ЛОГОС 2009 №4-5 (72)

Подождите немного. Документ загружается.

Лqxq{ 4–5 (72) 2009 101

Краус, жаждавшими защитить знамя цивилизации. Пыль, поднятая

этими склоками не сделала спорящих более популярными. Были так-

же иудеи, выделяющиеся среди вождей социал-демократической пар-

тии, а так как они были, в качестве вожаков, мишенью грубых нападок,

то и они поучаствовали в нагнетании напряжения.

Ясно, что проблема существовала. Многие иудеи выглядели подозри-

тельно отличными от «автохтонного» населения. Бедных евреев было

гораздо больше, чем богатых; но некоторые из богатых были типичны-

ми нуворишами.

По случайности, хотя в Англии антисемитизм связан с идеей, что

иудеи являются (или являлись) ростовщиками

—

как в «Венецианском

купце» или у Диккенса, Троллопа

—

я никогда не слышал такого предпо-

ложения в Австрии, по крайней мере, до подъема нацизма. Было немно-

го еврейских банкиров, таких как австрийские Ротшильды, но я никогда

не слышал, чтобы кто-то обвинял их в ростовщичестве того типа, кото-

рый описывается в английских романах.

В Австрии антисемитизм был в основном выражением враждебно-

сти к тем, кто воспринимался чужаком; это чувство эксплуатировалось

не только немецкой националистской партией Австрии, но и католиче-

ской партией. И, что характерно, это отвратительное неприятие чужа-

ков (отношение, кажется, почти универсальное) разделялось многими

семьями еврейского происхождения. Во время Первой мировой вой-

ны в Вену устремился поток еврейских беженцев из старой Австрий-

ской империи, в которую вторглась Россия. Эти «восточные евреи»,

как их называли, прибыли из настоящих гетто, и их отвергали те евреи,

которые давно осели в Вене, ассимиляционисты, ортодоксальные

евреи и даже сионисты, которые стыдились тех, кого они считали свои-

ми бедными родственниками.

Эта ситуация улучшилась в правовом смысле с распадом Австрий-

ской империи в конце Первой мировой войны; но как мог предвидеть

любой, обладающий хоть долей здравого смысла, ухудшилась в социаль-

ном плане: многие евреи, чувствуя, что свобода и полное равенство ста-

ли реальностью, вполне по понятным причинам, но не очень благора-

зумно, пошли в политику и журналистику. Большинство из них хотели

добра; но приток евреев в левые партии способствовал падению этих

партий. Кажется вполне очевидным что при росте латентного народно-

го антисемитизма, лучшее, что мог сделать социалист еврейского про-

исхождения для своей партии

—

это не пытаться играть в ней важную

роль. Достаточно странно, но очень немногие поняли это очевидное

правило.

В результате борьба между правыми и левыми, которая почти с само-

го начала приняла вид гражданской войны, велась правыми все боль-

ше и больше под флагом антисемитизма. Были частые антисемитские

выступления в Университете, и постоянно звучали протесты против

чрезмерного числа евреев среди профессуры. Для любого человека

2009-5_Logos.indb 1012009-5_Logos.indb 101 18.03.2010 15:21:4318.03.2010 15:21:43

102

Карл Поппер

с еврейскими корнями оказалось невозможным стать университетским

преподавателем. И конкурирующие правые партии пытались переще-

голять друг друга своей враждебностью к евреям.

Описание других причин, по которым, как я ожидал, социал-демо-

кратическая партия могла потерпеть поражение уже, по крайней мере,



года, можно найти в некоторых примечаниях к моему «Открыто-

му обществу». В основном, они были связаны с марксизмом

—

в частно-

сти, с тактикой (сформулированной Энгельсом) использования наси-

лия, по крайней мере, в качестве угрозы. Угроза насилия дала полиции

повод в июле



года расстрелять в Вене множество мирных и нево-

оруженных рабочих социал-демократов и случайных свидетелей. Мы

с женой (тогда мы еще не были женаты) оказались в числе потрясенных

очевидцев этой сцены. Мне стало понятно, что тактика социал-демокра-

тических лидеров, хотя они и действовали из добрых побуждений, была

безответственной и самоубийственной. (Случайно я узнал, что Фриц

Адлер

—

сын одного из главных вожаков венских социал-демократов, друг

Эйнштейна и переводчик Дюгема

—

когда я встретил его в июле



года,

через несколько дней после бойни, был того же мнения). Однако прошло

более шести лет прежде чем окончательное самоубийство социал-демо-

кратической партии привело к концу демократии в Австрии.

