Хрестоматия по зоопсихологии и сравнительной психологии
Подождите немного. Документ загружается.
мы имеем здесь не «вызов на бой», а явление неизмеримо более элементарное.
Голосовые звуки в период поисков самок являются простым разряжением
возбужденной энергии, без намерения кому-либо и что-либо ими сказать. При виде
других самцов эта энергия возбуждается в еще большей степени, и рев является
простым следствием этого накопления, без малейшего представления о том, какие
он произведет последствия. Олень-самец ревет, когда не видит никаких конку-
рентов, ревет сильнее, когда их видит. Впрочем, и сам Дарвин, рассмотрев
относящиеся к вопросу показания и противопоказания, в конце концов, пишет: «При
настоящем положении вопроса громкий голос оленя во время периода размножения,
кажется, не служит ему для какой-нибудь специальной цели, ни во время его
ухаживания или поединков, ни при других обстоятельствах». С этим мнением,
конечно, нельзя не согласиться, хотя оно и расходится с мнением о том, что олени-
самцы вызывают своим голосом друг друга на смертный бой.
Гориллы и орангутанги не только способны издавать голосовые звуки, но
обладают еще и горловыми мешками, усиливающими звуки в качестве резонаторов.
Такие мешки имеются и у гиббонов (Hylobates syndactylus). Этот голос служит у
них, по мнению Блита, для взаимного призыва. Hylobates agibs способен издавать
правильную октаву музыкальных нот. Дарвин по этому поводу говорит, что
способность эта служит обезьяне-самцу средством нравиться. Ревуны (Mycetes
caraga) в теплую погоду утром и вечером наполняют лес своим оглушительным
ревом, в котором принимают участие и самцы и самки своими значительно более
слабыми голосами. Ренгер полагает, что ревуны издают эти звуки потому, что
испытывают от этого удовольствие. Дарвин, однако, полагает, что самцы Нуlobates
agilis приобрели эту свою способность, «чтобы нравиться самкам». Предположение
это, несмотря на высокоразвитую психику обезьян, все же представляется мне
маловероятны, хотя самки и могут, вероятно, различать усердие самцов, участников
«концерта».
Из сказанного о музыке позвоночных животных, таким образом, следует, что
издавание ими голосовых звуков первоначально было биологически полезным,
потому что служило средством разряда возбужденной энергии. Половое чувство,
являясь одним из самых сильных ее возбудителей, должно было находить в
голосовых звуках лучший путь для этого разряда. Это обстоятельство, т. е.
освобождение возбужденной половым чувством энергии путем голосовых звуков,
должно было породить в самках соответствующие им процессы и возбуждать в них
те ощущения, которые у самцов были порождены возбужденным половым
чувством.
Так получили начало в половой жизни животных голосовые звуки. Этот факт,
однако, еще не объясняет нам причины их прогрессивного развития, которое
привело птиц и некоторых млекопитающих к поражающему нас разнообразию их
музыки.
Причина этого последнего обстоятельства, очевидно, заключается в том, что
голосовые звуки с самых первых же моментов своего развития, несомненно,
представляли собой не индивидуальную, а видовую (наследственную способность),
в качестве каковой подлежали изменениям в различных направлениях, естественный
отбор удерживал из них те, которые наиболее соответствовали установившемуся
типу.
Другой вопрос: играла ли эта способность в эволюции музыки у животных
предполагаемую Дарвином роль в половом отборе? На этот вопрос можно с
уверенностью ответить, во-первых, что если и играла, то отнюдь не в том смысле
антропоморфизма, в котором она представляется многим авторам после Дарвина; а
во-вторых, что в той роли, которая выпадает музыке в определении
взаимоотношений полов друг к другу (равно и других приложений голосовых
звуков), ее значение у животных всегда было биологически полезным
приспособлением и самцов и самок. Достижения эволюции музыки у позвоночных
животных сводятся:
1) к очень высокому развитию голосового аппарата, способного издавать очень
разнообразные голосовые звуки,
2) к очень совершенному слуховому аппарату, способному различать тысячи
звуков разного рода, а в их числе и звуки музыкальные; и, наконец,
3) к способности сочетать голосовые звуки с соответствующими инстинктами —
главным же образом с инстинктом половым.
