Карпан Н.В. Чернобыль. Месть мирного атома
Подождите немного. Документ загружается.
532
ПРИЛОЖЕНИЕ 1
«Чернобыль. Радиационная обстановка в первые дни»
Хамьянов Л.П., из книги «Москва – Чернобылю»,
М., Воениздат, 1998 г.
Хамьянов Леонид Павлович, начальник отделения
радиационной безопасности и химико-технологических
процессов на АЭС. Инженер-физик, кандидат физико-
математических наук, с 1954 г. по 1976 г. работал в
Физико-энергетическом Институте в г. 06нинске
Калужской области
, а с 1976 г. по настоящее время во
ВНИИАЭС. Участник ликвидации последствий
катастрофы на ЧАЭС в 1986 г.
26 апреля 1986 г. рано утром на моей квартире зазвонил телефон и
главный инженер «Союзатомэнерго» Прушинский Борис Яковлевич
сообщил, что на Чернобыльской АЭС крупная авария. Как член
Межведомственной группы оказания помощи АЭС в случае аварии
(группа OПAC) я должен был прибыть в Союзатомэнерго для участия в
оценке ситуации и разработке первоочередных мер
…
После нескольких часов сборов группа ОПАС и несколько человек из
других ведомств на военном самолете летит в Киев. В аэропорту Жуляны
нас встретили и на автомобилях, в сопровождении милиции, быстро
поехали в г. Припять. По «домашним заготовкам» мощность дозы
внешнего облучения при максимально возможной аварии могла составить
на расстоянии 3 км (
г. Припять) около 2 рентген в час. В действительности
в ночь с 26 на 27 апреля 1986 г., она достигла 1,2 рентген в час.
Уместно напомнить, что допустимая доза облучения персонала за год
составляет 5 бэр/год, принятая через некоторое время НКРЗ
(Национальная комиссия по радиационной защите) Минздрава СССР
допустимая доза облучения за всю жизнь составляет 35
бэр. В условиях
Чернобыльской аварии и то и другое можно было получить в эти первые
дни за несколько часов. Отличительной особенностью 26 апреля 1986 г. по
погодным условиям был ясный, солнечный день и полный штиль. В
результате этого радиоактивные вещества из разрушенного реактора
горячим потоком воздуха поднимались вверх, а затем медленно, путем
диффузионных
процессов распространялись во все стороны. В момент
прибытия группы ОПАС в г. Припять (около 14 часов 26 апреля)
533
мощность дозы в городе составляла около 40 мкр/сек (140 мр/час), а рано
утром (когда Прушинский говорил по телефону с Брюхановым) было
около 4 мкр/сек (14 мр/час). Искажение при передаче информации утром
произошло из-за того, что приборы на ЧАЭС имели шкалу в мкр/сек,
тогда как обычно мощность дозы сообщают
в единицах мкр/час. Таким
образом, уже утром мощность дозы в городе Припять приблизительно в
1000 раз превышала естественный фон...
По прибытии в г. Припять в здании горкома КПСС состоялась встреча
с директором и главным инженером станции.
Вопросы касались прежде всего состояния аварийного реактора и
возможности повторного неконтролируемого «разгона» реактора 4-го
блока. Со слов физиков ЧАЭС реактор может выйти из состояния
«отравления» где-то около 21 часа вечера 26 апреля…
Когда мы въехали на территорию станции и проезжали мимо 4-го
блока, сидевший за мной в машине Конвиз А.С. из Гидропроекта
предложил остановиться и посмотреть развал стены блока. Мы
остановились и даже вышли
из машины. Секунд через 30 чувство
дозиметриста подсказало мне, что без знания радиационной обстановки и
приборов нельзя находиться в зоне аварии, о чем я и сказал коллегам и
предложил ехать в штаб на 1-й блок. Как вскоре выяснилось, я был прав,
так как радиационная обстановка вблизи развалов была очень тяжелой,
даже
опасной. В штабе (в подвале 1-го блока) каждый занялся своим
делом. Я встретился прежде всего с начальником штаба ГО Воробьевым
С.С., который рассказал о радиационной обстановке на промплощадке,
которую он контролировал инструментально с начала аварии. Обстановка
была очень тяжелой. Для оценки ситуации нужны были хотя бы какие-то
представления о
выбросе радиоактивности из 4-го реактора. Я встретился
с начальником лаборатории внешней дозиметрии Коробейниковым
Владимиром Лаврентьевичем, который показал мне первую справку о
выбросе радионуклидов, которую они подписали с директором
Брюхановым В.П. В этой справке утверждалось, что радиационная
обстановка в г. Припяти обусловлена инертными радиоактивными газами
(криптоном и ксеноном).
