Канке В.А. Философия экономической науки. Учебное пособие

Подождите немного. Документ загружается.

11

ных высказываний» [147, с. 221]. Суть предложения Поппера со-

стоит в том, что на место смутного представления о соответствии

(что это такое?) теории фактам ставится выведение из теоретичес-

ких высказываний базисных. Поппер полагал, что он придал адек-

ватное содержание теории семантической истины Тарского [174],

который, несмотря на новаторство своих воззрений, продолжал

придерживаться теории абсолютной истины [147, с. 221]. А между

тем само представление об истине излишне, а если даже допустить

правомерность его, то по крайней мере надо отказаться от приня-

тия возможности абсолютной истины.

У Поппера связь между теорией и базисными предложениями

обеспечивает не индукция, а исключительно дедукция. Поэтому

он объявлял себя сторонником гипотетико-дедуктивного метода.

Теории — гипотезы, от которых приходится отказываться в случае

их фальсификации. Метод индукции — иллюзия, ибо переход от

сингулярных высказываний к универсальным в принципе невоз-

можен.

Теории, которые в принципе нефальсифицируемы, в силу их

изолированности от фактов не удовлетворяют признаку научности.

Демаркация между наукой и ненаукой возможна, причем исклю-

чительно благодаря фальсификации [147, с. 62].

Альфой и омегой методологии Поппера является феномен тео-

рии как совокупности универсальных высказываний, т.е. выска-

зываний, относящихся ко всем элементам данного класса. Кажет-

ся резонным поставить вопрос о научном открытии теорий. Поп-

пер не избегал его. Он полагал, что «каждое открытие содержит

“иррациональный элемент” или “творческую интуицию” в берг-

соновском смысле» [147, с. 52]. Поппер брал себе в союзники Эйн-

штейна с его утверждением, что универсальные законы «могут быть

получены только при помощи интуиции» [Там же]. Прокоммен-

тируем позицию Поппера.

На наш взгляд, она непоследовательна: недопустимо предпо-

сылать что-либо исходному звену, теории, в данном случае мето-

дологии науки. Если ты начинаешь с теории, то непоследователь-

но ей предпосылать интуицию. Начиная с бергсоновской интуи-

ции, невозможно заполучить попперианство. Вопрос «Но теории

же открываются?» лишь на первый взгляд кажется вполне право-

мерным. При другом мнении следует спросить: «А каковы основа-

ния интуиции?» Согласно Попперу, «наш взгляд на мир в каждый

данный момент неизбежно пропитан теорией» [147, с. 582]. Надо

полагать, и интуиция тоже. Значит, начиная построение науки с

12

интуиции, мы уже оперируем теорией. Итак, вырисовывается сле-

дующее положение дел. Рождение человека было рождением тео-

ретического человека. А далее, если оставаться в рамках методоло-

гии Поппера, запускается содержательный процесс роста научно-

го знания, приводящий к замене старой теории новой. Таким

образом, путаных и невразумительных рассуждений об интуиции

можно избежать.

Поппер давал повод считать, что рост научного знания начина-

ется не с теории, а с проблем. Он приводил схему

→ TT → EE→ P

. (3.1)

Мы, дескать, начинаем с некоторой проблемы P

, переходим к

предположительной теории TT, если надо, подвергаем ее процессу

устранения ошибок ЕЕ, это приводит к новой проблеме P

[147,

с. 455]. Но исходная проблема ведь тоже теоретически нагружена,

она в конечном счете представляет собой не что иное, как колли-

зию между теорией и базисными предложениями. В простейшем

виде проблему можно представить формулой

P ≡ T ⊥ S,

где T — теория, в рамках которой формулируется проблема; S — ба-

зисное предложение; ⊥ — знак коллизии, несогласованности T и

S. С учетом сказанного относительно природы проблем формулу

(3.1) можно записать таким образом, что полностью реабилитиру-

ется основополагающее значение теории (читай: принципа теоре-

тической относительности):

)

→ EE → T

)

→ T

). (3.2)

Мы начинаем с проблемы P

в рамках T

, а затем переходим к

в рамках T

(верхний индекс показывает на теоретическую при-

надлежность проблемы) и т.д.

