Кохановская Т.И. Философия: Учебное пособие для высших учебных заведений

Подождите немного. Документ загружается.

зума, понятие прогресса и т.д. В то же время религиозный фанатизм и

экстремизм как духовная основа фундаментализма несут в себе все черты

тоталитарной идеологии с ее отрицанием гражданского общества и прав

человека. Вот почему феномен религиозных ценностей во всем объеме его

проявлений, от постановки свечи в храме до гибели религиозного фанатика,

может быть рассмотрен в связи с системой нерелигиозных ценностей.

Речь идет о феномене свободомыслия как своеобразном явлении духовной

культуры, берущим свои истоки еще в древневосточных и античной

цивилизациях. Свободомыслие принимало различные исторические формы,

такие как богоборчество, скептицизм (П. Бейль и Д. Юм), пантеизм и деизм

(многие ученые Нового и новейшего времени), атеизм и светский гуманизм и

другие. Среди выдающихся современных свободомыслящих ученых можно

назвать такие имена как Б. Рассел, 3. Фрейд, Э. Фромм, Ж. П. Сартр, Дж.

Хаксли, П. Куртц, К. Ламонт и др. Они убеждены в том, что человек должен

иметь мужество для критического рассмотрения всех феноменов своей

жизни, в том числе и религиозной веры, оставаясь на позициях здравого

скептицизма. Не отвергая необходимости религиозных ценностей для

миллионов верующих и признавая, что человек, видимо, нуждается в мире

иллюзий, мифов и фантазий, помогающем ему выжить, они исходят из того,

что трансцендентальное искушение таится в сердце человека. Его

невозможно преодолеть чисто рационалистическими умозаключениями и

выводами, а тем более силой и насилием. Необходимы диалог и дискуссия,

выработка компромиссов и взаимодействие науки и религии на основе

принципа взаимодополнительности в рамках общечеловеческой культуры. В

любом случае нужно избежать фанатизма, связанного с ортодоксально-

догматическим подходом, культивировать две главные гуманистические

добродетели: разум и мужество.

Реализация этих принципов возможна при соблюдении одного из важнейших

прав человека - права на свободу совести и свободу вероисповедания. Эта

проблема в виде веротерпимости или преследования иноверцев

прослеживается на протяжении всей истории. Она не раз была предметом

360

острейших политических споров, столкновений, в том числе и кровавых, на

религиозной почве. Государство в той или иной форме достаточно жестко

определяло свою политику по отношению к религии. В Российской империи

все религии делились на три группы: государственную (православие),

терпимые (другие христианские конфессии, ислам, буддизм и др.) и

нетерпимые (различные секты). Свободомыслие и атеизм преследовались по

закону. В современной России действует закон "О свободе совести и о

религиозных объединениях" (1 октября 1997 г.), где под свободой совести

понимается: "право исповедовать индивидуально или совместно с другими

любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать и менять,

иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в

соответствии с ними". Законом закрепляется и охраняется как светский

характер государства и равенство всех религий перед законом, так и право

гражданина на свободный выбор своего отношения к религии. Это особенно

важно, поскольку избрание той или иной системы ценностей (как

религиозной, так и светской) является сугубо личностным выбором человека,

за который он несет ответственность перед своей совестью. Более того,

нужно подчеркнуть, что в многонациональном и многоконфессиональном

государстве, каким является Россия, общенациональная идея должна быть

нерелигиозной, светской. В противном случае невозможна выработка

национального самосознания всех россиян, а общество будет обречено на

постоянную конфронтацию.

В последние десятилетия набирает силу экуменическая тенденция, сутью

которой является попытка сближения разных христианских конфессий и

других мировых и национальных религий для решения глобальных

общечеловеческих проблем. Действительно, разные системы религиозных

ценностей имеют немало общего, особенно в сфере религиозной морали.

Независимо от исповедования или неисповедования какой-либо религии,

люди хотели бы жить в мире, благополучии, безопасности, любви к семье и

детям и т.д. Кроме того, у любого человека в той или иной степени есть

стремление к духовным ценностям,

361

к тому, что выходит за рамки повседневной жизни, к тому, что возвышает и

укрепляет человеческий дух. Единственное и непременное условие

культивирования любой системы ценностей состоит в реализации права

каждого человека на свободный выбор, в уважении аналогичного права

других людей и понимании сущностного единства человеческого рода.

