Кузьмина Е.Е. Откуда пришли индоарии

Подождите немного. Документ загружается.

приставшими медными шлаками есть в Ушкатте II, Киимбае, Спасском, Ново-

селове. Металл застывал в виде плоской круглой лепешки диаметром 10-20

см, весом 3—5 кг. Такие слитки найдены в Степняке [Черников, 1960, с.129],

Соль-Илецке [Попов, 1964, с.262], видимо, в Атасу, у Каргалинских и Бердян-

ского рудников [Сальников, 1951а, с.126; Маргулан и др., 1966, с.212], в Бо-

рыбасе (сборы М.Н.Клапчука); на многих еленовских поселениях есть отколо-

тые куски таких лепешек, из которых выплавляли орудия. Обломки шлаков от

таких лепешек были найдены в Алексеевке и в Кипели [Кривцова-Гракова,

1948, с.106; Сальников, 1951а, с.128]. Аналогичные круглые медные лепешки

известны в срубной культуре [Кривцова-Гракова, 1948, с.106].

Для улучшения качества металла к меди искусственно добавляли олово,

получая сплав бронзы, отличающийся большей твердостью. В Средней Азии и

изредка в Центральном Казахстане применяли также сплавы с сурьмой, свин-

цом и цинком. Иногда касситерит прибавляли к медной руде уже в процессе

плавки меди, сразу получая бронзовый слиток [Черников, 1960, с.130; Богда-

нова-Березовская, Наумов, 1962, с.205; Кузнецова, 1987, с.44]. Чаще же слитки

содержат чистую медь — значит, олово вводили при отливке изделия. Метал-

лообработка часто производилась на тех же производственных очагах, что и

обжиг керамики. На это указывают находки в мастерской Шандаши и у очага

Ушкатты керамических шлаков вместе с медными, сосуды из Ушкатты и из

Алакуля с приставшими каплями меди.

Изделия изготовлялись ковкой и литьем (рис. 58, 1; 61). Для украшений

применялись также тиснение и чеканка. Использовались одностворчатые и

главным образом двустворчатые литейные формы, сделанные из камня и глины.

В эпоху поздней бронзы несомненно существовали бронзовые формы: такова

том-ская матрица. Глиняные формы употребляли металлурги срубной и самусь-

ской культур. В западноандроновском ареале и, видимо, в Восточном Казахстане

преобладали каменные формы, в Северном и Центральном использовались и

глиняные. Последние особенно часто встречаются на памятниках эпохи поздней

бронзы [Сальников, 1951а, с.128; Зданович С, 1979, с.12]. Трехстворчатые

формы появились только в конце эпохи бронзы. В такой форме отлита, напри-

мер, бляшка Шамшинского клада [Рындина и др., 1980, с.168]. Каждая форма

предназначалась для отливки одного предмета. Матрицы для производства не-

скольких вещей, характерные для кладов литейщиков Украины, на андронов-

ской территории не столь распространены, но известны, особенно в эпоху поз-

дней бронзы (Кундравинская, Александровская, Малокрасноярская, Алексеев-

ская) [Сальников, 1967, с.52, 15 (серповидные ножи и долотце); Черников,

1960, табл. XXXVIII, 1 (стержни), XVI, 1-4 (нож и долото); Кузьмина, 1966,

табл. III, 10 (два тесла); Евдокимов, 1975а, рис. 6,8 (тесло с уступом и

булавка)].

Редко применялась отливка украшений по восковой модели. При формовке

втульчатых и проушных предметов использовали вставной стержень - сердеч-

ник. Для нагревания и разливки металла по формам служили чаши на поддоне:

Кипель, Еленовка, Камышное I [Потемкина, 1982, рис. 2, 10] и глиняные или

каменные льячки в виде чаши с вертикальной или горизонтальной ручкой,

147

найденные на поселениях Ушкатта II, Камбулат I, Алексеевка, Замараево, у

приисков на р.Курчум [Чебакова, 1975, с.99, рис.4, 3; Кривцова-Гракова, 1948,

с.106, рис. 32; Сальникова, 1951а, с.128; Максимова, 1959, с.126, рис. 9].