Я спросил
Коробейникова В.Л. о радиоактивном йоде, который очень
опасен в таких ситуациях, так как при вдыхании вместе с воздухом он
проникает в легкие, а потом концентрируется в щитовидной железе, где
создает большую локальную дозу облучения. Коробейников уверял, что
йода они не видели. Я предложил поехать в город в лабораторию и
посмотреть ещё раз на германий-литиевом спектрометре, который у них
имелся.
Когда, приехав в лабораторию, мы включили спектрометр, то на
экране монитора прибора были отчётливо видны пики у линий изотопов
534
радиоактивного йода, который находился в воздухе рабочих помещений
лаборатории и, соответственно, в атмосфере города. Это лишний раз
убедило меня, что мы имеем дело с разрушенной активной зоной
реактора, из которой выносятся летучие продукты деления и
распространяются в окружающей АЭС среде. Коробейников В.Л. сказал
также мне, что он проследил путь
движения радиоактивного облака после
взрыва на 4-ом блоке. По следу на земле было ясно, что облако ушло на
запад, причём Коробейников В.Л. установил, что его «приземление», т.е.
касание земли при постепенном расширении, произошло в 22 км от г.
Припяти в районе Толстого леса. В дальнейшем я ездил туда и данные
Коробейникова В.Л. подтвердились. Картина обстановки постепенно
прояснялась. Погодные условия оставались штилевыми, реактор
постоянно выбрасывал радионуклиды, в г. Припять радиационная
обстановка постепенно ухудшалась…Бросалось в глаза, что жители г.
Припять, хотя и знали об аварии, но отнеслись к этому спокойно и даже не
проявляли интерес к людям, производившим измерения на
улицах.
А на станции, в тяжелейших условиях по радиационной обстановке
персонал продолжал обслуживать три блока станции, фактически
оставшись без индивидуального дозиметрического контроля.
Об этой проблеме хочется рассказать подробнее. Штатным средством
индивидуального дозиметрического контроля долгое время оставались
рентгеновские пленки (ИФКУ). Вскоре после начала бурного развития
атомной энергетики выявились недостатки этой системы.
Контроль боль-
шой массы людей пленками ИФКУ оказался очень трудоемким, что неиз-
бежно приводило к неточностям. Очень низок был и предел возможного
измерения дозы, равный 2-м бэрам, что исключило их применение в
аварийных условиях. ВНИИАЭС за несколько лет до Чернобыльской
аварии взял на себя внедрение на АЭС новых термолюминисцентных
дозиметров для
индивидуальной дозиметрии. Измерительный прибор для
этой системы был разработан в приборостроительном Институте
(СНИИП) в Москве Соколовым А.Д., но хорошего детектора для ре-
гистрации излучения не было. На Западе имелись разработки таких детек-
торов на основе LiF, но все попытки в СССР (в том числе и в СНИИПе) не
давали результатов
. Дело сдвинулось с мертвой точки, когда в городе
Ставрополе на химическом комбинате «Люминофор» нашелся энтузиаст
Гаркуша В.А., который взялся получить поликристаллы из LiF для целей
дозиметрии. Мы немедленно связались с ним, заключили договор о
сотрудничестве и взяли на себя работу по определению требований к
детекторам, оценке качества, аттестации в службе
метрологии и
внедрению на АЭС с разработкой методик, инструкций и обучением
персонала. Ставрополь наладил выпуск больших партий детекторов и
внедрение началось. Новая система была уже современной. Детектор был
535
многоразового пользования, нижний порог измерения дозы удалось
опустить до 10 мбэр (у ИФКУ-50 мбэр), а верхний порог поднялся до 1000
бэр, т.е. такие дозиметры автоматически стали и аварийными. На ЧАЭС
внедрение новой системы дозиметрии было намечено на 3 квартал 1986 г.,
станция закупила измерительные приборы на заводе в г. Желтые Воды, а
детекторы
должен был поставить Ставрополь. Авария на 4-ом блоке
случилась раньше и нам пришлось срочно создавать систему дозконтроля
персонала, так как в течение 12-ти часовой смены люди получали на
станции до 10 - 12 бэр, т.е. две годовые дозы при обычных условиях.
