Хардт М., Негри A. Империя

Подождите немного. Документ загружается.

СИМПТОМЫ ПЕРЕХОДА 141

тельно имеют общего врага. В этом свете постмодернизм оказывается в ос-

нове своей постевропоцентричен.

Постколониалистские исследования включают в себя широкую и разно-

образную группу дискурсов, но здесь мы хотим остановить внимание на

работе Хоми Баба, поскольку она представляет ярчайший и наиболее вы-

раженный пример преемственности между постмодернистским и постко-

лониалистским дискурсами. Одним из основных и постоянных объектов

нападения Баба являются бинарные деления. Фактически весь проект пос-

тколониализма, в том виде, как он представляет его, определяется отрица-

нием бинарных делений, на которых основано колониальное мировоззре-

ние. Мир не разделен на две части и не сегментирован на противостоящие

лагеря (центр против периферии, Первый мир против Третьего мира), но

скорее определяется и всегда определялся неисчислимыми частичными

и подвижными различиями. Отказ Баба видеть мир в категориях бинар-

ных делений ведет его также к отрицанию теорий тотальности и теорий

идентичности, гомогенности и сущностной природы социальных субъ-

ектов. Эти два отрицания весьма тесно связаны. Бинарная концепция ми-

ра подразумевает сущностную природу и гомогенность идентичностей в

обоих его частях и посредством связи, преодолевающей эту основную гра-

ницу, подразумевает включение всего опыта во внутренне связную соци-

альную целостность. Короче говоря, призрак, который является в анали-

зе Баба и который последовательно связывает вместе этих различных про-

тивников, есть гегельянская диалектика, то есть диалектика, включающая

во внутренне связную целостность противостоящие друг другу сущност-

ные социальные идентичности. В этом смысле можно сказать, что постко-

лониалистская теория (или, по крайней мере, эта ее версия), вместе с пос-

тмодернистскими теориями, определяется прежде всего своей недиалек-

тичностью.

Критика Баба диалектики — то есть его атака на бинарные деления,

сущностные идентичности и тотализацию — является и социологическим

притязанием на постижение действительной природы обществ, и полити-

ческим проектом, нацеленным на социальные перемены. Первое фактичес-

ки является условием возможности последнего. Социальные идентичнос-

ти и нации никогда в действительности не были внутренне связными во-

ображаемыми сообществами; мимикрия колонизированного под дискурс

колонизатора полностью меняет представление об идентичности и отчуж-

дает ее от сути; культуры всегда являются неоднородными, смешанными

^.^образованиями. Этот социальный факт служит основой подрывного поли-

|; тического проекта, направленного на уничтожение бинарной структуры

власти и идентичности. В кратком изложении, следовательно, логика осво-

й вождения Баба действует приблизительно так: власть или силы социаль-

ного угнетения функционируют путем наложения бинарных структур и

142 ПЕРЕХОДЫ СУВЕРЕНИТЕТА

I тотализующей логики на социальные субъектности, подавляя их разнооб-

| разие. Эти структуры угнетения, однако, никогда не являются тотальными,

| и различия всегда выражаются каким-либо образом (посредством мимик-

: рии, амбивалентности, гибридизации, фрагментированных идентичностей

и так далее). Следовательно, политический проект постколониализма дол-

жен утвердить многообразие различий таким образом, чтобы подорвать

власть господствующих бинарных структур.

Утопия, на которую указывает Баба после слома и смещения бинарных

и тотализирующих структур власти, является не изолированным и фраг-

| ментированным бытием, но новой формой сообщества, сообщества «без-

домных», новым интернационализмом, объединением народа в диаспоре.

Утверждение различия и смешения само по себе, согласно Баба, является

утверждением этого сообщества: «Жить в бездомном мире, найти его ам-

' [ бивалентности и двусмысленности, задействованные в здании вымысла,

I i • или его разделение и раскол, действующие в произведении искусства, так-

, же означает утверждение глубокого желания социальной солидарности»

|. Семена альтернативного сообщества, верит он, вырастают из пристально-

'' го внимания к особенностям культуры, ее смешанному характеру и из ее

сопротивления бинарному структурированию со стороны социальных ие-

рархий.

