Левит С.Я. (сост.) Антология исследований культуры. Т 1. Интерпретации культуры

Подождите немного. Документ загружается.

Представляется сомнительным, чтобы какая-то абсолютная цифра могла иметь хоть

какое-нибудь значение: она неизбежно будет не более чем статистической средней,

выведенной из небольшого числа случаев и обладающей сомнительной ценностью. Иначе

говоря, неясно, является ли продолжительность существования per se чем-то внутренне

закономерным для культуры. Резонно полагать, что условия географической среды,

численность населения и сформировавшаяся культура, отличающиеся чрезвычайной

изменчивостью, могут оказывать достаточно большое влияние на продолжительность

существования культуры и не допускать в ней никаких количественных стандартов.

Между отдельными случаями больше сходства скорее не во временных параметрах, а в

конфигурации; а это означает, что реальные константы следует искать в самих процессах

роста.

Существует явная тенденция к совпадению во времени расцвета различных областей

деятельности, однако нет никаких явных свидетельств в пользу того, что успех в одном

виде деятельности должен непременно сопровождаться взлетом в других областях

деятельности. Другими словами, успеха могут достигать немногочисленные или вообще

отдельные типы деятельности; многим цивилизациям так и не удалось преуспеть в тех или

иных сферах деятельности. Тенденцию различных сфер культуры совмещаться по

времени в своем развитии можно объяснить тем, что особый успех в той или иной

деятельности предполагает высокий уровень культурной энергии, и коль скоро энергия

достигла такого уровня, то малове-

==492

роятно, чтобы она ограничилась единственной областью приложения. Между тем, опять-

таки нет никаких оснований считать, что если культурная энергия возросла, то она

непременно должна распространиться на все возможные области деятельности, ибо

цивилизации заметно отличаются друг от друга основными интересами и точками

приложения сил. Наиболее яркий пример плотного сосредоточения во времени

кульминаций развития в разных областях деятельности — греческая цивилизация.

Причиной его могла быть необычно малая численность населения; небольшим по

численности было не только население отдельных городов-государств, но и все население

Греции в целом. Наше знакомство с греческой историей позволяет придать этому случаю

статус отдельного типа. В плане одновременности развития разных сфер культуры он

почти уникален.

Не обнаруживается никаких явных свидетельств существования строгой

последовательности, в которой бы следовали друг за другом процессы роста в разных

сферах культуры. Что касается опережения развития живописи развитием скульптуры, то

в данном случае причина кроется не в логике развития, а в том, что скульптура —

физически более простое искусство. Если такая тенденция и в самом деле существует, то

она коренится скорее в законах природы, нежели в законах культуры. Наука связана

тесными узами с философией, философия, в свою очередь, — с религией, а религия — с

искусством. Но эти связи по-разному проявлялись в культуре. Наука, философия и

религия психологически стыкуются друг с другом, но их проявления в культурном

развитии могут быть многосторонне взаимосвязанными или не иметь почти никаких

связей.

Между тем, религия, как правило, предшествует эстетическому и интеллектуальному

развитию, и история искусств часто являет собою историю все большего освобождения от

религии, по мере которого они продвигаются к своей кульминации. Связь между религией

и искусствами зависит от того, как мы определим эти понятия. Мы вряд ли сумеем

вычленить философию и науку как таковые до тех пор, пока они не достигнут

определенного уровня развития и организации. Ниже этого порога — который мы точно

определить не можем, но тем не менее признаем, — данные области деятельности

рассматриваются нами как отсутствующие. Примерно то же можно сказать и об

искусствах, хотя здесь порогом является определенная степень качества

художественной

продукции. Религия же, напротив, более или менее вездесуща. Во всяком случае, мы

изучаем ее так, если бы у нее не существо-

==493

Динамика культуры

вало соответствующего порога. Таким образом, когда мы приступаем к исследованию

развития искусства, науки или философии, мы изучаем их на фоне уже существовавшей

до них религии, неразрывным образом связанной с первоначальными, или допороговыми

стадиями развития других типов деятельности. Тем не менее, критерий освобождения

данных областей деятельности от религиозного влияния обладает эмпирической

ценностью для определения степени их развития.