Возвращаясь к рассказу о первом дне, хочу отметить, что вечером 26
апреля начали
изменяться погодные условия. Вместо штиля в течение
всего дня к вечеру появился ветер в направлении на север (на
Белоруссию), который стал сносить облако радиоактивности в этом
направлении, задевая своим краем и г. Припять. С тревогой ждали
вечером 21-22 часов, когда по оценке физиков произойдет разотравление
активной зоны реактора. В это время
А.А. Абагян вместе с дозиметристом
ЧАЭС Красноженом и пожарником поехали на площадку АЭС посмотреть
удобное место для взятия воды из водных каналов станции (графит еще
продолжал гореть). Во время осмотра в реакторе 4-го блока прогремели
три взрыва, и из него полетели раскаленные до свечения куски, и группе
Абагяна пришлось прятаться
под железный мост над каналом. Я наблюдал
эту картину с 3-го этажа здания горкома партии. Зрелище было
впечатляющим. Было ли это результатом разотравления реактора или
просто в это время в горящий графит попала вода и произошел паровой
взрыв, сказать трудно, так как прямых доказательств, по-моему,
нет…После взрывов я
спустился на площадь перед Горкомом партии и
включил дозиметр. Через некоторое время стрелка на шкале прибора стала
показывать увеличение мощности дозы излучения, причем рост
происходил прямо на глазах. Спустя приблизительно 1 час мощность дозы
на площади составляла (320-330 мкр/сек.), т.е. около 1,2 р/час.
Возвратившись в горком партии и доложив приехавшему А
.А.
Абагяну о ситуации в городе, я решил подготовить расчётную справку о
возможной дозе облучения, которую может получить население г.
Припять за ближайшие двое суток, особенно дети. Абагян одобрил это
предложение. Приблизительно через час, уже в начале 27 апреля 1986 г. я
принес справку (оценка радиационных последствий аварии на ЧАЭС) в
горком
партии, где её подписал А.А. Абагян. Мы показали справку
сначала В.Л. Сидоренко. представлявшему в Правительственной
комиссии Госатомнадзор, а затем зам. министра здравоохранения
Воробьеву Е.И. К этому времени уже созревало мнение о необходимости
эвакуации населения г. Припяти и наша справка это подтвердила. По
документам, решение об эвакуации принимал Минздрав
СССР. Воробьев
536
Е.И. попросил нас прийти в 2 часа ночи на заседание Правительственной
комиссии, где будет сделано предложение Б.Е. Щербине (председателю
комиссии) об эвакуации. На заседании Воробьев Е.И. сделал это
предложение, Б.Е. Щербина сразу согласился.
Радиоактивное загрязнение в направлении на Киев началось после 28
апреля, когда повернул в эту сторону
ветер, но к этому времени уже
произошел общий спад радиоактивности, и это несколько спасло
Киевскую область от большого радиоактивного загрязнения.
Через сутки из-за поворота ветра на юг радиационная обстановка в
пионерлагере «Сказочный», куда переехал персонал, стала ухудшаться и
достигла значений 1200-1300 мкр/час, что приблизительно в 100 раз
больше естественного фона,
что, конечно, не шло ни в какое сравнение с
обстановкой в г. Припять.
В пионерском лагере мы развернули лабораторию дозиметрии, где в
течение недели подготовили несколько сот дозиметров для персонала
ЧАЭС. Вместе со специалистами центра метрологии в г. Белая церковь ат-
тестовали наши измерительные приборы и тем самым начал функциони-
ровать
индивидуальный дозиметрический контроль персонала. Парал-
лельно в г. Чернобыль начал создаваться дозиметрический центр, который
взял на себя дозиметрический контроль всего огромного контингента лю-
дей, прибывающих на ликвидацию аварии. Этому центру затем был пере-
дан и контроль персонала ЧАЭС.