Нам следует проявить осторожность при распознании господствую-

i i i

щей власти, которая выполняет роль врага (и в действительности является

',' негативным основанием) в этой постколониалистской схеме. Власть, как

11' i предполагается, действует исключительно посредством диалектической и

,];'' бинарной структуры. Иными словами, единственной формой господства,

'"'' которую признает Баба, является суверенитет эпохи современности. Вот

,. почему, например, он может сказать «иерархический или бинарный», как

11 если бы два эти термина являлись взаимозаменяемыми: с его точки зрения

| иерархия как таковая с необходимостью основывается на бинарных деле-

Ц\ ниях, так что простой факт гибридности, смешения, способен разрушить

, саму иерархию. Само смешение является осознанной политикой различия,

. ' i позволяя различиям действовать, не считаясь с границами. Именно здесь

1' постколониалистское и постмодернистское сознание сходятся наиболее

j близко — в совместном выступлении против диалектики суверенитета

современности и в понимании освобождения как политики различия.

Подобно постмодернистским теоретикам, теоретики постколониализма,

такие как Баба, интересуют нас прежде всего потому, что они олицетворя-

ют симптомы претерпеваемого нами эпохального сдвига, то есть перехо-

да к Империи. Вероятно, эти дискурсы сами по себе становятся возмож-

ны лишь тогда, когда режимы характерного для современности суверени-

тета уже пребывают в упадке. Однако, как и постмодернисты, теоретики

постколониализма в целом дают очень далекое от сути дела представле-

[ i

СИМПТОМЫ ПЕРЕХОДА 143

ние об этом переходе, поскольку остаются одержимы борьбой со стары-

ми формами власти и предлагают стратегию освобождения, которая мог-

ла быть успешной лишь в прежних условиях. Постколониалистское миро-

воззрение все еще озабочено, прежде всего, колониальным суверенитетом.

Как говорит Гьян Пракаш, «постколониальное существует лишь как пос-

ледствие, как после — после переработки колониализмом»

. Это может

сделать постколониалистскую теорию очень продуктивным средством но-

вого прочтения истории, но она совершенно недостаточна для теорети-

ческого осмысления сегодняшней глобальной власти. Эдвард Сайд, несом-

ненно являющийся одним из самых блестящих авторов, представляющих

теорию постколониализма, может осуждать нынешние глобальные струк-

туры власти лишь в той степени, в какой они увековечивают культурные и

идеологические следы европейского колониального владычества

. Он вы-

двигает обвинение в том, что «тактика великих империй [то есть европей-

ского империализма. — Авт.], ушедшая в прошлое после Первой мировой

войны, теперь повторяется Соединенными Штатами»

. Что здесь отсутс-

твует, так это признание новизны структур и логики власти, повелеваю-

щей сегодняшним миром. Империя является не слабым эхом империализ-

ма эпохи современности, но принципиально новой формой господства.

ФУНДАМЕНТАЛИЗМ И/ИЛИ ПОСТМОДЕРНИЗМ

Еще одним признаком уже происходящего исторического перехода в за-

ключительные десятилетия XX века является подъем так называемого

фундаментализма. С момента распада Советского Союза великие идеоло-

ги геополитики и теоретики конца истории постоянно видели в различ-

ных видах фундаментализма основную угрозу мировому порядку и ста-

бильности. Фундаментализм, однако, является бессодержательной и уво-

дящей от сути дела категорией, которая сваливает в одну кучу широкий

спектр различных по существу феноменов. В целом можно было бы ска-

зать, что различные виды фундаментализма, какими бы несхожими они ни

были, объединены тем, что и самими их представителями, и внешними на-

блюдателями они понимаются как антимодернистские движения, несущие

возрождение изначальных идентичностей и ценностей; они воспринима-

ются как своего рода поворот истории вспять, демодернизация. Однако

более точно и более плодотворно понимать различные виды фундамента-

лизма не как воссоздание мира, каким он был до эпохи современности, но

скорее как мощное отрицание происходящего ныне исторического пере-

хода. В этом смысле, следовательно, подобно постмодернистским и пост-

колониалистск'лм теориям, различные виды фундаментализма также явля-

ются симптомом перехода к Империи.