5. Личность: проблемы свободы и ответственности

Хорошо известно, что со времен Великой французской революции свобода

рассматривается в качестве величайшей ценности культуры. "Все люди

рождаются и остаются свободными и равными в правах", - было записано в

статье первой "Декларации прав человека и гражданина". О свободе

подробно говорится в ст. 27 "Всеобщей декларации прав человека", принятой

Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г. Свободе ставят памятники

(в Нью-Йоркской гавани), ей посвящают литературные произведения и

научные исследования. Ее изображают на картинах, как это сделано на

полотне Делакруа "Свобода на баррикадах" (1830), где она изображена в виде

красивой женщины, величественно размахивающей флагом на фоне

возбужденней толпы. О свободе слагают стихи:

Лишь тот достоин жизни и свободы, Кто каждый день за них идет на бой!

Представляется, что каждый знает, что имеется в виду, когда заходит речь о

свободе. Однако не все так просто. И как бы подтверждая это, великий поэт и

мудрец Иоганн Вольфганг Гете, которому принадлежат приведенные выше

слова, говорит: "Свобода - странная вещь". О том, что люди легко вводятся в

заблуждение соблазнительным "именем свободы", знал уже Т. Гоббс. Об

этом же писал Гегель: "Ни об одной идее нельзя с таким полным правом

сказать, что она неопределенна, многозначна, доступна величайшим

недоразумениям и потому действительно им подвержена, как об идее

свободы". Можно привести и другие высказывания подобного рода,

принадлежащие лучшим умам человечества.

362

Так что же такое свобода? Чтобы ответить на этот вопрос, мы можем

обратиться к уголовному законодательству, подробно регламентирующему

назначение такого вида наказания за серьезные преступления, как лишение

свободы. "Лишение свободы, - читаем мы в ст. 56 действующего Уголовного

кодекса, - заключается в изоляции от общества путем направления его в

колонию-поселение или помещение в исправительную колонию... в тюрьму".

Под лишением свободы понимается принудительная изоляция в учреждениях

со специальным режимом, а под свободой, соответственно, жизнь за

пределами этих учреждений. Вряд ли такое понимание свободы может нас

удовлетворить, если все люди за пределами исправительных учреждений

свободны, то и речь не о чем вести. Тем более, не за что бороться, "каждый

день идти на бой", как выразился Гете. Следует признать, что речь идет о

специальном, юридическом, а не философском употреблении термина.

Однако сам подход, заключающийся в определении понятия свободы через

противопоставление ее тому, что свободой не является, достаточно

плодотворен. Последуем и мы этим путем, последовательно ставя рядом со

"свободой" понятия, обозначающие то содержание, которое противоположно

ей.

Первым рядом со словом "свобода" поставим слово "произвол". Рассмотрим

сначала этимологию, т.е. первоначальное значение этих слов. Обратимся для

этого к "Толковому словарю живого великорусского языка" Вл. Даля. Даль

ставит рядом со словом "свобода" слово "слобода". Он пишет: "слобода" -

вольное поселение. Свобода - "своя воля, простор, возможность действовать

по-своему: отсутствие стеснения, неволи, рабства, подчинения чужой воле".

Свобода, таким образом, есть воля. А что такое воля? Ответ таков: воля есть

"данный человеку произвол действия". Нетрудно видеть, что все вертится

вокруг одного и того же и переходит одно в другое. Свобода, воля, произвол

- практически синонимы. Но уже приводимые В. Далем иллюстрации

настораживают. Для разъяснения

363

терминов он подбирает такие пословицы и поговорки, которые как бы

предостерегают нас от чего-то: волю дать - добра не видать; боле воли - хуже

доля; дай сердцу волю - заведет в неволю; жить по воле - умереть в поле;

воля портит, а неволя учит; воля и добру жену портит; своя воля страшнее

неволи.