Переход от одной теории к другой не укладывается в дедукцию,

но он и не выступает как необъяснимое озарение. Изобретение

новой теории — многоступенчатый, а не одношаговый процесс. О нем

каждый ученый может рассказать очень многое.

Итак, Поппер сумел противопоставить неопозитивистской ме-

тодологии науки свою, которую принято называть постпозити-

вистской. В следующем параграфе будет сделана попытка частич-

ного примирения двух методологий. Заодно они будут представле-

ны в легкообозримом виде.

1

3.5.3. можно ли примирить карнапа с Поппером?

Сравнение неопозитивизма и постпозитивизма приводится в

табл. 3.1.

Таблица .1

Неопозитивизм и постпозитивизм

№

п/п

Неопозитивизм Постпозитивизм

1 Наука имеет теоретический

характер

Верно

2 В экспериментальные науки

входят теории и факты

Верно

3 Базисом науки являются факты Неверно. Базисом науки являются

теории, точнее, проблемы в их составе

4 Факты фиксируются органами

чувств и выражаются базисны

ми предложениями, они не

зависят от теории

Неверно. Базисные предложения науки

выводятся из теорий. При фиксации

фактов чувственный компонент имеет

вторичное значение

5 Благодаря вероятностной

индукции восходят от фактов к

теории

Это иллюзия

6 Объяснение фактов предпола

гает подведение сингулярных

высказываний под универсаль

ные

Верно. Гипотетико

дедуктивному способу

объяснения нет альтернативы. Объясне

ние фактов предполагает использование

теорийгипотез

7 Теория нуждается в проверке Верно

8 Теория подтверждается Неверно. Теория подкрепляется

9 Наука имеет дело с фактами Неверно. Наука имеет дело с проблема

ми

10 Теория должна соответство

вать фактам

Неверно. Из теории должны выводиться

базисные предложения

11 Теория верифицируется Неверно. Она фальсифицируется

12 Научное знание отличается от

ненаучного

Верно. Всегда можно провести границу

между научным и ненаучным знанием

13 Отличить научное знание от

ненаучного позволяет верифи

кация

Неверно. Указанное отличие позволяет

провести фальсификация теорий и их

сравнение друг с другом

14 Наука начинается с логическо

го анализа языка

Логический анализ языка — один из

моментов научного знания

15 Цель науки — добиться ясного

знания

Сказано неточно. Цель науки — обеспе

чить рост научного знания

16 Теоретические законы с

предложениями наблюдения

связывают правила соответ

ствия

Неверно. Указанная связь определяется

выведением из законов предложений,

которые сопоставляются с описаниями

фактов

1

№

п/п

Неопозитивизм Постпозитивизм

17 Мы выбираем ту теорию,

которая истинна, соответ

ствует всем фактам

Неверно. Мы выбираем ту теорию,

которая лучше других выдерживает

конкуренцию с другими теориями [147,

с. 144]

18 Мы выбираем ту теорию,

которая проще, удобнее и

соответствует другим эстети

ческим критериям

Неверно, уловка конвенционализма

несостоятельна. Мы выбираем теорию,

которая лучше других выдерживает

проверку (читай: фальсификацию) [147,

с. 145, 245]

19 Человек часто ошибается.

Устранение ошибок ведет к

максимально достоверному

знанию, такому, которое не

нуждается в критике

Сказано неточно. Из учения о погреши

мости знания нельзя сделать вывод о

возможности достоверного знания. Нам

всегда надлежит, критикуя теории,

извлекать уроки из ошибок [147, с. 387–

388]

20 Методология не является

самостоятельной философской

дисциплиной

Отрицание самостоятельности методо

логии несостоятельно [147, с. 75]. Без нее

невозможно обосновать статус научной

теории

Приведенные выше два десятка положений показывают, что

между методологией нео- и постпозитивизма есть много точек со-

прикосновения. Постпозитивизм стоит на плечах неопозитивизма.