В наши дни в прессе термин «фундаментализм» зачастую редуцирует

144 ПЕРЕХОДЫ СУВЕРЕНИТЕТА

I различие социальных образований, объединяемых этим именем, и исполь-

зуется исключительно в отношении исламского фундаментализма, слож-

ность которого, в свою очередь, низводится до насильственного и нетер-

пимого религиозного фанатизма, являющегося прежде всего «антизапад-

ным». Конечно же, сам исламский фундаментализм принимает различные

формы и имеет долгую историю, охватывающую всю эпоху современнос-

ти. Мощное стремление к возрождению и реформированию ислама неод-

нократно проявлялось в XVIII и XIX столетиях, и нынешние формы ис-

j ' ламского радикализма несут в себе отдаленное сходство с этими предшес-

j твующими движениями. Однако наиболее тесно различные направления

исламского фундаментализма объединены тем, что они решительно про-

тивостоят современности и модернизации. Поскольку политическая и

культурная модернизация была процессом секуляризации, различные на-

i правления исламского фундаментализма противостоят ей, кладя в осно-

ву политических установлений священные тексты, а также выдвигая ре-

I- лигиозных лидеров, как священнослужителей, так и правоведов, на поли-

i, тические посты. Также и в терминах тендерных ролей, семейных структур

1 и культурных форм незыблемая, традиционная религиозная норма обыч-

но понимается как противостоящая постоянно изменяющимся светским

,' '. формам современности. В противовес динамичному и светскому обще-

i| ству модернизма фундаментализм, как кажется, насаждает общество ста-

| тичное и религиозное. В свете этого, различные направления исламско-

'1 го фундаментализма, будучи движениями антимодернизма, оказываются,

|;Г | по-видимости, вовлечены в попытку обратить вспять процесс социальной

модернизации, отгородиться от глобальных потоков современности и вос-

I, создать мир ей предшествовавшей. Иранская революция 1979 года, напри-

4| ,;| мер, с этой точки зрения может рассматриваться как антиреволюция, вос-

'1 > » крешающая древний порядок.

Различные направления христианского фундаментализма в Соединен-

, ных Штатах также преподносят себя в качестве движений, направленных

, против социальной модернизации, воссоздающих то, что предстает в во-

ображении общественной формацией прошлого, основанной на священ-

ных текстах. Эти движения, несомненно, родственны давней американской

традиции проектов создания в Америке нового Иерусалима, христианско-

го сообщества, отделенного и от разложения Европы, и от дикости «неци-

вилизованного» мира

. Наиболее известная социальная платформа ны-

нешних групп христианских фундаменталистов основана на идее вос-со-

,, здания стабильной и иерархической нуклеарной семьи, которая, как они

•' , воображают, существовала в предшествующую эпоху; чаще всего имен-

' • но эта идея движет ими в крестовых походах против абортов и гомосек-

i' [ > суальности. Различные направления христианского фундаментализма

5* ' в Соединенных Штатах также долгое время ориентировались (в различ-

СИМПТОМЫ ПЕРЕХОДА 145

ное время и в различных регионах более или менее открыто) на проект

превосходства белых и расовой чистоты. Новый Иерусалим почти всегда

представлялся белым и патриархальным.

Эти общие характеристики различных видов фундаментализма как воз-

врата к досовременному или традиционному миру и его социальным цен-

ностям, однако, не столько проясняют проблему, сколько мешают ее адек-

ватному восприятию. Фактически фундаменталистское видение возвра-

та к прошлому главным образом основано на исторических иллюзиях.