Так от чего же предостерегают нас эти пословицы? От злоупотребления

свободой. Только та воля хороша, которая основывается не на чувстве, не на

сердце, а на уме. Когда же человек осуществляет свою волю, не считаясь с

нормами человеческого общежития, интересами других людей, в том числе и

их стремлением тоже быть свободными, - это произвол. Становится

понятным, что свобода и произвол - не одно и то же. Более того, произвол -

это нечто противоположное свободе. Нарушение ее культурных рамок и есть

полная внутренняя и внешняя несвобода. Теоретически различать свободу и

произвол достаточно легко, но на практике это сделать часто весьма сложно.

Отсюда призывы лучших людей человечества к осторожности. Несколько

столетий назад об этом писал Б. Паскаль, утверждая: "нехорошо быть

слишком свободным". Среди наших современников можно назвать А.

Солженицына с его максимой: "Золотое правило всякой свободы: стараться

как можно меньше пользоваться ею". Здесь как ни в каком другом случае,

нужно семь раз отмерить, прежде чем один раз отрезать. Яркой

иллюстрацией к сказанному является понятие неосторожной вины в

уголовном законодательстве, согласно которому человек несет

ответственность за нарушение закона и в том случае, когда он не желал

нарушить закон, не знал, что это совершает, но по обстоятельствам дела

должен был знать.

Проблемой соотношения "свободы" и "воли" много занимались русские

философы как в общефилософском плане, так и применительно к России.

Особенно интересны размышления Г. Федотова в цикле статей, посвященных

истории и культуре России. Воля, писал он, есть прежде всего возможность

жить или пожить по своей воле, не стесняясь никакими социальными узами,

не только целями. Волю стесняют и равные, стесняет и мир. Воля

торжествует или в уходе из существа, на степном просто-

364

ре, или во власти над обществом, в насилии над людьми. Свобода личная

немыслима без уважения к чужой свободе; воля всегда для себя. Она не

противоположна тирании, ибо тиран есть тоже вольное существо. В России,

позже других европейских стран вступившей на путь буржуазного развитая,

веками акцент делался на "волю", а не на "свободу". Г. Федотов обращает

внимание на то, что на Руси "свобода" в одном из своих значений - понятие

отрицательное, синоним распущенности. Идеал московской воли -

разбойник. Поскольку воля невозможна в культурном общежитии, то

русский идеал воли находит себе выражение в культуре пустыни, дикой

природы, кочевого быта, цыганщины (не случайно пушкинское

противопоставление неволи душных городов подлинной вольности цыган),

вина, разгула, самозабвенной страсти - разбойничества, бунта и тирании.

Отсюда и интересный феномен, подмеченный русским мыслителем. Когда

становится невмочь, народ разгибает спину: бьет, грабит, мстит своим

притеснителям - пока сердце не отойдет. Тогда вчерашний "вор" сам

протягивает руки: вяжите меня. "Так московский народ раз в столетие

справляет свой праздник "дикой воли", после которой возвращается,

покорный, в свою тюрьму. Так было после Болотникова, Пугачева, Ленина".

Вопрос в следующем: насколько все сказанное о русской воле актуально

сегодня, когда XX в. остался позади? В ситуации катастрофы, в которой

оказалась наша страна, представители властвующих и оппозиционных элит

любят пугать друг друга и самих себя словами А. С. Пушкина о "русском

бунте, бессмысленном и беспощадном". Многие события, происходящие в

разных концах страны, как будто бы подтверждают перспективу

надвигающегося хаоса. Однако Россия уже не та. И слова, сказанные под

впечатлением изучения материалов пугачевского бунта, вряд ли можно

отнести к сегодняшней России. Полтора столетия назад страна окончательно

вступила на путь индустриального развития, сначала в буржуазной, а затем -

коммунистической форме. Она прошла школу рационально-технологической

и политико-авторитарной дисциплины. Не говоря уже о поголовной

грамотности и образо-

365

ванности. Наша эпоха, писал тот же Федотов уже в середине XX в., теперь не

знает бессознательно-органической стихии народа. Эта "земля" перепахана и

выпахана. Русский народ вступил в полосу рационализма. Он верит книжкам

и печатному слову. Н. Бердяев в "Русском коммунизме" добавляет сюда еще

и веру в машину: русский народ из периода, когда он жил под мистической

властью земли, перешел в период технический, когда он поверил во

всемогущество машины. Так что если России суждено скатиться в хаос, путь

к нему проложит отнюдь не "бессмысленный бунт".