Выдающееся достижение Поппера заключается в том, что он пер-

вым осознал подлинное значение двух основополагающих мето-

дологических принципов — принципа теоретической относитель-

ности и принципа роста научного знания. В составе неопозитивиз-

ма им нет разумной альтернативы, а потому аргументы Поппера

были весомее, чем рассуждения его оппонентов. Соотношение

нео- и постпозитивизма не таково, что непредвзятому исследова-

телю необходимо осуществлять между ними мучительный выбор.

Его можно осуществить, и тогда во многих отношениях предпоч-

тительнее постпозитивизм. Но более эффективная методологичес-

кая позиция состоит в выстраивании существенного фрагмента

философско-методологического строя философии науки в форме

единства двух вариантов философии науки: постпозитивизм → не-

опозитивизм. Именно оно позволяет учесть одновременно досто-

инства обеих методологических программ.

Разумеется, не следует считать, что в строе постпозитивизм →

неопозитивизм все приведено в состояние уравновешенности, ис-

ключающей точки роста. Одна из них связана, на наш взгляд,

с определением статуса метода вероятностной индукции. Поппер

Окончание табл. .1

1

этот метод решительно отрицал. При этом он основной мишенью

своих атак избирал Дж.М. Кейнса [147, с. 216–219]. Это имя в рам-

ках данной книги, разумеется, привлекает особое внимание, ведь

речь идет о выдающемся экономисте.

Суть аргументации Поппера состояла в том, что предложения

наблюдения теоретически нагружены, а потому от них не к чему

восходить. Но, возможно, это утверждение содержит определенный

изъян. Восходить есть куда, а именно от теории T

к теории T

. До-

пустим, в распоряжении исследователя имеется совокупность пред-

ложений наблюдения e

, e

,…, e

, которые изначально понимаются

в рамках теории T

, т.е. являются e

, e

,…, e

. Возникает вопрос:

можно ли от последних перейти к новой теории T

, отличной от T

Практика научных изысканий показывает, что исследователь вы-

двигает ряд гипотетических теорий, допустим T

, T

, каждую из

них сверяя с e

, e

,…, e

. В итоге у него получается ряд все более

истинностных в вероятностном отношении теорий:

, e

, …, e

→ e

, e

, …, e

→ e

, e

, …, e

→ и т.д.

Успешной считается лишь та гипотетическая теория, которая

позволяет непротиворечивым образом проинтерпретировать смысл

всех предложений наблюдения. На наш взгляд, рано ставить крест

на методе вероятностной индукции.

Что касается Кейнса, то он, судя по его трактату о вероятности,

испытывал тягу к неопозитивизму. Размышляя над методологией

Кейнса, мы обратили внимание на следующее обстоятельство. Он,

как известно, непременно ставил в центр своего анализа «предпо-

ложения о будущем» [73, с. 225]. Но как мы делаем предположение

о будущем? Очевидно, руководствуясь тем или иным теоретическим

законом L. Но вот что удивительно. Обеспокоенность будущим, как

правило, столь велика, что вольно или невольно сам этот закон под-

вергается экспертизе: никто не желает слепо подчиняться его дик-

тату. Иначе говоря, предвосхищающий будущее предпочитает раз-

ные сценарии не только в рамках уже известных законов, но и при

новых законах. Возможный мир включает не только события, но и

спектр законов h

. Какой из них более вероятен — вот в чем во-

прос. Сама постановка этого вопроса вынуждает возвратиться к ме-

тоду вероятностной индукции и его изобретателю Дж.М. Кейнсу.

Итак, можно и следует ли примирять Карнапа и Поппера? Их

не надо мирить, их следует понять лучше, чем они сами себя по-

нимали. Имея это в виду, приходится обращаться к методологи-

ческому строю философии.