Обращаясь к вопросу о том, может ли национальный расцвет не сопровождаться

культурным расцветом, и наоборот, мы должны дать утвердительный ответ, хотя такие

события для истории — редкость. Очевидно, что этническая (или национальная) энергия и

культурная энергия связаны друг с другом, однако это не одно и то же. Этническую

энергию можно рассматривать как потенциальную культурную энергию, или как

культурную энергию, выражающуюся в простых и непосредственных формах, т. е.

направленную главным образом на социальные, а не на культурные цели.

Важен также вопрос об отношении между культурным содержанием, которое легче всего

выразить описательным перечнем, и культурными образцами (или паттернами), которые

мы воспринимаем в качественном выражении и количественно можем выразить, видимо,

лишь при помощи косвенного метода оценки уровня проявления гениальности. Трудности

изучения этого взаимоотношения сопряжены с тем, что культурное содержание и

культурная форма неразрывно связаны друг с другом и не могут быть выделены в чистом

виде. Это фундаментальная проблема антропологии, все еще ждущая своего разрешения.

Вероятно, окажется, что более высокое развитие ценности достигается при большем

объеме культурного содержания, или материала. Содержание растет кумулятивно, в то

время как формы более или менее предопределены с момента своего возникновения.

Таким образом, в то время как содержание культуры может все еще развиваться,

определенный набор форм может уже реализоваться и исчерпать себя. В таком случае

происходит частичное разложение форм с последующим их восстановлением, после чего

развитие паттернов может получить повторный толчок. Трансальпийская Европа XIV —

XV вв. дает нам пример такого рода интервала между вспышками развития паттерна,

сопровождавшимися быстрым ростом культурного содержания.

Островным культурам — таким, как японская и английская, — видимо, свойственно

несколько замедленное развитие, которое, вместе с тем, обладает большей

постепенностью и меньшей прерывностью, нежели развитие континентальных

==494

А. Крёбер. Конфигурации развития культуры

культур, находящихся в условиях более многочисленных контактов с другими культурами

и острой конкуренции с ними.

С географической точки зрения, круговое распространение культурного роста обычно

происходит из какого-то первоначального центра, или фокуса, и охватывает все большую

территорию. Это согласуется с тем, что антропологи прежде говорили о диффузии. Они

исследовали главным образом распространение элементов культурного содержания;

однако тот же самый процесс распространения, видимо, в той или иной степени свойствен

культурным паттернам и ценностям. Распространение чаще всего происходит из центра

вовне; однако первоначальный фокус может располагаться на географической периферии,

и в данном случае распространение будет происходить не в форме расходящихся

концентрических кругов, а в веерообразной форме. В этом случае фокус обычно

располагается где-то на границе, где культура сталкивается с иностранными влияниями.

Если первоначальное развитие охватывает значительную часть периферии, то

распространение паттерна может происходить в центростремительной форме.

В период упадка крупной цивилизации можно наблюдать иной тип центростремительного

изменения, при котором она начинает сжиматься. Например, Средиземноморская, или

Классическая цивилизация, распространившись поначалу из эллинского региона на

римский Запад, позже сжалась до первоначальных греческих границ, в результате чего

Запад погрузился в варварство.

Культурная смерть в этой книге интерпретировалась лишь как смерть отдельных культур

или форм культуры, т. е. как вытеснение отдельных паттернов — возможно, обладающих

высокой ценностью, — другими паттернами. Вопрос о том, может ли культура умереть

сама собой, в силу внутренних причин или одряхления, остался без ответа.

Заключительный обзор, в котором перечислены обособленные случаи проявления

гениальности, показывает, что гений редко проявляется в изоляции и что такие случаи

следует рассматривать как исключительные. Таким образом, методологическую посылку,

на которой основана эта книга, можно считать доказанной, как минимум в общих чертах.

И из нее следует, что мы, люди, по меньшей мере в наших делах и достижениях, являемся

продуктами наших культур в гораздо большей степени, нежели обычно это признаем.

Что же касается универсальных обобщений, которые могли бы лечь в основу общей

социологии человеческой истории, то данное исследование дало лишь определенные

ориентиры, хотя некоторые из них могут стимулировать дальнейшие исследова-

==495

Динамика культуры

ння Лично я считаю, что подход с точки зрения конфигураций ^звитиГпрежде всего, дает

множество специфически историSx^T'Kpb тТй Иногда это что-то совершенно новое, но

чаще

^иГра^вития iSrrepnoB как в пространственно-временных, так и в ценностных их

взаимосвязях.