Отлитое орудие подвергалось дополнительной обработке: лезвие расковыва-

лось и затачивалось, литейные швы заглаживались. По данным Н.В.Рындиной

у тесла с Эмбы обух был упрочнен, а лезвие расковано при невысокой темпе-

ратуре [Кузьмина, 1958, с.92]. В Шамшинском кладе (рис. 43а) эпохи поздней

бронзы Семиречья зафиксированы различные способы производства изделий:

горячая ковка ножа, шила и крючка; отливка по восковой модели булавки;

литье в односторонних формах серпов и бляшки, в трехстворчатой форме —

бляшки со шпеньком, в двухстворчатых формах — остальных изделий; исполь-

зование сердечников при отливке проушных топоров, долота и кельта [Кожом-

бердиев, Кузьмина, 1980, с.140-150; Рындина и др., 1980, с.159-170].

С.С.Черников [1951, с.140—161] по материалам Северного и Восточного

Казахстана доказал, что андроновцы создали специальные рецепты составления

сплавов определенного типа в зависимости от функционального назначения

отливаемых изделий. Для ударных орудий (кирок, пешней) и для серпов нужен

мягкий пластичный нехрупкий металл, поэтому эти орудия изготовлялись из

чистой меди или бронзы с низким - до 2-3% - содержанием олова. Для

рубящих колющих и режущих предметов (кельтов, тесел, долот, шильев, стрел,

копий, кинжалов, ножей) требуется твердый металл, поэтому для них исполь-

зовали высокооловянистые бронзы с содержанием олова от 5 до 15% (в сред-

нем — около 7%). Украшения также содержали высокий процент олова [Мак-

симова, 1959, с.126]. Точно так же в Семиречье, судя по анализу Шамшинского

клада, в ударных орудиях концентрация олова составляет 6,5—7,5%, орудия

режущего действия (серпы) отличаются пониженным его содержанием — от 1,7

до 5%, большинство украшений содержит 5—6,5 олова [Рындина и др., 1980,

с.158, 164, 167—169]. Та же закономерность прослеживается в западноандро-

новском металле. По данным таблиц Е.Н.Черныха [1970, табл. III] высока

концентрация олова (5,8-16%) в топорах и долотах (анализы № 620, 1534,

4767), серпы же (анализы № 402, 629, 633, 1451, 3275, 3276, 6884) сделаны из

низкооловянистой бронзы или меди. Повышенным содержанием олова отлича-

ются украшения. В бляшках и браслетах обычно содержится от 6—8 до 17%

олова (анализы № 609-613, 630, 635, 850, 851, 854, 855, 857, 858, 1441-1447,

2136,3269, 3270, 3877,4593, 5038; исключение составляют только № 631,1434,

1436, 4592). Высокое содержание олова отмечено и в браслетах могильника

Тасты-Бутак [Богданова-Березовская, Наумов, 1962, с.202]. Среди украшений,

использовавшихся срубниками Поволжья, изготовленных из еленовского и вол-

гоуральского металла, 75% относится к оловянистым бронзам [Кореневский,

1977, с.49, табл. 2].

А.Д.. Дегтярева [1985, с.12—16] показала, что андроновские металлурги

разработали оптимальные технологии изготовления металлических изделий с

учетом соответствия режимов термической и механической обработки

составу сплава и функциональному назначению изделия. Основная масса орудий

труда производилась из бронзы, содержащей 1—12% олова, путем литья с

последую-

148

щей доработкой всего изделия (степень обжатия 20—40%) и упрочением рабо-

чей части горячей ковкой (степень обжатия 70—80%). Простые по форме ору-

дия: шилья, крючки, долотца ковали из литых заготовок. Оружие — копия

кинжалы, стрелы — отливали из высокооловянистой бронзы, включавшей 7-

25% олова, и затем лезвие проковывали вгорячую для упрочнения (степень

обжатия 20—40%). Украшения: зеркала, бляшки получали в односторонних

формах; браслеты, серьги, бусы, некоторые бляшки расковывали вхолодную из

литой заготовки. Для повышения пластичности, необходимой при доработке

орудий и оружия, широко использовали гомогенизирующий отжиг при темпе-

ратуре 700-800°.