Следующим понятием, которое мы поставим рядом со свободой, будет

фатализм. Согласно Сартру, истинной противоположностью свободе

является фатум, судьба. Что такое судьба? Отвечая на этот вопрос, В. Даль

ставит в один ряд судьбу, суд, судилище и расправу. Судьба - это участь,

жребий, рок, предопределение. Иллюстрацией такого понимания может

служить небольшая новелла "Фаталист" в повести М. Ю. Лермонтова "Герой

нашего времени".

Новелла, как всякое подлинно художественное произведение, предполагает

множество толкований, оставляя в данном случае вопрос о существовании

фатума открытым. На теоретическом же уровне понятно, что идея

предопределения ставит человека в положение объекта - марионетки,

которую двигают за ниточки. Это не только противоречит опыту

повседневной жизни, но и снимает ответственность за содеянное. Не

случайно в начале повествования один из несогласных восклицает: "Если

точно есть предопределение, то зачем нам дана воля, рассудок? почему мы

должны отдавать отчет в наших поступках?". Ответственность же без вины

есть то, что в уголовном законодательстве называется объективным

вменением и что этим законодательством категорически запрещено. В

философии ответ на вопрос, поставленный в новелле, дал Кант, правда, имея

ввиду не фатум, а окружающую человека среду. Его ответ состоит в том, что

среда во многом действительно детерминирует поведение человека,

правомерно ставить вопрос о его ответственности, ибо человек не только

включен в цепи при-

366

чинения, но и способен начинать причинный ряд, реализовать то, что Кант

называл "причинностью из свободы". Отсюда линия, представленная Руссо,

Сартром и другими мыслителями, суть которой состоит в том, что человек

рождается свободным и должен нести бремя свободы до самой смерти,

свободен даже "под клещами палача" и т.д. Идея фатума не противостоит

свободе, не соотносится никаким образам с ней. Она ее теоретически

уничтожает. А что соотносится? Соотносится "необходимость".

Поставим теперь рядом со свободой необходимость. Вопрос о соотношении

свободы и необходимости тщательно разработан в Новое время, что

объясняется общим гносеологическим креном философии в последние

несколько столетий. К настоящему времени сложилось несколько подходов,

предлагающих как положительное, так и отрицательное решение. Согласно

первому, необходимость как таковая не существует. Она есть фантом

сознания. "Необходимость не факт, а интерпретация", - гласит афоризм Ф.

Ницше. Примерно то же говорит и Л. Шестов, сравнивая необходимость с

мифической головой Медузы. Близок к этому подходу Ф. Достоевский. Идея

необходимости, читаем мы в "Записках из подполья", - это "идея каменной

стены", предписывающей - "восставать нельзя". Но не примиряться ни с

одной из невозможностей и каменных стен можно и нужно. По-видимому,

своеобразным римейком этой формулы являются слова В. И. Ленина из

легенды о его первом аресте. На вопрос жандарма, почему он бунтует, ведь

перед ним стена, он, якобы, ответил: "Стена, да гнилая, ткни и развалится".

Среди современных философов можно назвать Сартра, определявшего

свободу как "разжатие бытия", и Камю, утверждавшего, что любая стена - это

дверь и призывавшего не отыскивать дверь, избегая стены.

Согласно второму подходу, необходимость существует как некоторая

отдельность. Необходимость - это не-об-ходимость, то, что нельзя обойти.

Сфера свободы существует за пределами сферы необходимости. Они плохо

смешиваются, как плохо смешиваются вода и масло. Достаточно ясные

следы этого подхода можно найти в мар-

367

ксизме, который - несмотря на следование традиции Спинозы и Гегеля -

различал две эпохи в истории человечества: "царство необходимости"

(предысторию) и "царство свободы" (подлинную историю, начинающуюся с

победой коммунизма, в основе которого лежит "свободное развитие

индивидуальностей").