Что нового внес человек в унаследованные им от животных музыкальные
приобретения и достижения музыки?
Музыка в человеческом обществе как средство овладевания «слабым полом»;
ее отличие от музыки животных
Человек унаследовал от антропоморфных обезьян все достижения их в области
музыки. Дает ли это основание утверждать, что человек унаследовал от животных
музыку как искусство?
По этому вопросу мы, с одной стороны, встречаем авторов, утверждающих, что
музыки, как искусства, нет даже у дикарей, а с другой, что птичьи песни
представляют подлинное искусство, которым певцы доставляют удовольствие и
себе и слушателям.
Обе эти точки зрения одинаково неправильны. Музыка животных представляет
собою разряд не потребленной на производительную работу энергии; она носит не
индивидуальный, а видовой характер; тогда как дикарь может издавать музыкаль-
ные звуки, индивидуализируя их по своему вкусу. Другими словами, музыка дикаря
представляет собою индивидуальное, а музыка животных — видовое творчество.
Музыка же, как и другие роды искусства, становится таковым лишь с момента,
когда она является продуктом индивидуального творчества.
Музыка у человека, как и у животных, обслуживала половые инстинкты, а сверх
того служила и выражением удовольствия в связи с инстинктом питания и
самосохранения; дикари поют (и пляшут) по случаю удачной охоты, поют
воинственные песни, представляющие собой репетицию тех криков, которыми они
оглашают места воинственных столкновений с врагами; у них, как и у животных,
эти крики играют роль устрашающего фактора, с той разницей, что у животных они
шаблонны и не целепонимательны, т. е. инстинктивны, а дикари понимают их роль
и значение.
С этого началась музыка как искусство; она шла по старым, унаследованным
путям многие тысячелетия, главным образом обслуживая запросы эротики. В
Европе, даже в Средние века, когда официальной музыкой считалась только музыка
религиозная, когда «дудыри и лютники» преследовались церковью, когда их лишали
причастия, не признавали за ними, как за шутами и скоморохами, никаких прав,
музыка этих «дудырей» пользовалась широким распространением, и первое место в
ней занимали «любовные песни». Королевские указы запрещали монахам их
записывать, из чего мы получаем основание полагать, что песни эти записывались
даже в монастырях. За их стенами епископы в своих проповедях упрекали
крестьянских девушек за то, что они «петь псалмов не научились, а любовные песни
поют», а песни эти не только пелись, но певцы любви приглашались на придворные
празднества и являлись учителями музыки в рыцарских замках.
Таким образом, первичный фактор музыкального творчества — обслуживание
полового чувства — от бесконечно далеких времен сохранился до наших дней.
Штук, этот великий толкователь полового чувства, дает целый ряд картин,
изображающих притягательную силу музыки, которой мужчина привлекает
женщин, а женщина — мужчин, вызывая друг у друга чувства животной похоти.
Дикари своей музыкой оказывают такое же воздействие на своих красавиц, как
сатиры на картинах Штука и Бёклина.
Наряду с такой музыкой мы, однако, во все времена, на всех уровнях культуры
встречаем и такую, которая никакого отношения к эротике не имеет и служит
выявлением индивидуальных и общественных переживаний, о которых здесь
говорить не приходится и которых творцами последних столетий являются
Бетховен, Шопен, Григ и др., у нас Глинка, Мусоргский, Бородин и др.
О них говорить здесь, разумеется, не приходится.
В заключение о музыке как искусстве у человека и ее прогрессивной эволюции
остается сказать несколько слов о том, какую роль в ней играет женщина и играет
ли она эту роль вообще.
Говоря о животных, я привел мнение Дарвина и многочисленных его
последователей, полагающих, что прогрессивное развитие птичьих песен и песен
зверей, где они имеются, получило место благодаря способностям самок, которые
сами хотя и не поют, но умеют различать хороших певцов от плохих, предпочитая
первых последним. Я указал те основания, вследствие которых эту точку зрения не
считаю правильной и не могу признать за самками той роли, которую за ними
предполагают авторы.
В ином виде представляется мне решение этого вопроса у человека.
Музыка человека, как я сказал уже, явление не видовое, а индивидуальное.