Технология металлообработки была единой по всему андроновскому ареалу

и достигла расцвета в эпоху поздней бронзы, когда температурные режимы,

приемы механической обработки и составление сплавов были стандартизирова-

ны [Кузьмина, 1966]. Однако в бронзолитейном производстве выявляются и

локальные различия. Концентрация олова падает по мере удаления от место-

рождений касситерита. В Восточном Казахстане в изделиях содержится от 7 до

15—18% олова [Черников, 1960, табл. 4], причем легированы все изделия

. В

Северном Казахстане олово отмечено в пяти шестых анализов [Черников, 1948,

табл.Ш]. В западноандроновском металле его значительно меньше: всего 62%,

причем в волго-уральской химической группе две трети изделий сделаны с

искусственной добавкой олова, в еленовско-ушкаттинской группе — менее по-

ловины; еще меньше его в срубном металле — всего около трети предметов

отлито из оловянистой бронзы [Черных, 1970, с.16, 21, 22, 111]. По С.Н.Коре-

невскому [1977, с.49, табл.2] оловом легировано только 35% орудий, изготов-

ленных из металла группы ВК, и треть изделий из еленовско-ушкаттинской

меди [Кореневский, 1977, табл. I]. Это доказывает, что олово было очень дорого

на западе и поступало из Восточного Казахстана и может быть частично из

Центрального Казахстана и Средней Азии.

В бронзолитейном производстве использовалась в основном руда близлежа-

щих месторождений: на поселениях Еленовского микрорайона — еленовская, на

Атасу - кенказганская, на Кайраккумских стоянках - наукадская и т.д. Это

позволяет ставить вопрос о выделении на территории андроновской общности

нескольких самостоятельных локальных очагов металлургии и металлообработ-

ки [Кузьмина, 1966, с.92-94]. Доказательством существования очага служат: 1.

Наличие месторождений меди, пригодных для эксплуатации в эпоху бронзы; 2.

Следы разработки этих месторождений андроновцами; 3. Сходство состава ме-

талла изделий с рудой месторождений; 4. Следы металлургии и металлообра-

ботки на поселениях; 5. Распространение в пределах очага определенного огра-

ниченного набора типов металлических изделий, иногда включающего специ-

фические для данного очага типы. К сожалению, андроновский металл изучен

не равномерно, информация о составе руды многих древних выработок не си-

стематизирована, методика части доступных анализов бронз устарела, а новей-

шие анализы пока опубликованы не полностью, что делает выводы о выделении

андроновских очагов предположительными и нуждающимися в дальнейших

коррективах.

149

Предварительно намечаются еленовский очаг в Приуралье, руда которого

характеризуется примесями серебра, сурьмы и мышьяка [Черных, 1970, с.22,

рис.9, 21]; североказахстанский, в руде которого есть золото, но нет мышьяка,

и нет или мало сурьмы, свинца и никеля; центральноказахстанский, в рудном

сырье содержащий примеси свинца, железа, марганца, а также цинка, серебра,

мышьяка, сурьмы, кобальта и никеля [Кузнецова, 1989, с. 100]; восточноказах-

станский, характеризующийся повышенным содержанием свинца и особенно

сурьмы и отсутствием золота и никеля [Черников, 1951, с.142, 150, табл. I, II];

семиреченский, в котором отмечается высокое содержание никеля, свинца,

мышьяка, а также висмута, серебра и сурьмы [Копылов, 1955; Кузьмина, 1966,

с.109, НО; Рындина и др., 1980, с.154, рис.1]

, ферганский, специфику кото-

рого составляет наличие цинка при высоком содержании сурьмы, свинца,

мышьяка, серебра и висмута [Кузьмина, 1966, с.107; Рузанов, 1982] и, наконец,

очаг среднеазиатского междуречья, в андроновских изделиях которого много

свинца, сурьмы и мышьяка [Рындина и др., 1980, с.157]. Вероятно выделение

в будущем металлургических очагов в Сибири, прежде всего — на Алтае. Для

каждого очага характерен определенный набор типов металлических изделий, в

том числе специфических [Черников, 1960; Кузьмина, 1966], а также излюб-

ленные производственные традиции [Дегтярева, 1985, с.18—22]. В каждом из

намечающихся очагов господствуют бронзовые изделия со сходным химическим

составом, соответствующим по наличию или отсутствию сопутствующих эле-

ментов руде местных месторождений. Однако даже на памятниках вблизи руд-

ников присутствуют изделия из импортного металла. Так, в еленовском мик-

рорайоне, наряду с господствующей еленовской медью, встречен металл групп

ВК и ВУ [Черных, 1970, табл. III, № 1433, 1435, 1437-1439, 1441, 1445, 1449,

1452]. Еще более пестрый состав металла отмечается на памятниках, располо-

женных вдали от рудников. В могильнике Тасты-Бутак присутствуют изделия

трех типов сплавов, а также уникальные предметы, один из которых по наличию

индия, специфичного для руд Алтая, может быть признан алтайским импортом

[Богданова-Березовская, Наумов, 1962, с.203-206, табл.6]. Импортным, отлич-

ным по составу, является один предмет Шамшинского клада [Рындина и др.,

1980, с.154].