Например, чистота и здоровье стабильной, нуклеарной гетеросексуаль-

ной семьи, провозглашаемые христианскими фундаменталистами, никог-

да не существовали в Соединенных Штатах. «Традиционная семья», ко-

торая служит исходной основой их идеологии, есть лишь смесь ценнос-

тей и практики, которые извлекаются в большей мере из телевизионных

программ, чем из какого-либо реального исторического опыта институ-

та семьи. Это надуманный образ, спроецированный на прошлое, подобно

Главной Улице США в Диснейленде, ретроспективно сконструированный

через призму современных тревог и страхов

. «Возвращение к традици-

онной семье» христианских фундаменталистов вообще не является взгля-

дом в прошлое, а выступает скорее созданным в наши дни вымыслом, ко-

торый составляет часть политического проекта, направленного против се-

годняшнего социального порядка.

Подобным же образом нынешние формы исламского фундаментализма

не должны пониматься как возвращение к прошлым социальным формам

и ценностям даже с точки зрения людей, чья жизнь определяется тради-

цией. Согласно Фазлуру Рахману, «на самом деле до некоторой степени да-

же неправильно называть этот феномен в исламе „фундаменталистским",

он является таковым лишь постольку, поскольку его сторонники делают

ударение на том, что основа ислама имеет два подлинных истока: Коран и

Сунну пророка Мухаммеда. В другом случае они делают ударение на идж-

тихаде, исконной мысли»

. Сегодняшний исламский радикализм, конечно

же, прежде всего основан на «исконной мысли» и на стремлении к обре-

тению исконных ценностей и практик, возможно являющихся эхом иных

периодов возрождения или фундаментализма, но в действительности на-

правляемых реакцией на существующий социальный порядок. Поэтому в

обоих случаях фундаменталистский «возврат к традиции» является в дейс-

твительности вымыслом наших дней

Движущая сила антимодернизма, определяющая различные виды фун-

даментализма, может быть лучше понята в таком случае не как домодер-

нистский, но как постмодернистский проект. Постмодернистский ха-

рактер фундаментализма очевиден главным образом в его отрицании

. современности как оружия евро-атлантической гегемонии — ив этим от-

|S. ношении исламский фундаментализм является,-конечно, парадигмальным

146 ПЕРЕХОДЫ СУВЕРЕНИТЕТА

явлением. В контексте исламских традиций фундаментализм имеет пост-

; модернистский характер, поскольку он отрицает традицию исламского

! модернизма, для которого современность всегда была синонимом ассими-

ляции или подчинения евро-американской гегемонии. «Если современное

предполагает стремление к западному образованию, технологии и индуст-

риализации на заре постколониального периода, — пишет Акбар Ахмед, —

то постсовременное будет означать обращение к традиционным мусуль-

манским ценностям и отрицание модернизма»

. При рассмотрении лишь

;

в категориях культуры исламский фундаментализм является парадоксаль-

ным видом постмодернистский теории — постмодернистской только по-

тому, что он противостоит исламскому модернизму, при этом хронологи-

чески из него следуя. Однако он оказывается куда более постмодернист-

ским, если рассматривать его в категориях геополитики. Рахман пишет:

j . «Нынешний постмодернистский фундаментализм является принципи-

(

ально новым в силу антизападного характера его основополагающего ус-

i •' тремления... Отсюда его обвинения в адрес классического модернизма в

том, что тот представляет собой исключительно силу вестернизации»

Несомненно, существенные элементы ислама были в некотором отноше-

нии «антизападными» с момента появления этой религии. Новым в ны-

нешнем возрождении фундаментализма является в действительности не-

!',.;, приятие сил, возникающих в новом имперском порядке. В таком случае, с

этой точки зрения, поскольку иранская революция была мощным отрица-

нием мирового рынка, мы можем понимать ее как первую постмодернист-

скую революцию.