Сделавшись искусством, она из биологического процесса превратилась в процесс
психологический. Отсюда уже само собою следует, что прогрессивное ее развитие
могла совершиться лишь при условии, если авторы музыкальных произведений,
какими бы они нам ни казались, принимались или отвергались теми, для которых
создавались. Творцом их явился мужчина, как и в царстве животных, обладающий
более сильным половым чувством, чем женщина; он оказался в роли стороны
предлагающей, а женщина — в роли стороны принимающей или устраняющей
предложение.
Спрос этот, разумеется, не являлся произволом или капризом женщины. Будучи
хранительницей традиций и вкусов, однажды установившихся, она одобряла то, что
вытекало из этих установившихся вкусов, что с ними согласовалось, и отклоняла то,
что расходилось с ними более или менее резко. Ее роль в эволюции музыки для той
ее части, которая обслуживает половое чувство, была решающей. Позднее, когда к
музыке присоединились новые, более сложные запросы индивидуальной
общественной жизни, когда вследствие этого сложились новые пути творчества в
области этих искусств, женщина силою вещей оказалась значительно отставшей в
решении задач прогрессивной эволюции искусства. Она стояла (в массе) па том
моменте эволюции этих искусств, когда они обслуживали половое чувство. Факт
этот, однако, ничего не говорит о том, чтобы женщина от природы была неспособна,
понимать и оценивать искусства в их высших проявлениях. Напротив, мы знаем,
что-то, что в музыке является отражением взволнованной речи, что в ней ведет к
пониманию этой речи, не только усваивается ею, но ее лучшими
представительницами передается с таким художественным чувством, с такою
проникновенностью, которая является сама по себе величайшим творчеством. Так
пела Виардо, так передавали лучшие места оперы «Фауст» Гуно — Нильсон и
Лукка. Да иначе и не может быть. Если бы не было женщин, способных
сочувствовать высшим формам искусства, то едва ли они могли бы удержаться в
процессе своей культурной эволюции.
Приемы для овладевания самками у животных
и «слабым полом» у человека
(Продолжение)
б). Танцы самцов как прием овладевания самками
1) Танцы у животных
Танцы у животных, в качестве приема «пленения» самок, описываются авторами
начиная с червей, более подробно у пауков и насекомых.
Вот, например, что сообщают Л. Фаж и Р. Лежандр в статье «Les danses nuptiales
de quelques Nereidiens».
Группа самцов червей Perinercis cueirifa, Per. Dumerilii кружилась кольцом с
возрастающей скоростью вокруг каждой самки, в свою очередь кружившейся в
круге все более суживающемся, до тех пор пока наконец не начинала откладывать
яйца. Возбуждение самцов к этому времени достигает наибольшей силы; они
проникают со всей доступной им быстротой через массу яиц и выбрасывают сперму.
Вода становится молочного цвета от спермы и яиц; изолированные самки могут
тогда танцевать и класть яйца в этом молоке.
Хотя автор и называет действия самцов и самок «брачными танцами»,
злоупотребление термином, однако, здесь совершенно очевидно: движения червей
ни в каком отношении не могут называться ни танцами, ни брачными уже по тому
одному, что здесь не может быть и речи о стремлении самцов пленять самок, как не
может быть речи о психологии в действиях самцов и самок, которые совершают те
же движения, что и самцы. Здесь перед нами — простая физиология: разряд возбуж-
денной процессом оплодотворения энергии.
То же придется сказать и о действиях, которые описываются авторами, как танцы
пауков.
Танцы у этих животных в качестве приема овладеваиия самками описываются
очень многими авторами, причем самое описание сопровождается и
соответствующими рисунками.
В своем месте я указал, однако, на невозможность такого объяснения
описываемых у пауков явлений, и здесь повторять сказанного не буду; отмечу лишь,
что такой точный исследователь, как Мак-Кук, указал на сомнительность
заключений, расходящихся с наблюдениями.