Наконец, третий подход, в рамках которого нащупы-вается связь между

свободой и необходимостью, даже их взаимопереход и тождество. "Свобода,

- говорит Шеллинг, - должна быть необходимостью, необходимость -

свободой". Главный путь трансформации необходимости в свободу -

познание. Так считал Спиноза, сформулировавший свою знаменитую

максиму "Свобода есть познанная необходимость". На этом настаивал

Гегель. Об этом писал Энгельс: свобода есть способность принимать

решение со знанием дела. Наиболее популярный аргумент против такого

понимания свободы состоит в том, что оно оправдывает психологию раба,

смирившегося со своей участью. Если, говорят нам, свобода есть познанная

необходимость, то, например, заключенному достаточно осознать

неизбежность отбывания наказания в тюрьме или проживания в

тоталитарном государстве, чтобы почувствовать себя свободным. Но это

поверхностный аргумент. Слепая необходимость сама по себе не есть

свобода. Чтобы стать свободой, она, на основе познания, должна быть

использована человеком в своих целях. Энергия электрического заряда,

проскакивающего между тучей и землей, способна убить человека. Но та же

энергия, пропущенная по проводам, зажигает лампу накаливания, отапливает

помещение в холодное время года и охлаждает его в жаркое, приводит в

движение станки и механизмы, обеспечивает работу компьютерам и

поддерживает жизнь всемирной информационной паутины. То же можно

сказать и об энергии ветра, энергии рек и морей, атомной энергии и т.д.

Познанная необходимость дает освобождение человеку от действия,

стихийных сил природы, социального гнета, непосильного труда и т.д.

Однако она не дает ответа на вопрос о том, для чего человеку эта свобода.

Есть такая легенда о змее. Однажды в человека заполз змей и его жизнь

превратилась в ад. Он все время думал об освобож-

368

дении. Но змей все жил и жил в человеке. И вот однажды, когда он спал,

змей уполз. Человек стал свободным. "Свободным от". Но после первых

радостей встает другой вопрос: что делать с полученной свободой? для чего

она? Мы видим, как проблема свободы расслаивается на две проблемы:

"свободы от" и "свободы для".

Идея свободы как познанной необходимости - это идея "свободы от". Она

возникает, формулируется и решается в русле рациональной

просветительской позиции. С течением времени, как и идеи Просвещения, в

целом, она стала обнаруживать свою ограниченность. Как только это было

осознано, стали предприниматься попытки найти альтернативную платформу

для решения проблемы свободы. Такой платформой стала гуманистически-

натуралистическая позиция. На ее основе оказывается возможным сделать

то, что вызвало затруднение в рамках гносеологического подхода:

эксплицировать содержание "свободы для". С этих позиций свобода должна

быть понята прежде всего как возможность раскрытия природных или

приобретенных в культуре задатков и способностей, "сущностных сил", так

же как творчества культуры и самого себя. Отсюда как классический идеал

целостной, всесторонне и гармонически развитой личности, саморазвития и

самосовершенствования человека, так и неклассические экзистенциальные

идеи изначальной свободы, предшествования существования сущности,

непрерывного процесса изобретения человеком самого себя.

Гуманистически-натуралистическая позиция предполагает значительно

большую активность человека, чем чисто гносеологическая. С этой

активностью тесно связана проблема свободы выбора. Первоначально эта

проблема разрабатывалась, главным образам, в лоне христианства,

вынужденного решать "проклятый вопрос" согласования идеи благого и

разумного Бога с наличием мирового зла, получившего название "теодицея".

Наиболее распространенное решение относит наличие мирового зла на счет

злоупотребления человеком дарованной ему Богом свободой воли. Общая

секуляризация, осуществленная в рамках буржуазной цивилизации,

коснулась и свободы выбора. Вне теологической оболочки свобода выбора -

это

369

возможность выбрать между объектами, реализуемыми целями, способами

действия и применяемыми средствами. Выбор предполагает разнообразие

предметов. Его нет там, где речь идет об одинаковых предметах. Тогда

человек попадает в положение буриданова осла, умершего от голода, потому

что не сумел выбрать между двумя одинаковыми охапками сена. Наглядным

примером выбора являются демократические выборы в органы

законодательной власти. Когда в недавнем прошлом у нас проходили выборы

без выбора, это, конечно, никакого отношения к свободе выбора не имело.