Этот союз постмодернизма и фундаментализма, безусловно, образует

странную пару, учитывая, что постмодернистские и фундаменталистские

дискурсы в большинстве случаев полностью противоположны друг другу:

смешение против чистоты, различие против тождества, мобильность про-

тив застоя. Нам кажется, что постмодернисты и нынешняя волна фунда-

., менталистов возникли не только в одно и то же время, но также и в ответ

на одну и ту же ситуацию, только на противостоящих полюсах глобаль-

jlj

ной иерархии в соответствии со сразу бросающимся в глаза географиче-

ским распределением. В значительной мере упрощая, можно утверждать,

что постмодернистские дискурсы прежде всего обращены к победителям в

процессе глобализации, а фундаменталистские — к проигравшим. Иными

словами, нынешние глобальные тенденции роста мобильности, неопреде-

ленности и гибридности переживаются одними людьми как своего рода

освобождение, а другими — как усиление страданий. Несомненно, обще-

1| I ственная поддержка фундаменталистских проектов — от «Национального

Фронта» во Франции и христианского фундаментализма в Соединенных

Штатах до «Братьев-мусульман» — особенно широка среди тех, кто в ре-

зультате недавних перемен более всего проиграл от увеличения мобиль-

, |

СИМПТОМЫ ПЕРЕХОДА 147

ности капитала — среди самых угнетенных и исключенных из участия в

глобальной экономике. «Неудачники» глобализации представляют собой

самое точное подтверждение происходящих изменений.

ИДЕОЛОГИЯ МИРОВОГО РЫНКА

Многие из концепций, столь дорогих постмодернистам и постколониалис-

там, находят точное соответствие в нынешней идеологии корпоративно-

го капитала и мирового рынка. Идеология мирового рынка всегда по пре-

имуществу опиралась на дискурс, направленный против всего глубоко

укорененного и сущностно цельного. Обращаемость, мобильность, разно-

образие и смешение являются самими условиями возможности мирового

рынка. Торговля соединяет различия, и чем больше, тем лучше! Различия

(товаров, населения, культур и так далее), кажется, бесконечно умножают-

ся в условиях мирового рынка, который ни с чем не сражается столь ярос-

тно, как с жесткими границами: он преодолевает любое бинарное деление

своим бесконечным многообразием.

Так как мировой рынок в наши дни воплощен еще более полно, чем ра-

нее, он стремится к разрушению границ национальных государств. В пред-

шествующий период национальные государства были главными игроками

в рамках созданной современностью империалистической организации

мирового производства и обмена, но для мирового рынка они оказыва-

ются во все возрастающей степени лишь преградами. Роберту Райху, быв-

шему министру труда США, его должность дала прекрасную возможность

осознать и приветствовать преодоление национальных границ в миро-

вом рынке. Он утверждает что, «так как почти любой фактор производст-

ва — деньги, технологии, заводы и оборудование — перемещается через

границы без усилий, сама идея о [национальной. — Авт.] экономике ста-

новится бессмысленной». В будущем «не будет национальных продуктов

или технологий, не будет национальных корпораций, не будет националь-

ных отраслей промышленности. Не будет более национальных экономик,

по крайней мере в нашем нынешнем их понимании»

. Ослабление нацио-

нальных границ освобождает мировой рынок от того вида бинарного раз-

деления, которое устанавливали национальные государства, и в этом но-

вом свободном пространстве появляются мириады различий. Конечно,

эти различия не могут свободно проявляться по всему объему однородно-

го глобального пространства, они скорее организованы в глобальные сети

власти, состоящие из высоко дифференцированных и мобильных струк-

тур. Арджун Аппадураи понимает новое качество этих структур по ана-

логии с ландшафтами или, лучше, с видами моря: в сегодняшнем мире

он видит финансшафты, техношафты, этношафты и так далее". Суффикс

«-шафт» позволяет нам, с одной стороны, указать на текучесть и непосто-

ill

I48 ПЕРЕХОДЫ СУВЕРЕНИТЕТА

янство этих различных областей и, с другой стороны, отметить формаль-

ные общие черты у столь разнообразных сфер, как финансы, культура, то-

вары потребления и демография. Мировой рынок устанавливает действи-

тельную политику различия.