. Эмиграция: Англия и Новая Зеландия

Моя «Logik der Forschung», как не удивительно, прославилась далеко

за пределами Вены. Было больше рецензий на большем количестве язы-

ков, чем через двадцать пять лет, после публикации «Логики научного

открытия», и даже на английском рецензий было больше. Вследствие

этого я получил много писем из разных европейских стран и множество

приглашений выступить с лекциями, включая приглашение от профес-

сора Сьюзен Стеббинг из Бедфорд-колледж в Лондоне. Я прибыл в Анг-

лию осенью



года, чтобы прочесть две лекции в Бедфорд-колледже.

Меня пригласили поговорить о моих собственных идеях, но на меня

произвели такое впечатление достижения Тарского, тогда совершенно

неизвестного в Англии, что я выбрал их темой моих выступлений. Моя

первая лекция была по «Синтаксису и семантике» (семантике Тарско-

го), а вторая по теории истины Тарского. Я полагал, что именно тогда

я впервые пробудил интерес у профессора Джозефа Генри Вуджера,

биолога и философа биологии, к работе Тарского. В целом в



–



году

я дважды подолгу оставался в Англии, с коротким перерывом, проведен-

ном в Вене. В своей школе я считался в неоплачиваемом академическом

отпуске, а моя жена продолжала преподавать и зарабатывать деньги.

Во время этих визитов в Англию я прочел не только эти две лекции

в Бедфорд-колледж, но и три лекции по теории вероятности в Импе-

риал-колледж, по приглашению Гаймена Леви, профессора математи-

ки в Империал-колледже; и прочел два доклада в Кембридже (в при-

2009-5_Logos.indb 1022009-5_Logos.indb 102 18.03.2010 15:21:4318.03.2010 15:21:43

Лqxq{ 4–5 (72) 2009 103

сутствии Дж. Э. Мура, а на втором докладе К. Г. Лэнгфорда, амери-

канского философа, который блистал во время дискуссии) и один

в Оксфорде, где Фредди Айер еще ранее представил меня Исайе Бер-

лину и Гилберту Райлу. Я также прочел доклад по «Нищете историциз-

ма» на семинаре профессора Хайека в Лондонской школе экономиче-

ских и политических наук (L. S. E.). Хотя Хайек прибыл из Вены, где он

был профессором и директором Института изучения торгового цикла

(Konjunkturforschung), я впервые встретил его в

L. S. E.

Лайонел Роб-

бинс (ныне Лорд Роббинс) присутствовал на этом семинаре также и

Эрнст Гомбрих, историк искусства. Через много лет Дж. Л. С. Шэкл, эко-

номист, сказал мне, что он тоже там был.

