бутылочке. Однажды ребенок играл старинными монетами с изображением
птиц. Он стал их тоже называть “уа”. Наконец, все маленькие, круглые
блестящие предметы (пуговицы, медали, монеты) стали называться “уа”.
Примеров автономных детских слов множество. Так, детское слово
“пу-фу” может означать йод, ранку, горячую кашу, сигарету, от которой идет
дым, огонь, сам процесс тушения и многое другое, где нужно дуть. Слово
“кх” может означать кошку, мех, волосы, шапку, шубу и многое, что связано
с ощущением мягкости и пушистости. С точки зрения взрослого, в этих
вещах нет ничего общего. Для взрослого этот признак мягкости и
пушистости совершенно не важен, а для малыша он может быть главным,
потому что в своих первых обобщениях он руководствуется, прежде всего,
непосредственным ощущением и своим собственным, неповторимым
опытом. Интересно, что предметы могут называться одним словом по самым
различным признакам.
У одной девочки (1 год 3 месяца) слово “ка” имело 11 значений,
которые постоянно расширялись. Сначала (в 11 месяцев) этим словом она
называла желтый камень, с которым играла, затем этим словом она назвала
желтое мыло, потом камни любого цвета. В 1 год она назвала словом “ка”
кашу, потом куски сахара, потом сладкое, кисель, варенье, потом катушку,
карандаш, мыльницу с мылом и пр. Можно видеть, что одни предметы
входят в состав значения слова по одному признаку, другие – по-другому.
Например, желтое мыло вошло по признаку цвета, кисель – по признаку
сладкого, а катушка и карандаш – по звуковому сходству. Все эти значения
образуют набор предметов, которые обозначаются одним словом “ка”.
Ни одно из слов детской речи не может быть адекватно переведено на
наш язык, потому что дети видят и обозначают предметы совершенно по-
другому. Интересно, что те же дети прекрасно понимают значения всех
взрослых слов: они легко отличают кошку от маминых волос или бутылочку
с йодом от сигареты. Но они продолжают говорить “кх” или “пу-фу” вовсе не
из каприза, а потому что их слова имеют другое значение.
Из этих двух особенностей автономной детской речи вытекает третья,
связанная с ее использованием. Если эта речь непохожа на обычную ни по
своему звучанию, ни по своему значению, то понять ее может только тот, кто
хорошо знает ребенка, кто может разгадать его шифр. Ни один посторонний
человек не может догадаться, что означает “уа” или “пу-фу”. Но близкие
люди без труда понимают малыша, потому что они ориентируются не только
на его слова, но и на ту ситуацию, в которой находится ребенок. Например,
если ребенок кричит “уа” на прогулке, значит, он хочет подойти к пруду, а
если говорит то же “уа” в комнате, это означает его желание играть с
пуговицами. Общение с детьми в этот период возможно только по поводу
конкретной ситуации (поэтому оно и называется ситуативным). Слово может
обозначать тот предмет, который ребенок непосредственно воспринимает.
Если предмет находится перед глазами, то сразу понятно, о чем идет “речь”.
Но понять значение этих слов, когда они оторваны от ситуации, невозможно.
Если наши слова могут замещать ситуацию, то слова автономной детской