Различные шафты мирового рынка обеспечивают капиталу такие воз-

можности, которые ранее невозможно было представить. В таком случае

не должно удивлять, что постмодернистское мышление и его основные

концепции заняли самое почетное место в различных областях практики и

теории, имеющих прямое отношение к капиталу, таких как маркетинг, ор-

ганизация управления и производства. Постмодернизм, безусловно, явля-

ется логикой действия глобального капитала. Маркетинг имеет, возможно,

наиболее отчетливо видимое отношение к постмодернистским теориям, и

можно даже сказать, что капиталистические стратегии маркетинга долгое

J время были постмодернистскими avant la lettre. С одной стороны, практи-

ки маркетинга и массового потребления являются основным полем фор-

i мирования постмодернистского мышления: некоторые постмодернист-

: ские теоретики, например, рассматривают бесконечный процесс покупки

и потребления товаров и превращенных в товар образов в качестве пара-

дигмальных явлений и определяющих типов деятельности постмодернист-

1 . ского опыта, наших коллективных путешествий через гиперреальность

I С другой стороны, постмодернистское мышление — с его упором на такие

концепции, как различие и множественность, его воспеванием фетишизма

и видимостей, его постоянной зачарованностью новым и модным — яв-

ляется великолепным описанием идеальных капиталистических схем пот-

ребления товаров и тем самым дает возможность совершенствования мар-

кетинговых стратегии. Как говорит один теоретик маркетинга, имеются

ясные «параллели между нынешней практикой рынка и заповедями пос-

тмодернизма»

Сам по себе маркетинг является практикой, основанной на различиях, и

чем больше дано различий, тем больше возможностей развития маркетин-

говых стратегий. Все более неоднородное и дифференцированное населе-

ние обеспечивает растущее число «целевых групп», к каждой из которых

можно обратиться со специфическими маркетинговыми стратегиями —

одна для латиноамериканцев-гомосексуалистов в возрасте от восемнадца-

ти до двадцати двух лет, другая для американских девочек-подростков ки-

тайского происхождения и так далее. Постсовременный маркетинг видит

различие каждого товара и каждого сегмента населения, формируя свои

стратегии соответствующим образом

. Каждое различие является воз-

можностью.

Постсовременная маркетинговая практика представляет цикл потреб-

ления существующего ныне капитала, его внешнее лицо, но для нас даже

более интересны постмодернистские тенденции внутри цикла капиталис-

. . !

I'M

'ill

СИМПТОМЫ ПЕРЕХОДА 149

тического производства. В производственной сфере постмодернистское

мышление оказало, возможно, самое непосредственное воздействие на об-

ласть теории менеджмента и организации. Авторы, работающие в этой об-

ласти, утверждают, что крупные и сложные организации периода совре-

менности с их жесткими границами и узкоспециализированными под-

разделениями не приспособлены для ведения бизнеса в постсовременном

мире. «Постсовременная организация, — пишет один теоретик, — име-

ет определенные отличительные черты — в частности, упор на размер и

сложность от-небольших-до-умеренных, а также принятие гибких струк-

тур и методов межинституциональной кооперации для того, чтобы соот-

ветствовать постоянно меняющимся организационным условиям и усло-

виям окружающей среды»

. Постсовременныее организации, тем самым,

представляются или расположенными на границах между различными

системами и культурами, или внутренне неоднородными. Что важно для

постсовременного управления, так это чтобы организации были мобиль-

ными, гибкими и способными иметь дело с различием. Здесь постмодер-

нистские теории мостят путь для трансформации внутренних структур

капиталистических организаций.