16

3.5.4. Прагматический аналитизм у. куайна

Для нео- и постпозитивизма характерно исключительно вни-

мательное отношение к основаниям науки. Эту традицию, бес-

спорно заслуживающую всесторонней поддержки, пожалуй,

с наибольшим энтузиазмом поддержал американский аналитик

Уиллард Куайн. На американской почве европейским нео- и пос-

тпозитивизму был придан весьма специфический, а именно праг-

матический, вид. В результате вся философия науки окрасилась в

прагматические тона. Последствия этого явления, как нам пред-

ставляется, оказались отчасти как негативными, так и позитивны-

ми. Их неоднозначность объясняется прежде всего тем, что праг-

матический подход актуален для гуманитарных, но не для многих

других наук, в том числе естествознания. Как бы то ни было, ана-

литическая философия в американском изложении представляет

в контексте данной книги значительный интерес.

По Куайну, наиболее бесспорные основания философствования

сводятся к следующим [83, с. 40–41]: а) возбуждение чувственных

рецепторов человека; б) язык как интерсубъективная социальная

система знаков; в) избирательное поведение людей в различных

ситуациях. Он стремился освободить философию науки от тех до-

пущений, которые не выдерживают критики. В противополож-

ность традиции, идущей от Локка, Куайн не признавал так назы-

ваемый внутренний опыт, рефлексию, или же нечто аналогичное

ей, например мышление. Ничего вразумительного сказать о внут-

реннем опыте человека не удается, всякий раз выясняется, по Ку-

айну, что сказанное касается соотношения чувственных реакций,

языка и поведения. И только четвертого не дано. Так как Куайн

отрицал внутренний опыт человека, то его эмпиризм оказался бо-

лее радикальным, чем у наследников Локка, в том числе всех не-

опозитивистов. По указанному основанию философию Куайна

часто называют радикальным эмпиризмом. Этой характеристике фи-

лософии Куайна не следует придавать слишком большое значение.

Тексты Куайна свидетельствуют о том, что центральное значение

из трех вышеуказанных оснований философствования он придавал

языку. Его философия — это скорее лингвицизм, чем эмпиризм.

Разумеется, этот лингвицизм вполне определенного толка, а имен-

но эмпирического и поведенческого, т.е. речь идет об эмпирико-

бихевиористском лингвицизме. Куайн объявлял себя сторонником

прагматизма Дж. Дьюи, для которого «значение не является пси-

хической сущностью, оно является свойством поведения» [83, с. 40].

Но между Дьюи и Куайном есть существенное различие. Первый

1

акцентировал свое внимание на поведении, а второй — на языке.

Почему Куайн не восходил от чувственных реакций на ситуатив-

ные стимулы к языку и поведению? Потому что сами люди вы-

нуждены, как считал Куайн, на свой страх и риск конструировать

систему мира, которая ориентирована на язык в большей степе-

ни, чем на чувства. С редкой последовательностью Куайн пытал-

ся реализовать избранную им методологию лингвистического

прагматизма. Многие его выводы оказались весьма неожидан-

ными.

Непостижимость референции [

82, с. 339]. Референция как обо-

значение объектов словами и другими знаками кажется вполне

очевидной операцией. Но выясняется, что это не так. Даже в случае

остенсивного определения, указывания на что-либо не ясно, на

что именно указывается — то ли на все тело, то ли на его часть,

а если на часть, то какую. Многим словам, в частности союзам,

предлогам, междометиям, остенсивные определения вообще про-

тивопоказаны. Итак, референция как самостоятельный акт, не

опосредованный языком, в принципе невозможна. Несостоятель-

ность референции кладет конец «мифу о музее», согласно которо-

му каждому объекту соответствует слово. Как нам представляется,

куайновская критика наивного понимания референции весьма ак-

туальна.

Фундаментальными элементами семантики являются не слова,

а предложения [82, с. 323]. Куайн подметил, что многие термины,

опять же можно вспомнить о союзах, предлогах, местоимениях

типа «тот», «который», получают экспликацию не сами по себе,

а в составе предложений. Он пришел к выводу, что значения слов

зависят от значения предложений. Слово — это предложение, ре-

дуцированное настолько, что получается абсурд. Наш пример: ос-

мысленным является предложение «x есть p», но не «х есть» или

«есть» или «р».