Танцы у пауков представляют собою разряд возбужденной половым чувством
энергии, нашедший свое выражение в движениях, получивших значение
предупреждающих самку хищника о том, что перед ней находится не обычная
добыча, а самец. У пауков, ведущих такой образ жизни, при котором эти
предупреждения получили характер своеобразных движений. У пауков, живущих в
тенетах паутины, как Epeiridae, «предупреждающие движения» получили
совершенно иной, не имеющий никакого отношения к танцам характер; у третьих —
там, где взаимоотношения полов не угрожают опасностями друг другу, — ни
«танцев», ни иных предупреждающих приспособлений не наблюдается вовсе.
«Танцы» у насекомых описываются многими авторами, как «ток» у птиц.
Сходство между этими явлениями, однако, чисто внешнее.
Ток описан у комариков, комаров, толкачиков (сем. Chiro-nomidae, Culicidae,
Simuliidae), мух и других насекомых. Число принимающих в этом участие особей
может быть иногда очень значительным. Мне приходится наблюдать эти полеты у
такого числа особей, которое в своей совокупности образовало целое облачко.
Обыкновенно с вечерней зарей, где-нибудь над межой в поле, носится это облачко,
постоянно меняя свою форму, все время, однако, сохраняя свое единство, свою
целостность, хотя в нем самом происходит постоянное движение составляющих его
особей. У других насекомых ток не являет собою такой цельности; у него есть ядро
более или менее компактное, от которого во все стороны с чрезвычайной быстротой
носятся входящие в состав особи; у третьих не наблюдалось ни целостности, ни
какой-либо организации; насекомые толкутся над каким-нибудь предметом,
который как будто является точкой отправления их движений, и т. д.
У рыб движения самцов во время нереста носят особый характер, который
некоторыми авторами, однако, тоже приравнивается к «танцам». Так, у сазанов и
подустов (Chondrostoma nasus) описываются более или менее длительные
«любовные игры». Когда около самки находится один самец, он действительно
производит ряд необычных и странных движений, иногда напоминающих прыжки.
Содействуют ли такие движения самца половому возбуждению самки — сказать
трудно, принимая во внимание, что спаривания у них не бывает и кладка яиц опре-
деляется физиологическими процессами, которые произойдут в свое время,
независимо от ухаживания самцов. Правда, рыбы, держащиеся стаями, в период
нереста производят особого рода движения. Мне приходилось наблюдать
«хороводы» карасей. Стайка этих рыб от середины пруда плыла к берегу, делая кру-
говые движения. Стая делала эти движения как одно организованное целое, а в нем,
этом целом, отдельные особи совершали свои движения «игр». По мере
приближения к берегу круговые движения стаи делались все менее правильными, и
«хоровод» в конце концов, распался.
Эти и другие им подобные движения у рыб имеют своим объяснением
потребность самцов держаться возле самок вследствие веления полового инстинкта
оплодотворять икру при выделении ее самками.
У земноводных животных наблюдаются аналогичные явления. Самцы тритонов,
приобретая в период спаривания «брачный наряд», производят вокруг самки
движения, которые потому лишь не называются танцами, что производятся медлен-
но и неуклюже, — обстоятельство, разумеется, не изменяющее биологического
смысла явления.
У пресмыкающихся пластические движения ухаживания за самками описываются
у аллигаторов. Дарвин, со слов Бортрама, сообщает, как самец в период
размножения «раздувался до того, что, кажется, был готов ежеминутно лопнуть,
поднял хвост кверху, вертелся и носился по поверхности воды».
У птиц в качестве приемов овладевания самками тоже описывают (кроме
голосовых звуков) «танцы». В описании последних, к сожалению, много
неточностей и обычного антропоморфизма. Так, танцы самцов каменного петушка
(Rupi-cola) в тропической Америке описываются так, как будто они производятся
людьми; тут и зрители по краям площадки, на которой танцуется менуэт, и
«чередование самцов, исполнителей менуэта; иногда описывается бал под музыку»:
одна птичка поет, другие танцуют. Дарвин цитирует описание «танцев» Одюбоном,
по словам которого самец чепуры (Ardea herodias) «с большим достоинством
прогуливался перед самками, как бы выжидая соперников», и т. п. Даже тогда, когда
даются рисунки танцующих птиц и, вероятно, правильно передающие то, что видел
наблюдатель, они вследствие подхода к оценке описываемых явлений «от человека»
вводят нас в заблуждение. Hudson, например, описывая танцы шпорцевых пиголиц,
говорит даже, что «птицы эти во время танцев маршировали, издавая звуки в такт
маршу».