Внутренняя «культура» этих организаций также приняла предписа-

ния постмодернистского мышления. Огромные транснациональные кор-

порации, которые перешагнули национальные границы и связывают гло-

бальную систему воедино, сами внутренне являются много более разно-

образными и изменчивыми в культурном отношении, чем ограниченные

корпорации эпохи современности. Нынешние гуру корпоративной куль-

туры, нанятые правлением в качестве консультантов и специалистов по

стратегическому планированию, проповедуют эффективность и прибыль-

ность разнообразия и мультикультурализма внутри корпораций

. Если

более пристально взглянуть на американскую корпоративную идеологию

(и в меньшей, однако все еще значимой степени, американскую корпора-

тивную практику), становится ясно, что корпорации не функционируют

просто за счет исключения Другого, сконструированного по тендерному

и/или расовому признаку. Фактически старые модернистские формы ра-

систской и сексистской теории являются открытыми врагами этой новой

корпоративной культуры. Корпорации пытаются сделать различие частью

своей внутренней среды и, таким образом, стремятся максимизировать

креативность, свободную игру и разнообразие корпоративной деятельнос-

ти. Люди различных рас, полов и сексуальной ориентации потенциально

Должны быть включены в число сотрудников корпорации; ежедневный ус-

тановленный порядок деятельности нужно оживить неожиданными изме-

нениями и атмосферой радости. Разрушьте старые границы, и пусть рас-

цветают сто цветов

! Задача босса впоследствии состоит в переводе этой

энергии и различий в проценты прибыли. Такой проект очень точно на-

150 ПЕРЕХОДЫ СУВЕРЕНИТЕТА

зван «менеджментом многообразия». В этом свете корпорации оказывают-

ся не только «прогрессивными», но также «постмодернистскими», будучи

лидерами совершенно реальной политики различия.

Производственные процессы капитала также приняли формы, отража-

ющие постмодернистские проекты. Мы сможем тщательно проанализиро-

вать (особенно в разделе з-4)>

как

производство перешло к организации в

гибкие и гибридные сети. Это, по нашему мнению, является наиболее важ-

ным аспектом, в котором происходящая на наших глазах трансформация

капитала и мирового рынка составляет действительный процесс постмо-

дернизации.

Мы совершенно согласны с теми нынешними теоретиками, такими

как Дэвид Харви и Фредерик Джеймисон, которые рассматривают пос-

{ тмодернизм как новую фазу капиталистического накопления и товари-

•

зации, сопутствующую сегодняшнему этапу становления мирового рын-

• ка

. Глобальная политика различия, установленная мировым рынком,

| определяется не свободой и равенством, но навязыванием новых ие-

| ,\ рархий или, в действительности, постоянным процессом иерархизации.

| {."' Постмодернистские и постколониалистские теории (и совершенно иным

способом фундаментализм) являются на самом деле часовыми, подающи-

. ми сигнал перехода, и поэтому совершенно необходимы.

Г/ КОМИССИИ ПО УСТАНОВЛЕНИЮ ИСТИНЫ

'Hi

| Ь Было бы нелишним напомнить себе, что постмодернистские и постколони-

алистские дискурсы имеют хождение только в очень четко выделяющихся

географически регионах и среди определенного класса населения. Как по-

литический дискурс постмодернизм имеет определенное распространение

в Европе, Японии и Латинской Америке, но в основном он используется в

среде элитных слоев американской интеллигенции. Подобным же образом

постколониалистская теория, разделяющая ряд определенных постмодер-

* jj нистских тенденций, была разработана главным образом в среде группы

i [ ] и космополитических интеллектуалов, перемещающихся между столицами и

основными университетами Европы и Соединенных Штатов. Данная спе-

цифика не лишает обоснованности эти теоретические установки, но она

заставляет нас остановиться на мгновение, чтобы поразмышлять по пово-

* .' | ( ду их политического значения и практических эффектов. Многие действи-

тельно передовые и служащие делу освобождения дискурсы возникали на

протяжении истории в среде элит, и мы не имеем здесь намерения сомне-

*| "\} ваться в призвании к подобному теоретизированию самому по себе. Куда

более, чем отличительные черты этих теоретиков, важен тот резонанс, ко-

торый вызывают их концепции в различных географических и классовых

сферах.