Гурин С. Маргинальная антропология
Подождите немного. Документ загружается.
из значения слова "термин" (лат. terminus - предел, граница, определенность, имя), в
котором выражена идея уточнения значения в некоторых рамках, границах.
Термин, понятие, категория всегда несут оценочную нагрузку, сравнение и нормой, с
образцом. Недаром "категория" по-гречески значит не только высказывание, но и
обвинение, и призрак. Следовательно понятия и категории несут не только
гносеологическую, семантическую нагрузку, но в скрытом виде содержат некоторые
онтологические модели, схемы, образы. Категории - не только инструментальные
логические модусы познания, за ними всегда стоит та или иная онтология, либо они
задают ту или иную онтологию. Смена понятий и категорий в принципе означает смену
онтологической (в нашем случае - антропологической и психологической) картины, смену
образа и понимания человека[2].
Таким образом посредством анализа невозможно беспредпосылочное постижение некой
реальности, а наоборот, происходит экспансия некоторой модели бытия, построенной на
основе одной области реальности, на другие сферы бытия. Сначала дается определение
логическое, а затем происходит ограничение онтологическое. Совершается неизбежное
упрощение и обеднение содержания смыслового, предметного и событийного универсума.
Обратная логическая и онтологическая операция производиться в процессе понимания.
Понять что-либо - значит выйти за его пределы, в его контекст. Так, понять смысл слова
можно только из контекста фразы его использования, смысл фразы - из контекста текста и
т.д.[3] Понимание - это трансцендирование, выход за пределы, преодоление границы,
нарушение и разрушение границ, выход в более широкий, возможно бесконечный
контекст. Например, постмодернизм как методология задает максимальный,
безграничный контекст понимания, моделирует смысловой универсум, выходит в
бесконечный процесс интерпретаций и порождения смыслов, что делает возможным
событие трансцендирования.
Процедура анализа как нечто искусственное, специальное не может воспроизвести все
богатство смыслов, которое обретается в событии понимания. Понимание вплетено в
ткань бытия человека, не дистанцировано от событий человеческого существования.
"Именно в событии совпадают, или, по крайней мере, сливаются логика и метафизика,
структура и сущность, феномены и "вещь в себе" исторического процесса. Событие - это
то, в чем бытие выходит за свои пределы, точнее переходит из одного рода в другой.
Событие переводит бытие из одного смысла в другой"[4].
Интересно реконструировать семантику, ассоциативные ряды, ценностный контекст,
соответствующий анализу и пониманию как духовным практикам. Анализ сознательно
или бессознательно ассоциируется с такими смыслами и образами как сомнение, критика,
суждение, подозрение, недоверие, виновность, осуждение, обвинение, суд, неверие,
чужое, враждебное. Представляется, что истина скрыта, скрывается, прячется в глубине, в
темноте. А понимание соотносится с такими смыслами и образами как вслушивание,
сочувствие, сопереживание, симпатия, доверие, оправдание, приобщение, принятие,
откровение, самовыражение истины.
Таким образом техники познания предстают как две противоположные стратегии:
проведение границ, их утверждение в случае анализа и снятие границ, их преодоление в
случае понимания. Анализ - это редукция, низведение к простому, старому, известному, а
понимание - это восхождение к сложному, новому, неизвестному, это трансцендирование.
Анализ - это познание путем отчуждения, насилия над объектом; а понимание - это
познание путем приобщения, любви, личностного отношения к предмету познания.
В общем виде проблему маргинальности в гносеологии можно поставить так: каковы
место и роль границ и пределов в знании и познании? Универсум объектов и смыслов
бесконечен и все явления мира связаны между собой, между тем наука всегда выделяет
явления, подлежащие ее изучению, из числа других явлений. Все дело в том, где и как
здесь проводится граница. Однако, не менее значимой оказывается обратная стратегия,
стратегия снятия, стирания границ, техники децентрации, деконструкции. "В культуре
существует великое разнообразие техник деконструкции в искусстве, в обыденном опыте,
в науке, в религии: ритуалы, смех, поэзия, музыка, нонсенс и абсурд, карнавал, анализ,
сексуальные и психоделические эксперименты, медитация и т.д. Все они используются
для расшатывания привычного восприятия, обеспечивая в конечном счете предпосылки
прорыва к трансцендентному, к невыразимому. Поэтому любая деконструкция пределом
имеет молчание"[5].
Для исследования проблем маргинальной антропологии будет плодотворным применение
метафизического подхода. Метафизика оказывается необходимой для фиксации
динамики, процессуальности, воспроизводимости человеческого бытия, не
представленных в формах обыденного опыта, но встроенных в этот опыт и
обусловливающих его[6]. Вполне возможна социальная и антропологическая метафизика,
основанная на моделях метафизики философской и религиозной.
Постигая бесконечный мир осмысленно, то есть неизбежно с какой-то позиции, с
определенной точки зрения, человек оказывается связанным с выбором этой позиции. И
каждая такая позиция является неповторимой, уникальной, а ее занятие - актом свободы.
Необходимость метафизического знания обусловлена самой природой человеческого
бытия, а сама метафизика - суть выражение осмысления этого человеческого измерения
бытия[7].
