Брешь, разделяющая лингвистические возможности человека и животных,
настолько велика, что мы можем узнать лишь крупицу, когда проводим
сравнительные исследования с различными живущими ныне видами животных.
Изучение ископаемых остатков дает нам какую-то путеводную нить, но эти данные
очень трудно интерпретировать. Проблема заключается в том, что нам не ясно, что
именно считать доказательством языковой способности (Passingham, 1982). Если
считать, что речь была необходимым предшественником языка, то следует
пользоваться данными, относящимися к эволюции голосового аппарата.
Реконструкции, основанные на характеристиках костей черепа и нижней челюсти,
дают основание предположить, что голосовые аппараты неандертальца,
австралопитеков и шимпанзе очень схожи (Lieberman, 1975).
Даже если мы не примем в расчет сомнения в надежности таких данных, мы не
сможем сделать вывод, что неандерталец не был способен к языку. Вполне
возможно, что эволюция языка началась с какого-то изощренного использования
жестов, а речь возникла уже позже (Passingham, 1982).
Слепки мозга ископаемых гоминид дают нам информацию о размерах и форме
мозга, которые можно сравнить с соответствующими характеристиками мозга
современного человека. Можно предположить, что крупный мозг, вероятнее всего,
ассоциируется с языковыми способностями у приматов, однако неизвестно,
насколько большим для этого должен быть мозг. Мозг неандертальца слегка
превышает по размеру средний мозг человека, но означает ли это, что язык был
характерной чертой, присущей жизни неандертальца? Большой мозг может быть
признаком интеллекта, однако может оказаться, что «обладание человеческим
языком связано с особым типом психической организации, а не просто с большей
степенью интеллекта» (Chomsky, 1972). Однако при анализе конфигурации мозга
можно получить дополнительные ключи к пониманию этой проблемы. У некоторых
гоминид наблюдается асимметрия полушарий — особенность, сходная с
особенностью мозга современного человека (LeMay, 1976). У Homo sapiens
прослеживается определенная связь между асимметрией мозга и существованием
языка, и вполне возможно, что нечто подобное имело место у некоторых ранних
гоминид (Passingham, 1982). Были также предприняты попытки идентифицировать в
слепках мозга ископаемых некоторые структуры, относительно которых известно,
что у современного человека они имеют отношение к языку (Holloway, 1976). Быть
может, с помощью более совершенных методик (например, Holloway, 1981) можно
было бы более глубоко провести такого рода анализ, однако те данные, которыми
мы располагаем в настоящее время, подтверждают только самые осторожные
предположения.
Различные предметы, изготовленные древним человеком, которые обнаружены на
местах его стоянок, свидетельствуют об использовании им символических
изображений. Каменные орудия и другие инструменты уходят в глубь веков на 2,5
млн. лет, (Lewin, 1981), но они еще не являются необходимыми свидетелями
существования языка (Passingham, 1982). Украшения, обнаруживаемые на
ископаемых изделиях, заставляют предположить, что их изготовитель владел
символическим языком (Mar-shack, 1976), и такие украшенные изделия отстоят от
нас примерно на 300 000 лет. Однако рисунки-изображения, по-видимому,