В Оксфорде я встретил Шредингера, и мы с ним подолгу разговари-

вали. Он был очень несчастлив в Оксфорде. Он приехал туда из Бер-

лина, где руководил семинаром по теоретической физике, который,

вероятно, был уникален в истории науки: Эйнштейн, фон Лауэ, Планк

и Нернст

³⁶

были среди его регулярных участников. В Оксфорде он

был принят очень гостеприимно. Он, конечно, не мог рассчитывать

на семинар гигантов; но ему не хватало страстного интереса к теоре-

тической физике как среди студентов, так и среди преподавателей. Мы

обсуждали мою статистическую интерпретацию принципа неопреде-

ленности Гейзенберга. Он очень интересовался квантовой механикой,

но относился скептично к тогдашнему положению дел в ней. Он дал

мне несколько напечатанных текстов своих докладов, в которых выра-

жал сомнения относительно копенгагенской интерпретации; хорошо

известно, что он никогда так и не примирился с ней

—

то есть с «допол-

нительностью» Бора. Шредингер упомянул, что может вернуться в Авст-

рию. Я пытался разубедить его, потому что он не делал секрета из сво-

их антинацистских взглядов, когда покидал Германию, и это могло быть

использовано против него, если бы нацисты захватили власть в Авст-

рии. Но в конце осени



года он все же вернулся. Кафедра в Граце

оказалась вакантной, и Ганс Тирринг, профессор теоретической физи-

ки в Вене, предложил, что он оставит свою кафедру в Вене и поедет

в Грац, с тем, чтобы Шредингер занял его пост в Вене. Но Шредингер

на это не согласился, он сам поехал в Грац и остался там на восемна-

дцать месяцев. После вторжения Гитлера в Австрию, Шредингер и его

жена Анне-Мария едва успели сбежать. Она повела их машину к одно-

му месту у итальянской границы, и там они вышли. Взяв с собой толь-

ко ручную кладь, они пересекли границу. Из Рима, куда они прибыли

почти без гроша, им удалось позвонить Де Валера, премьер-минист-

ру Ирландии (и математику), который, по счастью, оказался в Жене-

ве, и Де Валера сказал им приезжать к нему туда. На итало-швейцар-

³⁶

Макс фон Лауэ (



–



), нобелевский лауреат



г., защищал «еврейскую физи-

ку» (в том числе Эйнштейна, за что был досрочно отправлен на пенсию в



г.),

Вальтер Фридрих Нернст (



–



), основатель физической химии.

—

Прим. перев.

2009-5_Logos.indb 1032009-5_Logos.indb 103 18.03.2010 15:21:4318.03.2010 15:21:43

104

Карл Поппер

ской границе они вызвали подозрение у итальянских пограничников

тем, что почти не имели с собой багажа, а денег

—

всего на сумму, рав-

ную одному фунту. Их сняли с поезда, который покинул пограничную

станцию без них. В конце концов им позволили сесть на следующий

поезд в Швейцарию. Так Шредингер стал старшим научным сотрудни-

ком Института специальных исследований в Дублине, который тогда

даже не существовал (и до сих пор в Британии нет такого института).

Переживание, одно из тех, которые мне навсегда запомнились

от моей поездки в Англию в



году, связано с посещением заседания

Аристотелевского Общества, куда меня привел Айер, и где выступал

Бертран Рассел, возможно, самый великий философ после Канта.

Рассел читал доклад по «Пределам эмпиризма». Полагая, что эмпи-

рическое знание достигается индукцией, и одновременно находясь под

большим впечатлением от критики индукции Юмом, Рассел предполо-

жил, что мы должны признать некоторые Принципы индукции, которые,

в свою очередь, не основаны на индукции. Таким образом, принятие

этого принципа обозначило пределы эмпиризма. Тогда я в «Grundprob-

leme», и более кратко в «Logik der Forschung», приписал эти аргументы

Канту, и мне показалось, что позиция Рассела была в этом отношении

идентична априоризму Канта.

После лекции было обсуждение, и Айер подтолкнул меня выступить.

И вот я сначала сказал, что вовсе не верю в индукцию, даже хотя и верю

в обучение на основе опыта, и не верю в эмпиризм без этих кантовских

границ, которые предложил Рассел. Это заявление, которое я сформу-

лировал очень кратко и язвительно, насколько позволял мой англий-

ский, было хорошо встречено аудиторией, которая, как казалось, при-

няла его за шутку и стала смеяться. Сделав вторую попытку, я заявил,

что все неприятности происходят из ошибочного предположения, что

научное знание является видом знания

—

знания в обыденном смысле,

в котором если я знаю, что идет дождь, это должно быть истинным, так

что знание подразумевает истину. Но, как я сказал, то, что мы называ-

ем «научным знанием»

—

гипотетично, и часто не-истинно, не говоря

о тех случаях, когда оно истинно явно или возможно (в смысле подсче-

та вероятности). И снова аудитория приняла это за шутку или за пара-

докс, все засмеялись и захлопали. Я сомневаюсь, был ли там кто-нибудь,

кто хотя бы подозревал, что я не только серьезно придерживаюсь этих

взглядов, но и считаю, что со временем они станут широко распростра-

ненными и общепринятыми.