Таким образом, в отличие от гончарства, металлургия у андроновцев не была

домашним промыслом. Металлургическое производство выделилось в особую

отрасль, работавшую на удовлетворение потребностей не только общины, но и

на обмен. Еленовско-ушкаттинский металл по данным Е.Н.Черныха [1970,

с.112, рис.30, табл. I—V] шел на экспорт на многие сотни километров (карта

V). Его использовали как в среде родственных андроновских племен: западно-

казахстанских (Хабарное), сольилецких (Увак, Мечет-сай), челябинских (Ала-

куль, Черняки II, III, Кипель, Ново-Бурино), смешанных срубно-андроновских

(Герасимовка), так и у носителей других культур: приказанской (VII Лебеди-

новская стоянка), поздняковской (Борисоглебский могильник) и особенно

срубной, где изделия из еленовского металла распространены от Башкирии

(поселение Береговское) до Калмыкии (Элиста), достигая Подонья (Ильмен,

Мазурка) и особенно многочисленны на памятниках Поволжья (Яблоновка.

150

Политотдельское, Аткарск, Бережновка, Ровное, Молчановка, Потемкино, По-

кровск, Скатовка, Карамыш, Чардым), будучи характерными прежде всего для

покровских комплексов. НЛ..Членовой [1983а, с.56] на основании наших дан-

ных и анализов Е.Н.Черныха составлена карта распространения изделий из

руды ЕУ и золота. Распространялся вне андроновской территории и металл

других очагов. К сожалению, малочисленность публикаций состава изделий и

сопоставлений с рудами месторождений Казахстана не позволяют очертить аре-

ал их продукции. Предположительно в срубном металле выделяется небольшая

группа оловянистых бронз Алтынтюбинского месторождения под Карагандой

[Черных, 1970, с.17]. Возможно, из Семиречья поступал металл волго-ураль-

ской группы. Алтайский металл достигал Западного Казахстана [Богданова-Бе-

резовская, Наумов, 1962, с.206].

Данных, подтверждающих, велся ли обмен слитками или готовыми издели-

ями, нет. Видимо, имело место и то, и другое. Малочисленность на срубных

поселениях Поволжья слитков и следов металлообработки, типологическое

сходство срубных изделий, особенно украшений, с западноандроновскими, как

будто указывают на то, что во взаимоотношениях со срубниками преобладала

торговля изделиями. Напротив, на большинстве андроновских поселений, даже

расположенных вдали от месторождений, например, в Синташте, Кипели, Но-

во-Бурине, Бахтинском, Алексеевке [Сальников, 1951а, с.127, 128; 1967, с.337;

Кривцова-Гракова, 1948, с.104—107], обычны находки литейных форм, капель

меди, шлаков и даже кусков руды, хотя и не столь многочисленные, как в

микрорайонах рудников, но с несомненностью указывающие на то, что метал-

лообработка осуществлялась каждой общиной для удовлетворения своих нужд.

По уровню горнодобывающего, металлургического и металлообрабатываю-

щего производства андроновцы опережали соседние племена Евразии, являясь

поставщиками для них слитков, готовых изделий, а также навыков обработки

металла, о чем свидетельствует распространение в северных андроноидных

культурах андроновских типов изделий.