Работа первой группы специалистов ВНИИАЭС закончилась 8 мая.
На смену нам прибыли другие
группы, которые включали в себя химиков.
конструкторов, физиков-реакторщиков и других специалистов. Было
организовано постоянное представительство ВНИИАЭС в Чернобыльской
зоне, которое функционировало несколько лет.
537
Справка для Правительственной комиссии
26.04.86
Опенка радиационных последствий аварии на ЧАЭС
1. В результате аварии была, очевидно, взрывом разрушена
активная зона реактора. В качестве начального условия можно положить,
что при этом была выброшена активность радиоактивных газов и
аэрозолей
Σа(рбг) = 2.6•10
6
кюри
Σa(J) = 1,6•10
6
кюри.
Примечание: Σa – сумма активности; рбг – радиоактивные
благородные газы; J – радиоактивный йод.
Мощность дозы от выброса J количества 1,6•10
6
кюри составит в
максимуме около 600 мкбэр/сек.
Замер на местности на оси следа дал значение около 60 мкбэр/сек.
Таким образом, выброс J, очевидно, составит около 10
5
кюри.
2. Внешнее облучение при прохождении облака составило около 0,4
бэр под осью следа и около 0,04 бэр в Припяти.
3. Ингаляционная доза на щитовидную железу
при прохождении
облака при первом разовом выбросе составила, на расстоянии 3 км, около
1000 бэр для детей (при ветре 1 м/сек и категории погоды D) под осью
облака и, очевидно, около 100 бэр для г. Припять
.
4. Дальнейшая радиационная обстановка определяется выпадением
йода и других изотопов и связана с внешним облучением.
При мощности дозы в 50 мкбэр/сек доза внешнего облучения
населения составит около 4,5 бэр/сутки.
5. Аварийная доза внешнего облучения - 10 бэр. Аварийная доза на
щитовидную железу - 30 бэр.
Уровни доз при эвакуации населения:
- внешнее облучение - 75 бэр;
- щитовидной
железы - 250 бэр.
А.А. Абагян Л.П. Хамьянов
538
ПРИЛОЖЕНИЕ 2
Эксперт А.И. Трусов, кандидат юридических наук, полковник юстиции
АНАЛИЗ МАТЕРИАЛОВ УГОЛОВНОГО ДЕЛА № 19-73 [1].
По факту случившейся в ночь на 26 апреля 1986 г. на 4-ом
энергоблоке Чернобыльской АЭС аварии с тяжкими последствиями в тот
же день, т.е. 26 апреля 1986 г. прокурором Киевской области было
возбуждено уголовное дело № 19-73 по признакам преступления
,
предусмотренного ч.2 ст.220 Уголовного кодекса УССР ("Нарушение
правил безопасности на взрывоопасных
предприятиях или во
взрывоопасных цехах").
27 апреля 1986 года заместителем Генерального прокурора УССР
Потебенько М.А. была создана для расследования данного сложного дела
следственная группа, в которую помимо следователей прокуратуры были
включены также следователи органов госбезопасности и органов
внутренних дел. А в Москве того же числа Заместителем Генерального
прокурора СССР Сорока О.В. с учетом
сложности этого дела была
создана следственная бригада, в которую помимо сотрудников
прокуратуры СССР и УССР были тоже включены следователи органов
госбезопасности. Состав следственной бригады в ходе производства по
делу несколько раз менялся, главным образом за счет увеличения в ней
доли представителей КГБ, а затем и специальной прокуратуры.
До 5 мая 1986 г. следственную
бригаду возглавлял представитель
прокуратуры УССР Иванов П.Н., затем ее возглавил представитель
Прокуратуры СССР Восковцев Н.П. С 14 июля 1986 г. по указанию
бывшего Генерального прокурора СССР А. Рекункова бригаду возглавил
его старший помощник Потемкин Ю.А., под руководством которого и
было завершено расследование с составлением им обвинительного
заключения 18 января 1987 г.
В июле 1987 г. в г. Чернобыле Судебной коллегией по уголовным
делам Верховного Суда СССР под председательством ее члена Бризе Р.К.,
с участием государственного обвинителя старшего помощника
Генерального прокурора СССР Шадрина Ю.Н. дело было рассмотрено.