Именно Вуджер предложил, чтобы я отозвался на объявление об

открытии вакансии преподавателя философии в университете Новой

Зеландии (в университетском колледже Кантерберри, как тогда назы-

вался нынешний Университет Кантерберри). Кто-то

—

может быть, Хай-

ек

—

представил меня доктору Уолтеру Адамсу (впоследствии ставше-

му директором Лондонской школы экономики) и мисс Эстер Симсон,

которые совместно возглавляли Совет по академическому содействию,

2009-5_Logos.indb 1042009-5_Logos.indb 104 18.03.2010 15:21:4318.03.2010 15:21:43

Лqxq{ 4–5 (72) 2009 105

тогда пытавшийся помочь многим ученым-беженцам из Германии, и уже

начавший помогать некоторым из Австрии.

В июле



года я уехал из Лондона в Копенгаген

—

меня прово-

жал Эрнст Гомбрих

—

чтобы поучаствовать в Конгрессе и встретить-

ся с Нильсом Бором. Из Копенгагена я вернулся в Вену, проехав через

гитлеровскую Германию. В конце ноября я получил письмо от докто-

ра А. С. Эвинга, в котором мне предлагалось академическое гостепри-

имство от имени факультета моральных наук при Кембриджском уни-

верситете, вместе с ним пришло письмо о поддержке от Уолтера Адам-

са из Совета по академическому содействию; вскоре после Рождества



года я получил по кабелю предложение занять пост лектора в Кан-

терберрийском университетском колледже, в Крайстчерч, Новая Зелан-

дия. Это был нормальный пост, в то время как Кембридж предлагал

мне положение беженца. И моя жена, и я предпочли бы поехать в Кем-

бридж, но я подумал, что это предложение гостеприимства можно пере-

адресовать и кому-то другому. Итак, я принял предложение из Новой

Зеландии и попросил Совет по Академическому Содействию и Кем-

бридж принять Фрица Вайсмана из Венского кружка вместо меня. Они

согласились на эту просьбу.

Мы с женой уволились из наших школ, а через месяц покинули Вену

и уехали в Лондон. После пяти дней в Лондоне мы отплыли в Новую

Зеландию и прибыли в Крайстчерч в первой неделе марта



года,

успев как раз к началу новозеландского академического года.

Я был уверен, что вскоре моя помощь может понадобиться авст-

рийским беженцам, спасающимся от Гитлера. Но лишь на другой год,

когда Гитлер вторгся в Австрию, начали приходить крики о помощи.

В Крайстчерче был учрежден комитет по получению разрешений для

беженцев приехать в Новую Зеландию; некоторых спасли из концлаге-

рей и тюрем благодаря энергии доктора Р. М. Кемпбелла из Верховной

Комиссии Новой Зеландии в Лондоне.

Перевод с английского Андрея Лазарева

2009-5_Logos.indb 1052009-5_Logos.indb 105 18.03.2010 15:21:4318.03.2010 15:21:43

106

Диалог Вадима Россмана и Ярослава Шрамко

Должен ли философ

быть поэтом?

¸}qx ª¸}| q{{|

} ¬q{ª ~|±q

Прудон написал книгу «Философия нищеты». Маркс ответил

ему «Нищетой философии». Мы часто говорим о присутствии

философии в поэзии и науке, но реже о научности или поэзии

самой философии. В диалоге двух философов обсуждаются

проблемы природы философского знания, статуса философии

в современном мире, а также перспективы ее развития. В цен-

тре дискуссии

—

концепции философии как науки и филосо-

фии как поэтического творчества, соотношение теоретическо-

го и нормативного подходов, иерархия разделов философии.

Авторы также обсуждают особенности современной интеллек-

туальной ситуации, конвергенцию различных традиций, школ

и направлений, знаменующую собой наступление своего рода

«века сплавов в философии».

Ярослав Шрамко. Широко распространено мнение, что философия

переживает сегодня далеко не лучшие времена. Ритуальные сетования

по поводу «кризиса философии» регулярно воспроизводятся в различ-

ных профессиональных и полупрофессиональных изданиях и перио-

дически озвучиваются на всякого рода форумах. В качестве неоспори-

мого признака такого неблагополучия обычно приводят те сложности,

с которыми сталкивается философия в системе высшего образования.