Мои наблюдения дают мне основание утверждать, что чувства ритма в связи с
пением птиц у них не существует. Некоторые из них при пении совершают
размеренные движения своим телом, но песня с этими движениями ни в какой связи
не стоит: она идет сама по себе, а движения сами по себе.
Оставив в стороне антропоморфизм в описании танцев птиц, мы имеем в своем
распоряжении многочисленный ряд конкретно существующих явлений, смысл
которых заключается в том, что возбужденная половым чувством энергия у птиц-
самцов находит одним из путей для своего разряда различного рода движения,
первоначально не имеющие иного значения, как полезный физиологический
процесс, но позднее получившие новое и очень важное в биологическом отношении
приспособление, вызывающее в самках соответствующие половые реакции.
Вызывают потому, что самцы производят их под давлением именно полового
чувства, которое у самок по законам циклического процесса должно возбуждать те
же чувства. Этим и объясняется, почему «танцы» (как и «любовные песни») вы-
зывают реакции у самок только того вида, к которому принадлежит самец.
У млекопитающих задача эта разрешается иными средствами, более простыми и
требующими гораздо меньшей затраты энергии.
Интересно отметить, что у низших млекопитающих приемы ухаживания близки к
тому, что наблюдается у птиц. Так, ухаживание кенгуру, например, требует от него
огромного расходования энергии на «бестолковое блеяние» и прыгание, — тут мы
имеем и по существу и по значению своего рода «музыку» и «танцы», как и у птиц.
Аналогичные явления наблюдаются и у низших этапов эволюции других зверей.
Водяные крысы во время «ухаживания за самкой» иногда так быстро кружатся на
воде, что может показаться, «будто сильный водоворот вращает его». Хотя самка,
по-видимому, довольно равнодушно взирает на эти аллюры, но все же искусные
упражнения самца, — говорит автор описания, — оказывают на нее
соответствующее влияние, потому что, по окончании кружения, самец и самка
приближаются, оба дружно плывут рядом, и затем почти всегда следует спаривание.
Ясно, что мы имеем здесь дело с явлениями, по своему происхождению и своей
биологической задаче совершенно тожественными тому, что описывается у птиц
под термином «танцев»: переживания, испытываемые особью и проявляемые у
самцов в форме разрядов возбужденной энергии телесными движениями, вызывают
у воспринимающих эти движения самок аналогичные чувствования.
2) Танцы в человеческом обществе.
Танцы у человека, как и у животных, являются одним из средств, возбуждая
половое чувство самок, помогать мужчинам овладевать женщинами.
У дикарей танцы вызываются, впрочем, не одними этими мотивами; они танцуют
и по случаю удачной охоты, и по случаю религиозных торжеств, и по разным
другим поводам. С развитием культуры, однако, за танцами оставалась роль
главным образом половых возбуждений. Такой она является у птиц на токах и у
млекопитающих в период возбуждения перед самками, такой она оставалась и у
дикарей, собирающихся на танцы, такою же пребывает и на современных балах, с
тою разницей между ними, что животные проделывают свои нецелепонимательные
и наследственно установленные действия, которые решают полезные биологические
задачи; дикари проделывают эти действия целепонимательно и не скрывая своих
целей; народа Востока воспитывают баядерок, открыто и напоказ выставляющих
«прелести разврата», а на балах культурных народов происходит то же, с тою
разницей, что здесь танцуют лицемерно, делают вид, будто бы герои и героини
ищут не того, чего ищут на самом деле, а чего-то, о чем лгут выражением лица, лгут
«пластическими движениями» в танцах и всего более лгут разговорами, которые
ведут во время танцев. И знают все, кроме желторотых юнцов, что лгут, и находят
интерес в искусстве лгать и в наблюдениях над обманывающими и обманываемыми.
Все это в конце концов если не привело еще, то приводит к тому, что в кругах
интеллигентных танцы постепенно теряют свой кредит; они мало-помалу «выходят
из моды». Имеются, однако, авторы, вроде английского «психолога» Стенли Холла,
которые, указывая на этот последний факт, выражают «горячее сожаление» по его
поводу и, указывая на дикарей, танцующих с самым искренним увлечением,
рекомендуют последовать их примеру. В стране доллара эти призывы могут иметь
успех.