29 июля 1987 г. был вынесен приговор, коим 6 человек персонала ЧАЭС
были лишены свободы, более половины
из них на длительные сроки - от 5
до 10 лет.
Посмотрим теперь, как исследовались обстоятельства данного дела
органами предварительного следствия, а затем судом.
539
В первые же дни после аварии ее причины расследовала
межведомственная комиссия, в которую входили специалисты от
Минэнерго и Минсредмаша (НПО "Энергия", ВНИИАЭС, ВПО
"Союзатомэнерго", "Гидропроект", НИКИЭТ, ИАЭ им. Курчатова, от
ЧАЭС главный инженер Фомин Н.М.). В акте комиссии, подписанном 5
мая 1986 г., было отмечено, что программа испытаний турбогенератора
была составлена
с недостатками, в ходе самих испытаний персоналом
были грубо нарушены требования ОПБ-82 и Технологического
регламента, а реактор РБМК-1000 чувствителен к ошибочным действиям
персонала. Вместе с тем Минсредмашу и Минэнерго, в частности, было
рекомендовано провести анализ соответствия реакторной установки
РБМК-1000 требованиям пункта 2.3.7 ОПБ-82 и разработать необходимые
мероприятия по выполнению этих требований
на всех работающих и
строящихся АЭС (т. 34, л.д.11).
Сразу же после аварии к расследованию ее причин приступила и
Правительственная комиссия во главе с Заместителем председателя
Совмина СССР Щербиной Б.Е., ядро которой составили представители
самых заинтересованных ведомств и организаций (Минэнерго,
Минсредмаш, ИАЭ им. Курчатова). В состав Правительственной
комиссии входили и
высокопоставленные представители других ведомств,
в частности, МВД, КГБ и Прокуратуры СССР. От Прокуратуры СССР в
нее входил Заместитель Генерального прокурора СССР Сорока О.В.,
осуществлявший одновременно и надзор за законностью действий органов
предварительного следствия, а итоговый доклад комиссии подписал сам
бывший Генеральный прокурор СССР А. Рекунков.
Ответственными за аварию Правительственная
комиссия на первом
месте персонально и поименно назвала персонал станции (директора АЭС
Брюханова, главного инженера Фомина, заместителя главного инженера
Дятлова) которые, согласно заключению комиссии, "допустили грубые
ошибки в эксплуатации станции и не обеспечили ее безопасность"; они и
были расценены, прежде всего, в качестве причины "возникновения
аварии на энергоблоке № 4 Чернобыльской
АЭС" (т. 34, л.д. 62).
Среди ответственных далее были названы: "Министерство
энергетики и электрификации (в скобках мимоходом упомянуто несколько
руководящих лиц, которые допустили "порочную практику проведения
различных испытаний и нерегламентных работ в ночное время и
бесконтрольность за этими работами", терпимо относились "к физико-
техническим недостаткам реакторов РБМК-1000" и не добились от
Главного конструктора и Научного руководителя "осуществления
необходимых мер по повышению надежности этих реакторов", "не
обеспечили надлежащей подготовки эксплуатационных кадров") и
Министерство среднего машиностроения (и тоже в скобках, как бы
540
мимоходом, названо несколько лиц: от самого министерства - Славский,
от главного конструктора - Доллежаль и Емельянов, от научного
руководителя Александров, "которые не приняли своевременных мер по
повышению надежности реакторов типа РБМК в полном соответствии с
требованиями "Общих положений обеспечения безопасности атомных
станций при проектировании, сооружении и эксплуатации"). "В проекте
реакторной установки, - согласно
заключению комиссии, - не
предусмотрены достаточные технические решения по обеспечению
безопасности реактора" (т. 34, л.д. 64-66).
Определенная доля ответственности была возложена и на Комитет
Госатомэнергонадзора, который "не обеспечил надлежащего контроля за
соблюдением правил и норм по ядерной и технической безопасности", не
в полной мере использовал предоставленные ему права; его руководители
(Кулов и
Сидоренко) действовали нерешительно, не пресекали
"нарушений норм и правил безопасности со стороны работников
министерств и ведомств, атомных станций, предприятий, поставляющих
оборудование и приборы" (там же, л.д. 67).