Учебные часы по философии постепенно урезаются. Иногда даже ста-

вится под сомнение целесообразность чтения этого курса для студентов

всех специальностей. Философам приходится сражаться за место под

солнцем и, отстаивая свое право на существование, доказывать собст-

венную нужность и значимость. Подобные процессы в той или иной

степени характерны для всех стран так называемого «постсоветского

пространства». Поэтому в нашем разговоре мне хотелось бы поднять

ряд фундаментальных вопросов о сути философии, ее необходимости

и пользе для профессиональной подготовки.

2009-5_Logos.indb 1062009-5_Logos.indb 106 18.03.2010 15:21:4418.03.2010 15:21:44

Лqxq{ 4–5 (72) 2009 107

Вадим Россман. За годы советской власти бывший советский чело-

век, вероятно, так же устал от философии как чего-то назойливого

и докучного, как западный человек устал от порнографии или рекла-

мы. На Западе философия никогда не занимала того места, которое

она занимала в

СССР

. Но и здесь после окончания холодной войны

—

не знаю, как точнее определить эту связь, но не думаю, чтобы это было

простым совпадением,

—

социальный вес философии, как и некото-

рых других дисциплин гуманитарного цикла, снизился как в общест-

ве в целом, так и в учебных процессах. Классы по философии стали

уплотняться, как, впрочем, и по многим другим гуманитарным дисцип-

линам. В упадок пришла славистика, которая в значительной степени

подпитывалась деньгами Пентагона. Несколько лет назад одна из наи-

более популярных и многотиражных газет Великобритании Daily Tel-

egraph опубликовала список ста ныне живущих гениев, куда каким-то

образом попали и три философа. Хомский, скорее лингвист, чем фило-

соф, а также случайная новозеландская феминистка и переводчик Кир-

кегора

—

малоизвестные и не очень значимые фигуры. Среди тех, кого

по-английски называют public intellectuals, практически нет философов.

Вероятно, можно говорить об определенном циклическом кризисе или

конце какого-то важного этапа в интеллектуально-философском разви-

тии. Весьма сходные процессы имеют место и в России. Видимо, сего-

дня теряется и ускользает смысл самого предмета философии, стано-

вится не совсем ясной ее природа.

Я. Ш. В одном из современных учебных пособий по философии, пред-

назначенном для студентов нефилософских специальностей, филосо-

фия определяется как «теоретически осмысленное мировоззрение».

Такое понимание философии как особого вида мировоззрения явля-

ется у нас сейчас довольно распространенным и считается чуть ли

не общим местом. На ваш взгляд, насколько это определение, и в целом

такое понимание, обоснованно? Продуктивно ли вообще определять

философию через мировоззрение?

В. Р. Действительно, само слово «мировоззрение» кажется несколько

расплывчатым, хотя я и не считаю его таким уж анахронизмом.

Возможно, философию и в самом деле нужно определять каким-то

более энергичным, активным способом. Философия, если угодно,

—

это

особая форма интеллектуального насилия. Тем не менее термин «миро-

воззрение» обладает определенными достоинствами, так как в нем

сочетаются моменты знания и ценности. Мировоззрение подразумева-

ет наличие какого-то кругозора и ориентацию на определенные цен-

ности. Этот термин также хорош тем, что указывает на предмет как

на нечто целое, а как раз этот момент видения целого и оказывается

упущенным в бесконечном процессе специализации и дробления зна-

ния. Поэтому видение и понимание целого приобретает особую значи-

2009-5_Logos.indb 1072009-5_Logos.indb 107 18.03.2010 15:21:4418.03.2010 15:21:44

108

Диалог Вадима Россмана и Ярослава Шрамко

мость, а философия по определению как раз и занимается этим целым.

К тому же философия

—

это не совсем наука. В ней есть как научный эле-

мент, так и элемент поэтический, элемент искусства. Ну а какое альтер-

нативное определение предложили бы вы?