Призывая культурные народы к этому прошлому, авторы не видят, что призывают
их к культуре готтентотов и кафров, проделывающих в танцах курбеты козлов и
«гордо» выступающих павлинов. Прекрасно понял это художник Франц Штук и
удивительно интерпретировал свою мысль в целом ряде превосходных и в
художественном и в идейном смысле картин. На его картине мы видим изображение
танцев мужчин и женщин, причем первые из них украшены хвостами; художник
прав: действиями этих людей гораздо больше руководит животное, чем
человеческое чувство, и хвост поэтому является украшением не только уместным,
но и выявляющим истинный смысл действий этих танцоров.
Резюмируя сказанное о танцах как об одном из приемов овладевания самками, мы
будем иметь следующие заключения по этому предмету:
1) Действия животных, описываемые под этим термином представляют собою
действия не психологического и физиологического порядка, ничего общего, кроме
внешних признаков не имеющие с танцами высших позвоночных, с которыми
многими авторами сравниваются.
2) Танцы высших позвоночных являются действиями инстинктивными и
нецелепонимательными; своей биологической задачей они имеют возбуждение
полового чувства cамок путем воздействия на них движениями, которые у самцов
(того же вида) вызываются возбужденным половым инстинктом.
3) Танцы у человека представляют собою унаследований от животных действия,
возбуждающие половое чувство, сделавшиеся у него целепонимательными.
Человеческого в этом времяпровождении нет ничего и быть не может: эстетика
здесь — только фиговый листочек.
Определенное материнство
Материнская семья, в которой самцы не принимают участия, хотя
продолжают жить после оплодотворения самок не меньшее время, чем эти
последние, давая начало целому ряду поколений. Заботы матери о потомстве
носят определенный и более или менее сложный психологический характер.
<...> Обратимся к позвоночным животным.
У рыб, если в процессе оплодотворения икры участвует одна самка и один самец,
как у щук, например, то боев между самцами не наблюдается. А там, где при
оплодотворении в одном месте собирается большое количество самок и самцов, то
последние стараются занять место возле самки и оттеснить друга. Борьба между
ними в прямом смысле слова тоже не наблюдается. Но есть виды рыб, у которых
борьба самцов описывается авторами такой интенсивной, что она как будто
напоминает борьбу у высших животных. Такой, например, она описывается у
дерущихся лососей-самцов и у некоторый других рыб. Очень возможно, однако, что
эти описания не вполне соответствуют истине и что в них много преувеличенийя.
Мне лично никогда этих боев у рыб наблюдать не приходилось, что я видел,
представляет картину задора, объясняющуюся физиологическим состоянием этих
животных в период размножения, задора, который ни к каким последствиям не
ведет. Что описания авторов грешат и преувеличением и антропоморфизмом, об
этом можно судить, например, по соображениям Лоудена, изложенным в книге
Дарвина «Происхождение человека», о том; что побежденный самец колюшки
теряет свою удалую осанку; яркая окраска блекнет, и он спешит скрыть свой позор
между мирными товарищами.
Отношения самцов друг к другу у амфибий, хотя по описанию авторов и
представляют «ожесточенные сражения», у жаб-повитух, например, серьезного
значения не имеют.
У пресмыкающихся они уже являются очень упорными. Так, по описанию одного
из авторов, самцы ящериц (Analis cristatellus, напр.) во время драки хватают друг
друга зубами, кувыркаются по земле и наносят друг другу побои до тех пор, пока»:
слабейший не обращается в бегство.
У птиц драчливость самцов в период спаривания представляет явление очень
широко распространенное. Они пускают при этом в ход крылья, ноги и клювы. На
низах человеческой; культуры самцы птиц держатся для боев между собою в
качестве зрелища, доставляющего удовольствие зрителям. Петушиные бои
собирают целые толпы зрителей столь же невежественных и диких, как еще более
дикие толпы культурных дикарей в Испании на бое быков.