Существовать — значит быть значением связанной переменной

[82, с. 328]. Поведение человека не может обойтись без интереса к

тому, что признается существующим. Но что именно признается

существующим? Сильно упрощая аргументацию Куайна, но сохра-

няя ее существенные моменты, обратимся к пропозициональной

функции «x есть p». Существующим признается только такое х,

которое удовлетворяет предложению «x есть p». Итак, существо-

вать — значит быть значением связанной переменной. Такой вывод

прекрасно координирует с логикой предикатов, в которой исполь-

зуются кванторы, в частности квантор всеобщности. Все научные

1

законы можно записать в кванторном виде. Итак, в науке прини-

маются не любые объекты, а лишь те, которые выступают значе-

ниями введенных нами переменных.

Принцип онтологической относительности: онтология определя-

ется, во-первых, конкретной теорией, во-вторых, способом перевода

предпосылочной теории в другую [83, с. 59]. Что мы принимаем за

объекты? Этот вопрос связан с языком, выступающим как теория.

Таким образом, все объекты теоретичны. Но возможны разнооб-

разные языки и, следовательно, отличающиеся друг от друга тео-

рии. Значит, теоретическая относительность объектов существует

не в единственном экземпляре. Онтология относительна в двояком

смысле, как и указано в начале абзаца.

Концепция неопределенности перевода: «не существует реальнос-

ти, относительно которой тот или иной перевод можно признать

верным» [82, с. 342]. Рассуждая гипотетически, согласно установ-

кам прагматизма этой реальностью могла бы быть система поведе-

ния. По Куайну, системы поведения являются самыми различны-

ми и у нас нет возможности привести их к общему знаменателю.

Следует отметить, что концепция неопределенности перевода, со-

гласно которой невозможна субординация теорий, вызывает воз-

ражения.

В нео- и постпозитивизме теория сверяется с эксперименталь-

ными данными. Они-то и представляют собой ту реальность, от-

носительно которой определяется, какая теория сильнее, истиннее.

Куайн мог бы присоединиться к этому методологическому реше-

нию, проторив дорожку от чувственных возбуждений к данным

наблюдений. Однако он этого не сделал. Видимо, потому, что был

резмерно увлечен системами поведения. Но относительно по-

следних он настолько немногословен, что его анализ представля-

ется незаконченным. Анализ систем поведения без обращения к

проблематике специальных наук вряд ли может быть состоятель-

ным. Если бы Куайн обратился к феномену роста научного знания,

то ему, надо полагать, пришлось бы отказаться от концепции не-

определенности перевода.

Отрицание аналитических предложений. Куайн подметил, что в

неопозитивизме теоретические предложения редуцируются к пред-

ложениям наблюдения. Но когда речь заходит о математике и ло-

гике, которые состоят из аналитических предложений, это прави-

ло нарушается. Напомним читателю, что предложение считается

аналитическим благодаря своей форме и значению терминов, вхо-

дящих в него. Карнап пришел к выводу, что в рамках последова-

1

тельного эмпиризма смысл аналитических предложений невоз-

можно определить. В споре, который разгорелся между Карнапом

и Куайном, учителем и учеником, каждый остался на своей пози-

ции. В следующих разделах параграфа выяснятся основания, по

которым, на наш взгляд, следует отдать предпочтение позиции

Карнапа, отличавшего аналитические предложения от синтетичес-

ких.

Совокупность наук есть единое целое, граничными условиями ко-

торого является наш чувственный опыт [245, с. 38]. В совокупность

наук Куайн включал буквально все дисциплины, от истории до

математики. Оригинальность позиции Куайна состояла в том, что

он отказывал отдельным наукам в опытных данных (читай: в воз-

буждениях чувств). Лишь все вместе они соприкасаются с ними.

Налицо определенная форма холизма. Ее истоки, видимо, опреде-

ляются убеждением Куайна, что смысл слова выясняется в контек-

сте предложения, а смысл последнего — в контексте самого языка.