Я. Ш. Дать определение философии, конечно же, чрезвычайно труд-

но, если вообще возможно. Поэтому я бы избрал здесь более осторож-

ный способ выражения и скорее вел бы речь о том или ином «понима-

нии философии», то есть о том, что представляет (или должна пред-

ставлять) собой философия в целом, какие задачи может (или должен)

ставить перед собой всякий, желающий заниматься философией и пре-

тендующий на звание «философа». Здесь мне представляется важ-

ным с самого начала выделить и зафиксировать некоторые ключевые

моменты. Прежде всего, я убежден, что основная задача философии

—

это давать новое знание. В этом отношении философия практически

ничем не отличается от других наук, таких как физика, математика или

история. Поэтому мой ответ на старый, но вновь и вновь оказываю-

щийся в центре оживленных дискуссий вопрос о том, является ли фило-

софия наукой,

—

в целом утвердительный. В той мере, в какой филосо-

фия способна и должна производить знание, философия, несомненно,

является наукой. Другое дело, что эта наука, впрочем, как и любая дру-

гая, имеет свою особую специфику, обуславливаемую особенностями

ее предмета, а также задействуемого понятийного и методологическо-

го инструментария.

В. Р. Действительно предмет философии не так просто обозначить.

Исторически сама конфигурация и пространство философии значи-

тельно менялись.

Но моменты ценностей и поэзии поверх знаний всегда оставались

фундаментальными. Идея ценности заложена уже в самом нормативном

характере философии. Нормативный смысл философии проявляется

в природе философских вопросов и отнюдь не только в области эти-

ки и эстетики. Что в жизни важно и что не так существенно, как нужно

мыслить, как мыслить нельзя, что следует считать причиной, а что след-

ствием, как следует поступать, что можно считать прекрасным, а что

нельзя, как человечество на каждом данном этапе осознает свои задачи

и как их можно осознавать? Все это нормативные вопросы, а следова-

тельно, и вопросы о ценностях. В том числе, кстати, и логика.

Я. Ш. Я бы не согласился с представлением о нормативном характе-

ре философии. В моем понимании нормативность предполагает выра-

ботку, и даже навязывание, тех или иных регуляторов и ценностей.

Конечно, философия в значительной степени имеет дело с ценностя-

ми, но она их не вырабатывает (и не должна вырабатывать), а изучает.

Вернее сказать, если философия и производит ценности, то не в боль-

2009-5_Logos.indb 1082009-5_Logos.indb 108 18.03.2010 15:21:4418.03.2010 15:21:44

Лqxq{ 4–5 (72) 2009 109

шей мере, чем любая другая наука. Ясно, что новое знание может иметь

и часто имеет для человека большую ценность. Однако, на мой взгляд,

ошибочно было бы полагать, что философия вправе определять, что

именно для человека должно быть ценностью, а что

—

нет. Философия

изучает актуальные и потенциальные (то есть как действительные, так

и возможные) системы ценностей и норм, но она именно изучает их,

а вовсе не разрабатывает или провозглашает. Кроме того, философия

делает объектом теоретического анализа само понятие нормы и цен-

ности. Нормы вырабатываются человечеством в целом или отдельны-

ми национальными, социальными, религиозными и т. п. общностя-

ми (группами) в значительной мере стихийно, в ходе, как это принято

говорить, «исторического развития»; они выражаются и системати-

зируются посредством всевозможных религиозных, идеологических,

политико-правовых учений, концепций и систем, в различного рода

писаных и неписаных правовых и моральных «кодексах». Философия,

конечно же, должна изучать такие учения, концептуальные системы

и такие стихийно складывающиеся нормы. Возможно, она даже способ-

на внести некоторый вклад в их оформление (формулировку) и уточ-

нение. Но на большее подлинная философия, на мой взгляд, претен-

довать не может и не должна, если не хочет сама превратиться в раз-

новидность религии или идеологии. Иными словами, философия,

несомненно, изучает оценочные суждения, но сами суждения филосо-

фии не имеют (да и не должны иметь) оценочного характера. Конечно,

вовсе обойтись без использования «оценочной терминологии» в фило-

софии очень трудно, да и вряд ли возможно. Но точно так же, как для

характеристики тех или иных явлений природы часто применяют «оце-

ночные термины» (говорят, например, об «ужасном» землетрясении

или «благодатном дожде»), однако было бы смешно на этом основании

подводить такие явления под моральные нормы.

