываться и упивается собственной греховностью,
нередко называя ее самобытностью.
Ругать самого себя гораздо проще, чем страдать по поводу собственной греховности
или стараться самого себя переделать.
Почему, когда человек страдает по поводу совершенного греха, ему необходим
нравственный авторитет, с которым можно поделиться своим страданием?
Покаяние – это облегчение участи человека, а не «утяжеление» ее.
Желание каяться рождается тогда, когда уже нет никаких сил бороться с собственным
грехом, поэтому и появляется необходимость поделиться. Поскольку мы договорились о
том, что грех – это нарушение собственного нравственного закона, то каяться нужно перед
теми людьми, которые являются для нас нравственным авторитетом.
И снова возникает тот же вопрос: если есть Бог, значит, есть безусловный
Нравственный Авторитет, для чего же тогда искать людей?
Безусловно, покаяние перед Господом – единственное подлинное покаяние. Но живем
мы в мире реальном, от идеального весьма и весьма далеком.
Если бы люди Божьего Суда боялись больше, чем суда людского, мы жили бы совсем в
ином, куда более гармоничном мире.
Но это, увы, совсем не так. Поэтому большинству из нас столь важно, чтобы был
человек – свидетель нашего покаяния. Такой свидетель убережет нас от повторения ошибки.
Ведь покаяние – это некая нравственная гарантия того, что мы не повторим грех.
Стоит ли рассуждать о том, что абсолютной гарантии быть не может?
Но в принципе, говорить хоть о какой-то уверенности в том, что мы не повторим