Подсчеты количества добытого андроновцами металла более, чем условны,

так как, во-первых, в древности использовали большое количество самородной

меди и золота, которое нельзя учесть; во-вторых, известны не все месторожде-

ния, разрабатывавшиеся древними; в-третьих, не известны масштабы работ в

рудниках, функционировавших в железном веке. Поэтому приводимая В.А.Па-

зухиным [1926, с.143] цифра С.Бола для Джезказгана - 100 тыс. т выплавлен-

ной меди — ничего не дает для суждения о масштабах андроновского произ-

водства. Для месторождения Кенказган, на базе которого работали бронзоли-

тейщики поселения-Атасу, размер добычи оценивается в 800 тыс. т руды, что

составляет 30—50 тыс.т выплавленной меди [Алексеев, Кузнецова, 1980, с.4—8;

АО. 1981, с.429— 430]. Более вероятны подсчеты размеров добычи касситерита

в Восточном Казахстане, поскольку он разрабатывался там только в бронзовом

веке. С.С.Черников [1960, с.135] считает, что было выдано "на-гора» 130 т

олова в руде, что, учитывая разработку месторождений в течение примерно 500

лет, составляет 130—160 кг ежегодной добычи. Г.Н.Щерба [1951] оценивает

151

общий размер добычи олова, считая и россыпи, в 400 т, что составляет 10 т

готовой бронзы в год.

Проблема организации труда андроновских металлургов дискуссионна.

С.С.Черников [1960, с.132—136] полагал, что разработки месторождений велись

только летом маленькими родовыми группами в 8—10 человек, причем в узких

забоях использовали детский труд. Однако для больших месторождений Еле-

новки и Центрального Казахстана, на базе которых работали целые группы

поселков металлургов, эти данные нуждаются в существенных уточнениях; раз-

мах работ здесь, несомненно, был значительно больше. Г.Б.Зданович [1989]

полагает, что уже петровское население XVII-XVI вв. до н.э. обитавшее рядом

с уральскими рудниками в укрепленных поселениях типа Аркаима, достигло

стадии городской цивилизации с присущей ей специализацией выделенного

ремесленного производства. Действительно, успехи петровских и потаповских

племен в металлообработке и применение ими конных колесниц обеспечили их

господство в Евразийских степях и высокий уровень их культуры, обусловив-

ший начало стратификации общества. Однако специфика скотоводческого хо-

зяйства и бескрайность степных просторов привели к тому, что дальнейшее

развитие их культуры пошло по экстенсивному пути. В области металлургии и

металлообработки прогресс производства осуществлялся не за счет повышения

производительности труда путем роста специализации ремесленников и разде-

ления труда в отрасли, а за счет внедрения новых технологий: замены меди

бронзовым сплавом, разработки рецептуры сплавов в зависимости от функци-

онального назначения изделия, создания оптимальных термических режимов и

методов проковки готовых отливок. Все эти инновации быстро распространя-

лись по всему андроновскому ареалу, и прогресс производства осуществлялся

путем стандартизации технологий. Высказанное Э.Ф.Кузнецовой [1987, с.44]и

А.Д.Дегтяревой [1985, с.20] предположение о выделении металлообработки в

самостоятельную отрасль ремесла и создании территориально обособленных

кланов мастеров со специализацией ремесленников внутри кланов (разделение

на горняков, металлургов-литейщиков и кузнецов) не подтверждается андро-

новскими материалами XV-XII вв. до н.э.

Существенный прогресс в металлургическом производстве был достигнут в

эпоху поздней бронзы. В это время андроновские племена начали использовать

не только окисленные, но и сернистые руды, что требовало введения дополни-

тельной стадии обработки - выплавки шлаков и штейна и получения черновой

меди, для чего необходимо повышение температурного уровня. Это потребовало

совершенствования конструкции металлургических горнов и создания специа-

лизированных типов печей, таких как открытые на Атасу. О существенном

прогрессе металлообработки свидетельствуют и создание новых типов сплавов:

медь+свинец+олово, медь+сурьма+олово, медь+мышьяк+олово [Кузнецова,

1987], и использование трехстворчатых литейных форм, и изобретение новых

типов оружия и орудий труда с более высоким КПД. Все эти достижения

предопределили развитие металлообработки в эпоху раннего железа: большин-

ство типов металлических орудий труда, кинжалов, стрел явились прототипами

изделий, использовавшихся саками и скифами. Ими унаследованы и многие

152

технологические процессы и приемы, а само внедрение железа было закономер-

ным результатом достижений эпохи поздней бронзы.