Примечания

' Четыре раза, если считать расцветом деятельность, достигшую

Перевод В. Г Николаева

Методы

интерпретации

культуры

==496

==497

==498

00.htm - glava22

Франц Боас Некоторые проблемы методологии общественных наук*

Желая высказаться по поводу некоторых проблем методологии общественных наук,

позволю себе ограничиться теми их аспектами, с которыми я имею дело как антрополог.

Как заметил недавно Зиммель, развитие социальных наук многим обязано общей

тенденции нашего времени подчеркивать взаимосвязь естественных феноменов, а также

социальному напряжению, нарастающему в условиях нашей цивилизации. Мы признали,

что индивида можно понять лишь как часть общества, к которому он принадлежит, а

общество — лишь через взаимоотношения составляющих его индивидов. Прежняя

экспериментальная психология исходила из допущения, что индивид существует как бы в

вакууме, что умственно-психическая деятельность зиждется в значительной мере на

органически обусловленном функционировании структуры индивида. Эти взгляды

разительно отличаются от новых, сторонники которых рассматривают индивида (даже

самого юного), исходя из его реакций на общее, особенно социальное, окружение. Такой

подход позволяет легко обозначить проблемы социальных наук. Эти проблемы

затрагивают типы реакций индивидов (изучаемых индивидуально или как членов

социальных групп) на внешние стимулы, взаимодействие такого рода реакций и

социальные формы, возникающие в этих процессах.

Можно выделить ряд явно общезначимых социальных тенденций и изучить как формы, в

которых они выражаются, так и их психологические основы. В этом случае нашему

анализу откроются координация и субординация индивидов, " Boas F. Some Problems of

Methodology in the Social Sciences//The New Social Science. Ed.: White, Leonard D.

University of Chicago Press, 1930. P. 84-98.

==499

Методы интерпретации культуры

причины внутренней сплоченности социальных групп и их враждебность к аутсайдерам,

имитации чужеземных форм и сопротивления внешним влияниям. Результаты такого

исследования могут быть обобщены в виде системы форм, развивающихся под влиянием

этих напряжений, или в виде социальной психологии, анализирующей эти формы с точки

зрения их психологической мотивации.

Подобный подход основан на

признании существования общезначимых социальных

тенденций. Но здесь возникает вопрос, требующий ответа еще до всякой попытки синтеза,

а именно: какие социальные тенденции являются и общечеловеческими

характеристиками? Именно здесь легко ошибиться. Наше поведение во многом

автоматическое. Кое-что в нем инстинктивно (т.е. органически обусловлено). Куда более

обширная его сфера управляется обусловленными реакциями, т.е. реакциями,

закрепившимися под влиянием определенных ситуаций, которые воздействуют на нас

постоянно и так давно, что мы уже не осознаем свое поведение и обычно даже не

помышляем о возможности других его вариантов. Поэтому важнейшая задача

обществоведов — критически дифференцировать общезначимое, т.е. присущее всему

человечеству как таковому, и специфически значимое, т.е. характерное для определенных

типов культуры. Это — одна из проблем, заставляющая нас внимательно изучать

культуры, которые в сравнении с нашей видятся бесконечно малыми. Их изучение

позволяет уяснить как общечеловеческие, так и свойственные отдельным обществам

тенденции.

Другая перспектива обозначится, как только встанет вопрос о том, встречаются ли

характерные признаки человеческого общества также и в мире животных и не

представлены ли они там еще шире? Отношения индивидов или групп людей можно

рассматривать трояким образом: 1) как отношения к органическому и неорганическому

внешнему миру; 2) как взаимоотношения членов одной социальной группы; 3) как

отношения, которые мы за неимением лучшего определения назовем субъективно

обусловленными. Этим термином обозначены отношения, которые складываются

постепенно и предполагают ценностно-смысловую оценку человеческих действий как

хороших и дурных, верных и ошибочных, прекрасных и безобразных, целесообразных или