Назвав первопричиной аварии ошибки эксплуатационного персонала,
Правительственная комиссия не умолчала и о многих существенных
недостатках конструкции реактора РБМК-1000, их роли в развитии
аварии.
В ее докладе отмечено, что в условиях допущенных персоналом
станции нарушений «система аварийной зашиты реактора не выполнила
своих функций». Развитие аварии, приведшей к разрушению реактора,
произошло из-за недостатков конструкции реактора, в частности:
- наличия положительного парового коэффициента реактивности при
выбранной в конструкции реактора структуре активной зоны;
- проявления положительного быстрого мощностного
коэффициента
реактивности, который должен быть отрицательным при всех нормальных
и аварийных режимах. Проектом не предусмотрены технические решения
по предотвращению таких ситуаций;
- неудовлетворительной конструкция стержней системы управления и
защиты реактора (СУЗ), которые могут вводить положительную
реактивность при начальном движении их в активную зону. В проекте
реакторной установки отсутствует устройство, показывающее значение
оперативного запаса реактивности или предупреждающее о подходе к
опасному пределу (т. 34, л.д. 63-64).
Как видим, в выводах Правительственной комиссии содержится
фактически признание: реактор РБМК-1000 на 4-ом энергоблоке ЧАЭС
обладал серьезными конструктивными недостатками, которые и
послужили причиной взрыва реактора и всех остальных катастрофических
последствий аварии. Этим выводам комиссии, судя по ее
составу, вряд ли
541
были основания не доверять. В таком случае обстоятельства, связанные с
конструктивными недостатками реактора РБМК-1000 и их ролью в
возникновении и развитии аварии, а также в порождении всех остальных
ее катастрофических последствий с положениями ст. 14, 15, 55-57 «Основ
уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик»
приобретали особо важное значение. Без их самого тщательного,
объективного, полного и всестороннего исследования нельзя было
рассчитывать ни на установление истины по делу и вынесение по нему
правосудного, справедливого решения, ни тем более на принятие
действенных мер, которые бы надежно обезопасили миллионы людей от
новых "Чернобылей".
К сожалению, следствие, прокуратура, а затем и суд пошли по иному
пути. Все внимание
следователей, прокуратуры и суда было
сконцентрировано на исследовании ошибок и нарушений режима
эксплуатации энергоблока станции ее персоналом. Существенные же
недостатки конструкции реактора РБМК-1000 и их роль в возникновении
и развитии аварии, в порождении ее катастрофических последствий,
практически не удостоились должного внимания со стороны
следователей, прокуратуры и суда. По отношению к
обстоятельствам,
связанным с недостатками конструкции реактора и их ролью в
возникновении и развитии аварии, о которых недвусмысленно было
сказано в Докладе Правительственной комиссии, следствием,
прокуратурой, а затем и судом оказалась занята странная и
противоречивая позиция. В самом деле, с одной стороны обстоятельства
эти фактически органами предварительного следствия, прокуратурой и
судом признаются
не исследованными, поскольку материалы о них были
выделены органами предварительного следствия в отдельное
производство для особого, самостоятельного исследования (т. 47, л.д. 222-
226), с чем не преминул согласиться и суд в приговоре (т. 50, л.д. 360). С
другой же стороны, и следствие и суд существенные конструктивные
недостатки реактора и их роль в возникновении
и развитии аварии
расценивают совсем не так, как они охарактеризованы в докладе
Правительственной комиссии. Так, в обвинительном заключении (т. 48,
л.д. 102) они характеризуются всего лишь как некие "присущие реактору
особенности и недостатки", сыгравшие в развитии аварии опять же некую
непонятную "свою роль" (!?), а в приговоре суда как "некоторые
несовершенства конструкции"
реактора (т. 50, л.д. 360).
При ознакомлении с материалами дела явно бросается в глаза
странное и противоречивое отношение органов
предварительного
следствия, прокуратуры и суда по отношению к самому Докладу
Правительственной комиссии. Следствие, как и суд в приговоре,
постоянно оперируют данным документом, как неким бесспорным