(S) — это всегда причина, реакция (R) — всегда следствие. Одна-
ко описать поведение (не только человека, но даже и животного)
как жесткую цепочку стимулов и реакций никогда и никому еще
не удавалось. Любое исследование, проводимое в плане линейного
детерминизма, сталкивалось с массой «нарушений» такой цепочки.
В этой связи пришлось в понятийный аппарат бихевиоризма
ввести понятие «промежуточные переменные»; связь между стиму-
лом и реакцией стала рассматриваться не как прямая и жесткая, а
как опосредствованная состояниями реагирующего организма. Не
обсуждая вопроса о том, насколько продуктивным оказалось это
понятие, отметим, что самый факт его использования в схемах
анализа поведения подчеркнул несостоятельность (или по крайней
мере ограниченность) принципа линейного детерминизма. Вместе с
тем, как справедливо отмечает Д. Ковач [216], для бихевиоризма
был снят запрет на использование менталистских понятий, которые
первоначально им отвергались как якобы ненаучные. Бихевиористы
«благодаря этому (введению понятия «промежуточные перемен-
ные».— Б. Л.),— пишет он,— стали свободно пользоваться поня-
тиями, взятыми из ментализма, такими, например, как побуждение,
память, принятие решения, интеллект и др., правда, только в каче-
стве гипотетических конструктов промежуточных переменных»
[216, с. 50].
Казалось, что включение в формулу S—R «промежуточных пере
менных» дает возможность выхода из тупика, в который зашел би-
хевиоризм, следуя принципу линейного детерминизма.
Однако самое понятие «промежуточные переменные» — весьма
неопределенно. Оно лишь указывает на то, что связь между S и К
опосредствуется чем-то и что это «что-то» является переменным.
В конкретных исследованиях, опирающихся на принцип «про-
межуточных переменных», непрерывно накапливались новые и но-
вые факты, которые не только не вносили определенности в пони-
мание детерминации поведения, а, напротив, делали это понимание
еще более расплывчатым. Складывалась картина нагромождения
большого числа промежуточных переменных, связи между которы-
ми оказывались очень запутанными.
В этой ситуации спасательным якорем показалась идея веро-
ятностного детерминизма, согласно которой связь между причиной
и следствием является не жесткой и однозначной, а вероятностной.
Воздействие события А (причина) может вызвать ответ (следствие)
либо В, либо С, либо D и т. д.; при этом вероятности каждого из
ответов могут быть различными. Конечно, это был некоторый шаг
вперед. Реализация принципа вероятностного детерминизма в ис-
следованиях поведения позволила получить новые ценные для пси-
хологии результаты (в частности, в психофизике и исследовании
реакций).
И все же определение вероятностей возможных вариантов пове-
денческого акта в разных ситуациях дает лишь внешнюю, формаль-
ную картину, но не раскрывает характер детерминации содержа-
тельно. Остается вопрос: почему? Почему, казалось бы, одно и
116
го же воздействие вызывает то один, то другой, то третий и т. д. от-
вет?
В общем виде, можно сказать, что это зависит от условий, в ко-
торых происходит поведенческий акт. Или иначе, связь причины и
следствия опосредствуется внешними и внутренними условиями, в
которых она осуществляется. Здесь мы снова возвращаемся к идее
опосредствования. В самой этой идее, конечно, ничего дурного нет.
Туман и неопределенность возникают тогда, когда просто утверж
дается факт опосредствования, но не раскрывается, что и как
опосредствует связи между изучаемыми явлениями. Понятие «про
межуточные переменные» в этом плане мало что объясняет. Оно,
как уже отмечалось, констатирует, что есть «нечто» (гипотетиче
ский конструкт) между внешним воздействием и поведенческим
актом и это «нечто» — переменное. Но что представляет собой это
«нечто», как оно включено в причинно-следственные связи и нсоб
ходимо ли это включение? Эти вопросы в концепции промежуточ
ных переменных не раскрываются.
Чтобы понять причинно-следственные связи в сложных систем-
ных объектах, мало сказать, что они являются опосредствованны-
ми. Необходимо раскрыть реальные функции тех звеньев системы,
которые выступают в роли опосредствующих. Если эти функции не
раскрыты, то мы попадем в «трясину неопределенности»
23
.
Именно в связи с задачей изучения реальных функций психики
в поведении сформировалась и развивается та линия психологиче-
ских исследований, которая заложена трудами основоположника
отечественной психологии И. М. Сеченова, твердо стоявшего на по-
зициях материалистического детерминизма. Сеченов писал, что
«действия человека... безусловно подчинены закону причинности»
[437, с. 439]. Вместе с тем, сравнивая человека с автоматом, он от-
мечал, что человек отличается от автомата чрезвычайным разнооб-
разием действий «при одинаковых с виду условиях» [437, с. 437].
За человеком всегда остается возможность поступать «па много
разных ладов при одинаковых условиях» [437, с. 431].
Анализируя поведение, Сеченов утверждал, что внешние условия
действуют не иначе, как через посредство психологических харак-
теристик и свойств человека. Именно психика является тем звеном,
которое необходимым образом опосредствует связь внешних воз-
действий и поведенческих актов. Тем самым психическое было по-
ставлено в единый ряд причинно-следственных связей материаль-
ного мира. Из рефлекторной теории Сеченова вытекает, что мы не
можем понять психическое иначе, как через изучение поведения, и
что вместе с тем анализ поведения предполагает необходимым об
разом изучение психического.
Раскрывая основные функции психики в поведении, Сеченов
23
Само по себе утверждение о том, что что-то чем-то опосредствуете,!, еще
не дает действительного детерминистского объяснения явления. Оно может
привести к ситуации дурной бесконечности опосредствовании, к идее всеоб-
щего опосредствования («все всем опосредствуется»), которую в свое время
критически оценил Гегель, рассматривая философскую концепцию Якоби.
117