Однако в Европе поэт загрустил ещё больше, пообщавшись с русскими
эмигрантами: "Снова здесь пьют, дерутся и плачут под гармоники жёлтую
грусть. Проклинают свои неудачи, вспоминают Московскую Русь...". Так как
из Парижа санатория для пьющего Есенина не получилось, Айседора увезла
его на свою родину. В Америке к обоим отнеслись с брезгливой опаской,
чуть ли не как к троянскому коню большевиков в сфере культуры. Дункан
это не смутило: плюнув на высший свет, "красная Айседора" стала выступать
в пролетарских кварталах, её принимали "на ура", жизнь улыбалась ей. Но
тут она впервые узнала, что такое брак в понимании мужчины. Когда пресса
назвала поэта "молодым мужем Дункан", его буквально взорвало. Есенин в
глубине души был патриархален и не мог снести такого унижения. Тяжело,
до беспамятства и погромов мебели в ресторанах, он снова запил. Однажды,
заплатив по счетам его "гуляний", Айседора не выдержала и сказала ему: "Go
home!". Он уехал, но примчался к ней снова с бельгийской границы, не
вынеся разлуки. Увы, разбитую чашку склеить было уже нельзя. Дикая
страсть умирала, убивая тех, в ком жила, как смертельная болезнь. Через 2
года после разрыва поэта вынули из петли в петербургской гостинице
"Англетер".[8;79]
Дункан пыталась забыться в танце. "Айседора танцует всё, что другие
говорят, поют, пишут, играют и рисуют, – сказал о ней Максимилиан
Волошин, – она танцует "Седьмую симфонию" Бетховена и "Лунную
сонату", она танцует "Primavera" Боттичелли и стихи Горация". Но это была