вынужденных. Отношения с органическим и неорганическим внешним миром

завязываются в поисках средств пропитания, укрытия от непогоды и при

соприкосновении с естественными географическими границами. Отношения внутри

социальной группы включают в себя отношения полов, обычаи формирующихся

К оглавлению

==500

Ф. Боас. Некоторые проблемы методологии общественных наук____

социальных групп и их типы. Эти фазы бытия, по всей видимости, характерны и для

животных. Их потребность в пище обусловлена биологически и сообразована с

географическими условиями обитания. Эта особенность поведения, как и привычка

создавать запасы, также объединяет человека с животными. Подобно группам людей,

сообщества животных нуждаются в защите от сурового

климата и врагов, и

удовлетворяют эту нужду за счет естественных укрытий и логовищ. Не меньшую роль в

их жизни играют и внутригрупповые отношения. Отсюда явствует, что доступная

наблюдению область социальных явлений не замыкается человеком, но распространяется

и на животный мир, почему и уместен вопрос: в чем сходны сообщества людей и

животных?

Грань, разделяющая социальное поведение человека и животного, ясно проступает лишь в

области тех отношений, которые мы обозначили как субъективно обусловленные. Но

даже и здесь она не может считаться абсолютной. Родительская любовь, подчинение

индивида общественным нуждам, защита индивидуальной и общественной собственности

— все это присутствует в жизни как людей,так и животных; не поддаются строгому

разфаничению психологические мотивировки тех и других в сходных обстоятельствах.

Даже то, что обычно признают исключительно человеческим свойством, например

способность к изобретениям или эстетическому наслаждению, вряд ли полностью

отсутствует в животном царстве.

Называя поведение животных инстинктивным по преимуществу, мы подразумеваем, что

оно в значительной мере органически обусловлено, а не сформировалось под влиянием

дрессировки. Однако мы хорошо знаем, что животные поддаются обучению, и многое в

их поведении говорит о благоприобретенных навыках.

Разница между человеческой культурой и поведением животных определяется

колоссальным множеством благоприобретенных навыков, последние же зависят от того,

что мы назвали субъективно обусловленными отношениями. Для большей ясности

скажем, что следы бесспорно человеческого труда палеолитической эпохи создают

впечатление нерушимой стабильности во множестве поколений. Из этого можно сделать

вывод о слабости субъективно определимых отношений и о том, что жизнь всецело

обусловлена внешней связью с миром и фиксированными формами социального контакта.

Постоянно нарастающий темп изменений, о котором мы узнаем благодаря изучению

доисторического общества и последующей истории человечества, говорит о

возрастающей роли субъективно обусловленных реакций. Что же касается много-

==501

Методы интерпретации культуры

образия форм, со временем развившихся под их влиянием, то здесь встает, как одна из

важнейших и требующих самого пристального внимания, проблема общечеловеческого и

специфического (т.е. характерного для конкретных обществ).

Мы можем установить, что определенные отношения носят общечеловеческий характер,

но в каждом обществе имеют специфические формы, а в некоторых обществах,

вследствие сильного социального давления, кажутся и вовсе упраздненными. Было бы

серьезной и опасной методологической ошибкой мыслить форму неотделимой от

отношения. Возьмем, к примеру, стыдливость. Определенные ее формы встречаются

везде, -но они могут быть совершенно несходны по характеру. Наиболее

распространенные формы стыдливости связаны с принятием пищи, физиологическими

выделениями и сферой половых

отношений. В настоящее время едва ли возможно

определить общечеловеческие корни стыдливости и сделать их доступными для изучения.

Не подлежит сомнению, что специфические формы воспитываются данной культурой,

однако налицо и некий общечеловеческий остаток, не поддающийся адекватному

определению. Все попытки отделить в этой сфере специфически-культурную форму от

общечеловеческой не отменяют других сфер

, где специфически-культурный характер

явления не опознается с достаточной ясностью. Метод исследования должен

основываться на сравнениях и рассмотрении аналогичных явлений в том виде, в каком

они встречаются в конкретных культурах.