На существенные изменения в степях в XII—IX вв. до н.э. указывает появ-

ление в это время кладов бронзовых изделий. Представлены клады двух типов:

семейные и клады литейщиков [Кузьмина, 1966, с.98]. Семейные клады (Брич-

мулла, Турксиб, Садовое, Сукулук, Иссык-Куль, Шамши, Туюк и др.) содержат

находившиеся в употреблении разнотипные предметы, бывшие семейной собст-

венностью (рис. 43а, б; 61). Появление этих кладов отражает процесс имуще-

ственной стратификации позднеандроновских племен. Попадание кладов в зем-

лю свидетельствует о напряженной обстановке в степи, участившихся военных

столкновениях, что подтверждается и распространением в эту эпоху многочис-

ленных новых типов наступательного оружия и появлением псалиев, употреб-

лявшихся воинами-всадниками. Все это — свидетельство единых процессов,

связанных с переходом к кочевому скотоводству и усилением социальной и

имущественной дифференциации позднеандроновских племен.

Второй тип — клады литейщиков. Они содержат металл, заготовки, литей-

ные формы и однотипные изделия, иногда отлитые в одной матрице. Пример

клада литейщика — Сукулук И, включавший серпы. Появление этих кладов

указывает на выделение металлообработки в особую отрасль ремесленного про-

изводства и ее клановую организацию [Черных, 1972, с.183—194]. Однако в

отличие от Подунавья и Северного Причерноморья [Черных, 1976], где найде-

ны десятки кладов литейщиков, на всей андроновской территории находки

кладов этого типа представляют редкое исключение. Следовательно, металлур-

гическое производство у позднеандроновских племен оставалось по преимуще-

ству общинным промыслом, хотя и очень развитым и работавшим на экспорт.

Характер расположенных рядом с рудниками поселений указывает, что добычей

и обработкой руды занимались равноправные общинники, жившие в открытых

неукрепленных поселках в больших домах, практически не различавшихся по

богатству и принадлежавших большесемейным общинам. Данных о разделении

труда между рудокопами, металлургами, кузнецами и ювелирами нет. Судя по

найденным в микрорайонах вблизи рудников на каждом поселении в каждом

жилище многочисленным кускам руды, шлакам, каплям и слиткам меди, литей-

ным формам и абразивам, представители каждой большесемейной общины сами

добывали руду, обогащали ее, приносили в поселок и здесь выплавляли металл

и затем на тех же очагах отливали бронзовые орудия и украшения, причем те

же горны использовались для обжига керамики. Следует подчеркнуть, что, как

и во всех андроновских поселках, на поселениях металлургов найдены кости

животных, свидетельствующие о занятии скотоводством, посуда местной выделки

и следы других домашних промыслов, доказывающие, что в андроновском

обществе обработка металла была не единственным занятием металлургов, т.е.

металлургия и металлообработка еще не достигли стадии специализированного

ремесла.

Организация производства у андроновцев существенно отличается от того,

что известно для государств Передней Азии. Различна была техника производ-

153

ства: на Кавказе, в Передней Азии и на юге Средней Азии широко применялась

отливка по восковой модели с утратой формы. Это требовало больших трудо-

вых затрат профессионала-ремесленника, но позволяло делать уникальные ве-

щи по индивидуальному заказу. В Евразийской степи господствовал другой

прием: отливка в составных литейных формах многоразового использования.

Это производство не требовало ни больших трудовых затрат, ни высоких про-

фессиональных навыков и позволяло в массовом масштабе тиражировать изде-

лия на экспорт.