Из таких бойцовых птиц особенною известностью пользуются тетерева, рябчики,
куропатки и другие. Многие из них при этом обладают для боев особыми
приспособлениями как для нападения (шпоры), так и для защиты (обильные и
длинные перья на шее). Есть, однако, виды птиц, самцы которых, по-видимому, не
дерутся. Так, по свидетельству Одюбона, самцы одного из видов
североамериканских дятлов (Picas auratus), без боев между собою, следуют за
самкой по полудюжине. Здесь необходимо указать, что у птиц наблюдаются бои,
значение которых, как драка самцов между собою, совершенно ничтожны и которые
имеют смысл «битвы напоказ», битвы, созерцание которой вызывает у самок
возбуждение, необходимое для половых сношений. Этот род боев для нас
представляет особенный интерес.
Такую именно роль играет драка самцов на току у тетеревов. Предполагать это
дает основание давно отмеченный факт, в силу которого выразительные движения у
высших животных вызывают соответствующие чувства у тех особей того же вида,
которые эти движения наблюдают. Гипотеза эмоций Джемса Ланга и циклический
процесс Серджи находят в этих явлениях хорошую иллюстрацию: улыбка вызывает
улыбку, смех вызывает смех, проявление эмоции полового чувства в движениях
вызывает аналогичные эмоциональные состояния у тех, кто их воспринимает. У
птиц на току, где самцы состязаются между собою, они движениями, служащими
выражением их полового возбуждения, вызывают у самок такое же возбуждение,
вследствие которого последние, первоначально скрываясь поблизости тока,
появляются на нем и спариваются с первым попавшимся самцом.
Совершенно такой же смысл имеют, как мы это видели, и «танцы» самцов и
другие так называемые выразительные движения в эту пору жизни, до «песен
любви» включительно.
Заключение это можно формулировать так: у птиц и вообще у позвоночных
животных циклический процесс нервной деятельности уже получил совершенно
определенное биологическое приложение и фактически прекрасно использован ими
в различных формах без малейшего, разумеется, представления о том, что такой
процесс существует.
В классе млекопитающих половой инстинкт достигает своего высшего
напряжения и силы. Борьба за самку не знает пощады сопернику. Борьба самцов-
оленей представляет классическую иллюстрацию к сказанному. Борьба самцов у
кабанов привела даже к образованию специальных анатомических приспособлений
самозащиты. Есть, однако, звери, у которых она очень слаба, а есть и такие, у
которых борьба между самцами и вовсе не наблюдается, как у сумчатых, например,
или броненосцев. Но это ничтожное исключение представлено видами,
занимающими низшие ступени классификации, и указывают на то, между прочим,
что борьба за самок у млекопитающих Животных представляет явление
прогрессирующее.
Имеют ли бои самцов у млекопитающих животных значение возбуждающего
средства для самок? Некоторые факты свидетельствуют о том, что имеют. Заслышав
голос самца, львица отзывается на него, если бы при ней уже и был «ухаживающий»
за нею лев. Во время боя самцов львица принимает в нем участие внимательной
зрительницы.
Мне пришлось наблюдать, как кошка-мать бросила котенка и галопом помчалась
на голоса дерущихся между собою, на некотором расстоянии, котов.
Таким образом, борьба у млекопитающих животных, кроме своей прямой задачи
— устранить конкурента, может служить средством возбуждения полового
инстинкта. Первая ведется и в отсутствии самок, вторая — большею частью в их
присутствии.
б) Борьба у людей за женщин
Борьба у людей за женщин двояка: одна из них ведется хоть и по-новому, но по
старым трафаретам; другая — новая и в том и в другом отношении, у животных
вовсе неизвестная.
Что касается первой из них, то на низших ступенях культуры в ней много общего
с тем, что мы видели у высших животных.
Дарвин, ссылаясь на свидетельство путешественников, указывает, что у
австралийцев женщины служат предметом борьбы мужчин между собою. У
североамериканских индейцев драка мужчин за женщин, которые им нравятся, —
явление обычное, причем женщина достается более сильному или более добычли-
вому охотнику, и т. д.
У культурных народов мы наблюдаем, аналогичные явления с тою разницей, что
борьба конкурентов в отсутствии самок ведется специально придуманным для этого