Исследования такого рода таят угрозу отождествления совершенно разных явлений по

признаку внешнего сходства. Это подтверждает весьма распространенная интерпретация

первобытных обрядов

инициации, которые мы любим связывать с изменениями

ментальной сферы, сопутствующими наступлению половой зрелости. У меня же нет

сомнений, что эти обряды не имеют ничего общего с ментальными отношениями,

близкими нашим и созданным нашей цивилизацией. Куда вероятнее их связь (имеющая

множество форм) с превращением подростка в полноправного члена племени. Очень

возможно, что происхождение этих ритуалов следует рассматривать с учетом всего

многообразия социальных условий. Необходимо принять во внимание и реальный возраст

их участников, далеко не всегда совпадающий с наступлением половой зрелости.

Обратим внимание и на опасность отождествления социальных явлений, которым мы

даем порой сходное наименование. Сошлемся здесь на работы Голденвейзера о

тотемизме; многообразие способов исчисления потомства по материнс-

==502

Ф. Боас. Некоторые проблемы методологии общественных наук____

кой линии также говорит о разном происхождении многих аналогичных по виду обычаев.

Таким образом, проблема смещается, и сводится уже не к выявлению фундаментально-

психологических причин универсальных форм поведения, а к уяснению того, почему

разные психологические мотивы ведут к развитию внешне сходных форм, и наоборот:

почему внешне сходные формы обусловлены разными психологическими мотивами.

Сколько бы ни казалось, что намеченные здесь проблемы принадлежат скорее области

социальной психологии и социологии, успешное их решение возможно лишь на

антропологическом материале.

Обратимся к другому вопросу, затрагивающему преимущественно антропологию, но

имеющему касательство и к другим социальным наукам. Если я верно представляю себе

историю социологии, она выросла из постепенного признания интеграции культуры. У

нас есть экономические, политические, педагогические и лингвистические дисциплины

как отдельные отрасли знания, но нет научного взгляда, способного уловить то, что

присуще им всем, нет способа определить взаимодействие этих различных аспектов

культуры. Та же трудность и поныне стоит перед антропологией. Большая часть

антропологических исследований информирует нас об экономической жизни,

изобретениях, социальной структуре, религиозных верованиях, искусстве и т.д. множества

племен таким образом, словно это — нимало не соприкасающиеся и не влияющие друг на

друга области человеческого бытия. В тех случаях, когда нам доступна более полная

информация, мы можем изучить их внутреннее развитие и внешние влияния, которыми

объясняется их своеобразие

в конкретных культурах.

Понимание чужой культуры достигается лишь через анализ множества ее аспектов. К

тому же каждый ее элемент несет на себе отчетливые следы изменений, совершившихся

во времени и вызванных действием внутренних сил или влиянием иных культур.

Всесторонний анализ непременно должен учитывать фазы развития, ведущие к

возникновению наличных форм. Я

не предполагал обсуждать здесь методы частичной

реконструкции истории первобытных культур, к которым принадлежат люди, не

имеющие письменности и надежной устной традиции. Замечу лишь, что наш

принципиальный подход к ним основан на археологических данных, на учете

географического распространения и на методах, аналогичных тем, которые так успешно

применялись в изучении предыстории и истории европейских языков. И как показано

выше,

==503

Методы интерпретации культуры

аналиэ следов исторического развития в культуре дает нам историю каждого отдельного

ее аспекта: языка, изобретений, экономики, социальной системы, религии и т.д.

С другой стороны, он не обеспечивает нас достаточной информацией о взаимодействии

всех перечисленных аспектов первобытной культуры, хотя оно, несомненно, существует.

Суровый охотничий быт не оставляет эскимосу длительных передышек, и то, что

бушмены и аборигены Австралии вынуждены передвигаться лишь пешком, естественным

образом ограничивает маштабы их хозяйства. Необходим синтез элементов культуры,

позволяющий глубже проникнуть в ее природу.