Иными были и методы организации горнодобывающего производства. Ин-

тересно сравнить еленовско-ушкаттинский или джезказганский металлургиче-

ские центры с копями царя Соломона на горе Тимна [Rothenberg, 1962, с.9—

43], где разработки велись в X в. до н.э. для нужд Иерусалимского храма. Там

было вскрыто несколько выработок длиной 50-300 м и глубиной 10-30 м:,

проходка, как и у андроновцев, велась открытым способом, хотя есть и гори-

зонтальные штольни. Каменные орудия горняков по типам совершенно анало-

гичны андроновским [Rothenberg, 1962, c.I, XII, XIV]; сходны и обогатительные

площадки рядом с рудниками, и очаги для выплавки руды на поселениях ме-

таллургов, расположенных в нескольких километрах от рудников. Однако сами

поселки носят совершенно иной облик. Дома отличаются крайней бедностью,

они невелики или разделены перегородками на маленькие помещения; площадь

двух главных поселков обведена оборонительными стенами с башнями; харак-

тер фортификационных сооружений позволяет думать, что они воздвигнуты не

столько для защиты от внешних врагов, сколько для наблюдения за подневоль-

ными горняками-рабами. Еще более существенны отличия разрабатывавшихся

египтянами рудников на Синае. Гора была прорезана многочисленными галере-

ями, шедшими на разных уровнях и соединявшимися между собой, в которых

работали сотни рабов [Garland, Bannister, 1927]. Такие масштабы разработок

должны были удовлетворить непомерные запросы знати и жречества и были

возможны только в государстве, где по приказу фараона трудились рабы. В

других переднеазиатских обществах металлургией и металлообработкой занима-

лись особые кланы или выделившиеся из общины, но подчиненные храму или

государю ремесленники, в среде которых, судя по лингвистическим данным, в

III—II тыс. до н.э. произошла специализация и выделились горняки-рудокопы,

медеплавильщики, кузнецы и ювелиры [Черных, 1972, с.183-184, 192]. При

Хаммурапи существовали наппаху — черновой кузнец («раздувающий в горне

огонь»), гур-гурру — медник-литейщик, наппах-хураси — медник-кузнец.

Эти лингвистические данные хорошо согласуются с археологическими: метал-

лографический анализ изделий анауской культуры Южной Туркмении, принад-

лежащей к периферии переднеазиатских земледельческих культур, показал, что

не только во второй половине II тыс. до н.э., но уже в III тыс. до н.э. метал-

лообработка анаусцев была узкоспециализированным выделившимся ремеслом,

в котором существовало разделение труда [Терехова, 1975, с.41, табл. 3]. Еще

раньше происходит узкая профессиональная специализация мастеров-металли-

стов в Месопатамии [Магуоn, 1949].

154

В этой связи интересно отметить, что в древних индоиранских языках не

зафиксировано общей развитой терминологии, отражающей узкую специализа-

цию в металлургическом производстве. По заключению М.МДьяконова [1961,

с.60, 61, 362, 363] в Авесте нет данных о существовании выделенного ремесла.

Слово ремесленник — huti упомянуто лишь однажды (Ясна XIX,17), различные

обозначения мастеров-металлургов отсутствуют [Geiger, 1882, с.388. 479, 480].

У индоевропейских народов распространены чкузнечные мифы», причем боги-

кузнецы занимают видное место в пантеоне, равноправное с другими высшими

богами, что отражает высокое и равноправное положение металлургов в реаль-

ном обществе древних индоевропейцев. Эти лингвистические и мифологические

данные скорее соответствуют характеру андроновского металлургического про-

изводства, но отнюдь не переднеазиатского. В этой связи интересен и факт

заимствования названий металлов в финно-угорских языках из индоиранских

[Барроу, 1976, с.28, 29; Joki, 1973]. Финно-угорская прародина большинством

исследователей локализуется в лесной зоне Евразии по сторонам Урала, где

металл археологически засвидетельствован впервые только со второй

половины II тыс. до н.э. и по типам воспроизводит срубно-андроновский

[Fodor, 1976, с.64], из чего следует, что андроновцы, передавшие навыки

металлообработки и названия металлов финно-уграм, были индоевропейцами,

скорее всего - ин-доиранцами.

Андроновский металл распространялся не только в тайгу, но и на юг. Ана-

лизы металла позволяют уточнить пути распространения андроновцев в Сред-

ней Азии с севера на юг, а не наоборот. В эпоху поздней бронзы на юге Средней

Азии, в Туркмении, на смену развивавшейся в течение тысячелетий земледель-

ческой культуре Анау, принадлежащей к переднеазиатскому кругу, приходит

культура эпохи варварской оккупации. Ее металл, изученный по материалам

поселения Яз-депе, принципиально отличается от анауского: 1. По составу

(примесь германия и кобальта и в половине анализов — цинка), что указывает

на смену источников сырья; 2. По характеру сплава (высокооловянистая бронза

вместо анауской мышьяковистой бронзы и чистой меди) и 3. По типам изделий,

аналогичных срубно-андроновским. Металл сходного состава и тех же типов

(стрела, дротик и серп) обнаружен к северу от оазисов на стоянках степной

бронзы, что указывает на уничтожение традиций анауской металлообработки

носителями степных культур, имевшими рудную базу в северных областях

[Кузьмина, 1966, с.90, 91. 104]. Металл андроновского производства характер-

ных типов и состава (высокооловянистая бронза) доставлялся также на юг

Таджикистана к носителям бишкентской (вахшской культуры); сходные типы

изделий зафиксированы и у земледельцев Южной Бактрии [Виноградова, Кузь-

мина, 1986, с.147] (рис. 53).

