цыпленка, который действует на нее как таковой — как раздражитель, вызывающий
определенную инстинктивную реакцию, а не как означающий что-то, т. е.
отражающий то или иное явление объективной действительности. В этом можно
легко убедиться с помощью следующего эксперимента: если привязанного
цыпленка, который продолжает пищать, мы закроем толстым стеклянным колпаком,
заглушающим звуки, то наседка, отчетливо видя цыпленка, но, уже не слыша более
его криков перестает обнаруживать по отношению к нему какую бы то ни было
активность; сам по себе вид бьющегося цыпленка оставляет ее безучастной. Таким
образом, курица реагирует не на то, что объективно значит крик цыпленка, в данном
случае на опасность, угрожающую цыпленку, но реагирует на звук крика.
Принципиально таким же по своему характеру остается и голосовое поведение
даже у наиболее высокоразвитых животных, например, у человекообразных
обезьян. Как показывают, например, данные Иеркса и Лернеда, научить
человекообразных обезьян настоящей речи невозможно.
Из того факта, что голосовое поведение животных является инстинктивным,
однако, не следует, что оно вовсе не связано с психическим отражением ими
внешней объективной действительности. Однако, как мы уже говорили, для
животных предметы окружающей их действительности неотделимы от самого
отношения их к этим предметам. Поэтому и выразительное поведение животного
никогда не относится к самому объективному предмету. Это ясно видно из того, что
та же самая голосовая реакция животного повторяется им не при одинаковом харак-
тере воздействующих предметов, но при одинаковом биологическом смысле данных
воздействий для животного, хотя бы воздействующие объективные предметы были
при этом совершенно различны.
Так, например, у птиц, живущих стаями, существуют специфические крики,
предупреждающие стаю об опасности. Эти крики воспроизводятся птицей всякий
раз, когда она чем-нибудь напугана. При этом, однако, совершенно безразлично, что
именно воздействует в данном случае на птицу: один и тот же крик сигнализирует и
о появлении человека, и о появлении хищного животного, и просто о каком-нибудь
необычном шуме. Следовательно, эти крики связаны с теми или иными явлениями
действительности не по их объективно сходным признакам, но лишь по сходству
инстинктивного отношения к ним животного. Они относятся не к самим предметам
действительности, но связаны с теми субъективными состояниями животного,
которые возникают в связи с этими предметами. Иначе говоря, упомянутые нами
крики животных лишены устойчивого объективного предметного значения.
Итак, общение животных и по своему содержанию, и по характеру
осуществляющих его конкретных процессов также полностью остается в пределах
их инстинктивной деятельности.
Совсем иную форму психики, характеризующуюся совершенно другими чертами,
представляет собой психика человека — человеческое сознание.
Переход к человеческому сознанию, в основе которого лежит переход к
человеческим формам жизни, к человеческой общественной по своей природе
трудовой деятельности, связан не только с изменением принципиального строения
деятельности и возникновением новой формы отражения действительности;