Холизм Куайна настолько радикален, что ему приходилось отри-

цать как достаточно отчетливую структурированность науки в це-

лом, так и каждой отдельной науки в частности. Ясно, что холизм

Куайна не мог быть согласован с признанием различий аналити-

ческих и синтетических предложений. Для него математика явля-

лась экспериментальной наукой едва ли не в той же самой степени,

что и, например, физика. Холизм Куайна вызывал резкие и, дума-

ется, вполне оправданные возражения. Как именно взаимосвязаны

между собой науки, выясняется лишь после тщательного анализа

их междисциплинарных связей, который в трудах Куайна отсут-

ствует.

Тезис Дюгема–Куайна: данные экспериментов учитываются в

процессе постепенной трансформации науки в целом. Этот тезис, по

сути, является следствием выбранной Куайном версии холизма,

в которой наука выступает как обширное целое, способное пере-

работать новые порции знания в любом своем регионе. До научных

революций дело никогда не доходит. Согласно П. Дюгему, исто-

рику физики начала ХХ в., перед судом экспериментальных дан-

ных всегда оказывается не отдельное положение теории, а сама она

в целом. Так называемые решающие эксперименты, которые по-

зволяют выбрать между двумя предложениями или двумя теория-

ми, невозможны. Даже самые «громкие» эксперименты приводят

не больше, чем к частичной трансформации теории, причем она

может быть осуществлена различными способами. Иначе говоря,

конвенционализм состоятелен. Тезис Дюгема — Куайна трудно

160

согласовать с далеко зашедшей дифференциацией наук, в рамках

которой учитывается структурированность как науки в целом, так

и отдельных наук. Поппер резко возражал против холизма Куайна

и Дюгема [147, с. 360], и по нашему мнению, он был прав.

Подведем некоторые итоги. Философия науки Куайна — пре-

красный образец аналитического прагматизма. Огромный интерес

представляют его выводы относительно: а) неочевидного характе-

ра референции; б) особого научного статуса предложений; в) роли

переменных; г) критерия существования; д) принципа онтологи-

ческой относительности. Более спорны его выводы относительно:

а) неопределенности перевода; б) отсутствия аналитических пред-

ожений; в) холизма (неструктурированности) науки; г) недис-

кретного характера трансформации науки и теорий. Разумеется,

спорные выводы Куайна ни для кого не являются обязательными

и при желании им можно придать более приемлемый вид. В ка-

честве философа науки Куайн — мыслитель масштаба Карнапа и

Поппера. У всех трех есть чему поучиться.

В заключение данного подпараграфа имеет смысл хотя бы

вкратце указать на две философские концепции, которые по свое-

му смыслу ближе к прагматизму, чем к какому-либо другому фун-

даментальному философскому направлению. Речь идет об опера-

ционализме и инструментализме.

Ведущим операционалистом считается не экономист П. Саму-

эльсон, который как-то вскользь высказался в пользу операциона-

лизма, а Нобелевский лауреат по физике П. Бриджмен. «Основная

идея операционального анализа, — отмечал он, — довольно проста,

а именно: нам не известно значение понятия до тех пор, пока не

определены операции, которые используются нами или нашими

коллегами при применении этого понятия в некоторой ситуации»

[218, с. 8]. Обычно суть операционализма видят в том, что, как от-

мечал Поппер, «теоретические понятия должны быть определены

в терминах измерительных операций. Вопреки этой точке зрения

можно показать, что измерения предполагают существование тео-

рий. Измерение не существует вне теории, и нет операций, кото-

рые можно было бы удовлетворительно описать с помощью нете-

оретических терминов» [147, с. 285].

Согласно инструментализму теории нужны для чего-то, напри-

мер для предсказания будущих событий или преодоления проблем.

Считается, что инструментализм был развит в трудах американ-

ского прагматиста Дж. Дьюи. Критики инструментализма, в том

числе Поппер, отмечают, что в нем теории играют всего лишь