Однако и в рамках буржуазной демократии выборы могут быть вполне

формальными, "свободные выборы господ, - писал Г. Маркузе, - не отменяют

противоположности господ и рабов". Задолго до Г. Маркузе этот вопрос

обсуждал Н. Бердяев в своей знаменитой работе "Истоки и смысл русского

коммунизма". Выбор, приходит он к выводу, важен в соединении с тем

изменением ситуации, которое реализуется после выбора. Иначе от этой

свободы мало толку, как от выбора способа казни, о котором писал Ж. П.

Сартр, обосновывая изначальную свободу человека. И, конечно, выбор

должен быть богатым, из многих и разных возможностей.

Своеобразием отличается религиозное понимание свободы выбора.

Постановка проблемы, как она стоит в религии со времен Книги Иова,

инициирована затруднением, выраженным в поэтической форме Г. Гейне:

Почему под ношей крестной

Весь в крови влачится правый?

Почему везде бесчестный

Встречен почестью и славой?

Первоначальный ответ на вопрос "почему всеблагий Бог, управляющий

миром, допускает зло на Земле?" заключается в том, что возмездие рано или

поздно настигнет всех носителей зла. В крайнем случае, это обязательно

совершится за гробом. Однако это не объясняет, почему Бог допускает само

существование зла. Ссылка на дуальную природу человека, выраженную в

формуле ап. Павла ("полуангел, полузверь"), не снимает вопроса о том,

почему Бог создал человека именно таким, а не другим

370

Поэтому в христианстве была предложена и получила широкое

распространение концепция оправдания Бога ("теодицея") исходя из

принципа свободы выбора. Суть этой концепции состоит в том, что Бог

создал человека свободным и его свобода является одной из самых больших

человеческих ценностей. "Стойте в свободе, - призывал ап. Павел, - которую

даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства". Но человек,

будучи свободным, свободен выбирать между добром и злом и далеко не

всегда он выбирает добро. Зло, таким образом, есть не Божественное

творение, а результат свободной деятельности человека. Его свободный

выбор.

Этот подход, однако, многими мыслителями рассматривается как

половинчатый. Как получается, спрашивает Бердяев, что всемогущий Бог,

пусть даже через выбор человека, допускает существование зла в мире? И

как можно, допустив зло, "запугивать человека гибелью"? Решение, которое

предлагает Н. Бердяев, несколько отличается от общепринятого. Бога нельзя

понимать наподобие деспотического монарха или полицейского. Он не

управляет миром в том смысле, в каком мир понимает управление. Не

присутствует в нем как судья и каратель. Он присутствует только как совесть

и, следовательно, оценка. Однако нетрудно видеть, что и эта версия не

вполне защищает от того исходного критического аргумента, которого хо-гел

избежать Н. Бердяев. Христианская религия, таким образом, явилась не

только одним из истоков учения о свободе выбора, но и продемонстрировала,

в конечном итоге, ущербность редукции всего богатства характеристик

свободы к свободе выбора.

Следующее понятие, которое следует поставить рядом со свободой -

отчуждение. Что такое "отчуждение"? Первоначально это юридический

термин, обозначающий переход собственности от одного владельца к

другому. Превращение вещи из своей в чужую. В XIX в. ему придан

универсально-философский смысл. В философии под отчуждением

понимается превращение деятельности человека и ее результатов в чужую,

самостоятельную силу, господствующую над ним самим, и связанное с этим

371

превращение человека из активного субъекта в объект общественного

прогресса (А. Огурцов). Несмотря на попытки придать проблеме

трансисторический смысл, следует признать ее продуктом Нового времени и

возникающих буржуазных отношений. Производство становится машинным.

Человек из субъекта производства превращается в частичный придаток

частичной машины. Отношение между объективными условиями труда и

самим трудом извращается. Не человек применяет машину, а машина -

человека. Духовные потенции производства отделяются от работника. Они

становятся достоянием науки и возвращаются в процесс производства не в

формах развития разума и способностей работника, а в формах

усовершенствования машин. В силу все более усугубляющегося разделения

труда деятельность человека превращается в абстракцию деятельности, а сам

он - в абстрактного, одностороннего человека. Этот процесс не

ограничивается непосредственным процессом производства, но захватывает

все общество и все общественные институты. На первый план выходят