Некоторые направления науки стремятся объяснить всю многосложность культурной

жизни условиями одного порядка. Так, в качестве важнейшей культурной детерминанты в

настоящее время нередко называют расу. После честолюбивой попытки Гобино объяснить

национальные особенности расовыми свойствами и доказать, что наследственность —

источник всех индивидуальных черт, вера в могущество этих факторов нашла много

приверженцев. Я же полагаю, что идея всецелой зависимости культуры от расы до сих пор

не получила ни одного убедительного подтверждения. Несомненно, культуры и расовые

типы в географическом отношении распространены так. что каждому ареалу присущ

особый расовый тип и особая культура, но отсюда не следует, что первый определяет

последнюю. Столь же несомненно и то, что каждый географический ареал имеет особое

геологическое строение и специфическую флору и фауну, но это не значит, что наличие

тех или иных видов растений и животных определено геологическими слоями. Главная

ошибка современных теорий заключается в смешении индивидуальной и расовой

наследственности. Наследственность передается лишь по линии прямого потомства. Ни у

одной из ныне существующих рас нет единой родословной, и это не позволяет заключить,

что ментальные свойства нескольких избранных семейных линий есть достояние всех

представителей расы. Наоборот, все большие расы столь многолики, а функциональные

признаки составляющих их наследственных линий столь различны, что можно отыскать

сходные линии во всех расах, и особенно — в тесно связанных локальных типах и

подразделениях одной расы. Будучи социально значимыми, наследственные особенности

имеют и культурную ценность — например, во всех случаях расовой дискриминации или

в тех культурных условиях, где какая-то особо одаренная линия оказывает формирующее

воздействие на культуру как таковую. Но всякая попытка

==504

Ф. Боас. Некоторые проблемы методологии общественных наук

___

объяснить культурные формы чисто биологическими факторами обречена на неудачу.

Другое научное направление устанавливает связь этих форм с географическими

условиями. Этой проблеме посвятили себя Карл Риттер, Гюйо, Ратцель, Видаль де ла

Блаш, Жан Брюн. С точки зрения антрополога их попытки остались

неудовлетворительными. Культурная жизнь во многих и важных отношениях,

несомненно, ограничена географическими условиями. Отсутствие богатой витаминами

пищи в Арктике или камня на обширных пространствах Южной Африки, недостаток воды

в пустынях — возьмем лишь эти, общеизвестные факты — вносят в человеческую

деятельность вполне определенные ограничения. С другой стороны, легко доказать, что

многие конкретные черты той или другой культуры связаны с благоприятными

географическими условиями. Это особенно очевидно в современных цивилизациях, где

использование природных ресурсов достигло несравненно большего совершенства, чем в

первобытном обществе; и вместе с тем даже на примере нашей цивилизации видно, что

географические преимущества сказываются лишь там, где культурные условия позволяют

извлекать из этого выгоду. Применение каменного угля в качестве топлива, обогащение

руды, добыча и обработка драгоценных металлов, изготовление бумаги из древесины и

т.п. — все это изменило наши отношения с окружающей средой. Неудивительно, что при

ограниченном использовании природных ресурсов и большем разнообразии малых

изобретений первобытного человека воздействие окружающей среды на его жизнь было

далеко не таким определяющим, как в наше время. Природная среда стимулирует

развитие уже существующих культурных навыков, но не имеет самостоятельной

творческой силы. Плодородная почва не породит земледелие, удобные для судоходства

воды не создадут флот, избыток леса не обернется улицей из деревянных домов. Но там,

где сельское хозяйство, навигация и архитектура уже существуют, их развитие

стимулируется и отчасти направляется географическими условиями. Более того, одни и те

же природные условия по-разному воздействуют на культуру в зависимости от

культурного уровня народов. Индейцы, не знавшие лошади, осваивали восточные

равнины нашей страны иначе, чем те, у кого она была; по-разному влияли природные

условия и на жизнь сельскохозяйственных, скотоводческих или промышленных

поселений своего времени.

Интерпретация культуры с

точки зрения географической среды бессмысленна, ибо мы не

знаем ни одной культуры, возникшей как прямая реакция на географические условия;

==505

Методы интерпретации культуры

можно говорить лишь о той или иной степени их влияния на все известные нам культуры.

Географическое положение племени — например, возможность незатрудненных и

многосторонних контактов с соседями иных культур либо, наоборот, изолированное

проживание в труднодоступных районах — безусловно воздействует на развитие

культуры, ибо внешние влияния, освоение новых направлений практической и

интеллектуальной деятельности служат важными предпосылками культурных перемен.

Но пространственные отношения создают лишь возможность контакта, относящегося уже

к культурным процессам и потому несводимого к географическим условиям.