Важно иметь в виду, что о нормах и оценках в собственном смысле

можно вести речь лишь применительно к человеку, то есть имея в виду

нормы человеческого поведения и отношения человека к миру и другим

людям. Если же под нормами подразумевать те или иные условия, нала-

гаемые на определенные объекты или структуры, то философия, конеч-

но же, формулирует такие условия, но в этом она ничем не отличает-

ся от любой другой науки. Например, согласно евклидовой геометрии,

кратчайшим путем между любыми двумя точками «должна быть» пря-

мая. А в ньютоновской механике постулируется, что действие «долж-

но быть» равно противодействию. Вряд ли, однако, здесь уместно гово-

рить собственно о нормах и о подлинном долженствовании, разве толь-

ко в каком-то метафорическом смысле.

Вообще говоря, если исходить из представления о философии как

о науке, то следует признать, что философия не может иметь норматив-

ный характер, поскольку нормативных наук просто-напросто не сущест-

вует. Наука, по самой сути, представляет собой совокупность истинных

2009-5_Logos.indb 1092009-5_Logos.indb 109 18.03.2010 15:21:4418.03.2010 15:21:44

110

Диалог Вадима Россмана и Ярослава Шрамко

суждений, а нормативные утверждения не подлежат характеристике

в терминах истины или лжи. Понятие «нормативной науки» является

своего рода неокантианским пережитком.

В. Р. Мне кажется, без оценки в философии просто невозможно обой-

тись. Более того, нормы незримо присутствуют не только в философии,

но в самых разных науках. Даже самые незаинтересованные исследова-

ния, скажем, в социальных науках имеют в своей основе определенные

нормативные предположения, часто имплицитные и далеко не всегда

очевидные. Многие современные философские исследования пытают-

ся преодолеть крайний дуализм между оценками и чистыми дескрип-

циями, который был характерен для века Просвещения, особенно

у Юма, и в наиболее жесткой форме отстаивался британскими фило-

софами, например метаэтиками. Философия

—

это всегда медитация

о ценностях, попытка их взвесить и обосновать, и логика всегда была

и будет оставаться только вспомогательной дисциплиной в архитекто-

нике философского знания, что, как мне кажется, нисколько не умаля-

ет ее значения. Вообще ценности не кажутся мне какими-то чисто субъ-

ективными и внутренне иррациональными категориями, которые нель-

зя обсуждать объективно и рационально выбирать, но именно так они

предстают в дискуссиях некоторых аналитических философов, которые

предлагают вынести ценности за скобки философских занятий.

Истина, добро, красота и экономическая польза

—

таковы фундамен-

тальные ценности человека. Логика занимается одной из этих ценно-

стей

—

истиной

—

и уже поэтому является нормативной наукой. Итак,

философия оперирует ценностями и фактами, пропущенными через

горнило науки, и с помощью логических процедур передвигается между

ними. В выхолощенном варианте некоторых направлений аналитиче-

ской философии логика и эпистемология, то есть чисто инструменталь-

ные элементы, наоборот, занимают центральное место. Но я, конеч-

но, согласен с тем, что ценностями нельзя злоупотреблять или их про-

сто провозглашать

—

в этом и состоит отличие философии от религии.

Философия стремится к общезначимым и универсальным суждениям,

для чего по возможности необходимо придерживаться ценностно-ней-

тральной позиции.

Я. Ш. Все же следует проводить четкую границу между «взвешивани-

ем» ценностей и их обоснованием. Я вполне согласен с тем, что одной

из важнейших задач философии является теоретическое обоснование

тех или иных систем ценностей. Этим в значительной степени занима-

ется та же этика или, если угодно, такой раздел философии, как аксио-

логия. Однако сами эти системы ценностей не принадлежат филосо-

фии, и поэтому было бы несколько наивно ожидать от философии

какой-то абсолютной оценки тех или иных ценностей, то есть их «взве-

шивания» на каких-то универсальных метафизических весах. Такое

2009-5_Logos.indb 1102009-5_Logos.indb 110 18.03.2010 15:21:4418.03.2010 15:21:44