Таким образом, анализ горного дела, металлургии и металлообработки анд-

роновцев не подтверждает гипотезы о миграции населения во второй половине

II тыс. до н.э. из Передней Азии и не противоречит индоиранской атрибуции

андроновских племен.

155

ИЗГОТОВЛЕНИЕ ОДЕЖДЫ, КОСТЮМ

Материалами для одежды андроновцам служили мех, кожа и шерсть

. На

использование меха указывают находки почти на всех поселениях костей волка,

лисы, хорька, бобра, зайца. Меховую одежду могли сшивать сухожильными

нитями, известными, например, в Алакуле [Сальников, 19516, с.138].

Об умении изготовлять кожу свидетельствуют находки на большинстве по-

селений изделий из лопаток и тупиков, сделанных из челюстей лошади и ко-

ровы. Они найдены, например, в Алексеевке, Садчикове [Кривцова-Гракова,

1948, с.123, рис. 24; 1951, с.166. 176. рис.14. 4. 5], Шандаше, Турсумбае (рас-

копки Е.Е.Кузьминой), Перелесках [Евдокимов. 1975в, с.114], Чаглинке [Ораз-

баев, 1970, с.134], Явленке [Зданович, 19736, 47], Атасу [Маргулан, 1979,

с.184]; Канае, Усть-Нарыме, Малокрасноярке [Черников, 1960, табл. VI, I,

XXVI, I, XXXVIII, 2, XXXIX], Тасты-Бутаке [САИ В 3-2, с.61], Кипели [Саль-

ников, 19516. с.130, рис.15,2]. Аналогичные предметы в срубной культуре, по

заключению Г.Ф.Коробковой, использовали для выделки кож [Шарафутдинова,

1982. с.136; Лесков. 1970, с.39]. Андроновцы могли применять кожу для шитья

верхней одежды, колпаков и обуви, последнее документировано археологически.

Основным материалом для одежды была шерсть. Ее пряли деревянными

веретенами с глиняными пряслицами, находки которых есть на поселениях, а

сами крученые нити сохранились внутри бусин в погребениях. Простейшим

способом изготовления шерстяных вещей было вязание. В Западной Сибири в

могильниках Андроново, Орак. Пристань, Усть-Ерба найдены вязаные вещи

[Тугаринов. 1926. с.158; Сосновский, 1934, с.95-96; Киселев, 1949, с.44. 48,

Комарова, 1961, с.51; Максименков, 1978, с.14,72]. В Ораке из грубой крученой

шерсти толщиной 29 микрон крючком способом «рубчик полустолбиком» (там-

буром) связаны узкие полоски, затем сшитые по спирали в виде конической

шапочки с узором в елочку [Сосновский, 1934, с.93, 94, рис. на с.95]. В Анд-

ронове шапочка тоже сшита по спирали на конус из узкой тесьмы, но не

вязаной, а сплетенной из толстой шерстяной нити

. В двух других могалах

Орака найдены обрывки ткани от одежды и шапочки в виде узких полосок,

сплетенные «бассонным плетением» из некрученой шерсти при помощи чел-

нока; толщина нитей 18 и 22 микрона [Сосновский, 1934, с.92, 95, рис. на

с. 93, 94].

Существовало и ткачество. В могильнике Еловка в могиле 47 под бронзо-

выми бляхами нагрудника сохранилась ткань типа «диагональ», сотканная из

тонких шерстяных нитей [Матющенко, 1973а, с.59]. На петровских и алакуль-

ских горшках есть отпечатки ткани полотняного переплетения из нитей толщи-

ной 1,3—1,6 мм. Подобная ткань известна по отпечаткам на грубой керамике и

ноже в Сейме [Бадер. 1970, с.123]. Аналогичные ткани полотняного и диаго-

нального переплетения найдены в Пазырыке [Руденко, 1953, с.245, табл. XXV,

4]. Вероятно, ткали на примитивном вертикальном станке без ремизок, исполь-

зуя костяные спицы для натягивания основы и глиняные или каменные грузила

для фиксации

. Находки спиц и грузил есть на андроновских поселениях

[Сальников, 1951а, с.139; ИК ССР, с.123], челнок найден в Чаглинке [Оразба-

156