Социальная метафизика обнаруживает социальное бытие людей и вещей за рамками их
непосредственно пространственного, телесного проявления и взаимодействия. Подобная
метафизичность понятий и представлений свойственна любому человеку, поскольку он
учитывает в своем сознании и деятельности не только то, что непосредственно перед ним
расположено. Метафизично в этом смысле любое человеческое сознание, наделенное хотя
бы в минимальной степени памятью и предвидением, воображением и сопониманием
бытия (со-бытия) других людей. Подобная метафизичность характерна и для многих
социально-гуманитарных дисциплин, вынужденных в своем исследовании пользоваться
моделями непосредственно не данных человеческих и социальных качеств и
реконструировать в своих гипотезах и теориях человеческие действия и взаимосвязи[8].
Ниже будут предложены некоторые уровни или измерения процесса познания, которые
могут пониматься как метафизические, парадигмальные модели, служить образцами для
познавательных практик. На примере взаимоотношения читателя и текста будет описана
некоторая иерархия подходов и методов, методологические уровни, которые инвариантны
онтологическим позициям и антропологическим типам. Таким образом процесс познания
тесно связан с общими метафизическими установками человека. Цели познания выходят
за гносеологические рамки и оказываются значимыми для выбора жизненных стратегий,
решения фундаментальных проблем человеческого бытия.
Кроме метафизического подхода в антропологических исследованиях мы будем
использовать эстетический подход. Предельные основания и феномены человеческого
бытия могут быть рассмотрены как предмет эстетического анализа. Интерес антропологии
к эстетическим проблемам человеческого существования связан с идеей
конституирования мира через способность выработки, переживания и переноса
значений[9].
Возможны различные способы понимания эстетических аспектов взаимоотношения
человека и мира - феноменологический, экзистенциальный, интуитивистский,
структуралистский подход. Общим будет взгляд через призму поэтики, использование
специфических подходов, методов и приемов из арсенала теории и философии искусства.
Это могут быть теории языка, символа, метафоры, мифа. Наш подход можно было бы
назвать метафизической поэтикой или поэтической метафизикой. Принцип "поэтического
мышления" восходит еще к Хайдеггеру. Если "язык - дом бытия", то язык сам может
проговорить тайну бытия, нужно только желание слушать.
"Поскольку в постструктурализме утверждается, что язык, вне зависимости от сферы
своего применения неизбежно художественен, т.е. всегда функционирует по законам
риторики и метафоры, то из этого следует, что и само мышление человека как такового - в
принципе художественно, и любое научное знание существует не в виде строгого
логического изложения-исследования своего предмета, а в виде полу- или целиком
художественного произведения, художественность которого просто раньше не ощущалась
и не осознавалась, но которая только одна и придает законченность знанию"[10].
Познание всегда обусловлено спецификой телесности и перцепции, особенностями
понимания и языка, многообразием культурно-исторических форм мышления и практики,
всем тем, что оказывается предзаданным познающему сознанию физиологически,
психологически, социально и исторически.
Однако, если речь идет о процессах познания, основанных на рациональности и
рефлексии, то вполне корректным будет сравнить мировой универсум с текстом, а само
познание представить как прочтение этого текста. "Свойственное постструктурализму
представление о всяком современном мышлении как о преимущественно "поэтическом",
онтологизация понятия "текста" (повествования), ставшего эпистемологической моделью
реальности как таковой, неизбежно выдвинули на первый план науку о тексте и прежде
всего о художественном тексте. Всякая наука, даже и не гуманитарная, отныне, согласно
постструктуралистским представлениям, отчасти является "наукой о тексте" или формой
деятельности, порождающей "художественные" тексты. В то же время, поскольку всякая
наука теперь ведает прежде всего "текстами" ("историями", "повествованиями"),
литературоведение перерастает собственные границы и рассматривается как модель науки
вообще, как универсальное проблемное поле, на котором вырабатывается методика
анализа текстов как общего для всех наук предмета"[11].
Возможно сосуществование нескольких парадигм познания, значительно различающихся
не только по методологическим критериям, но и по онтологическому статусу текста и
самого читателя. В некотором смысле эти парадигмы можно понимать как определенные
модели человеческого бытия, онтологические измерения существования человека,
антропологически ориентированные методологические подходы.
Сейчас уже вполне очевидна многомерность взаимобытия читателя и философского
текста. Однако эту сложную систему отношений почти невозможно отобразить в новом
тексте. Поэтому попробуем выразить ее в виде иерархии уровней, по которым проходит
читатель, погружаясь в текст. Структура онтологических уровней представлена в
соответствии с логикой раскрытия проблемы, а также с опытом философствования ХХ
века. Наименование уровней (или ортогональных измерений?) дано в контексте
реконструкции их собственных смыслов, а не по прямой ассоциации с соответствующими
философскими направлениями.
"Знание и текст"
Логический уровень восприятия
Основное требование к тексту - доказательность.
Сформулирована гипотеза. Она должна быть доказана с помощью общепринятых
методов. В тексте выстраивается логическая схема, реализуется некий алгоритм.
Утверждается самодостаточность логического содержания. Читатель и текст находятся
вне времени и места. Чтение выполняется как ритуал приобщения к абсолютной истине.
Смысл и содержание текста должны быть общезначимы, поэтому личностный контекст
игнорируется.
Текст предстает как механизм для конструирования смыслов. Абсолютность позиции
читателя по отношению к тексту. Текст воспринимается как объект для манипуляций.
Происходит редуцирование смысла текста к его логическому содержанию. Цель чтения -
буквальное восстановление изначального смысла текста; систематизация и рациональное
обоснование знания. Главный критерий ценности текста - инструментальность знания.
"Познание и текст"
Гносеологический уровень
Основное требование к тексту - познавательность.
Должна быть новизна в постановке или решении проблемы, в чем-то превосходящая
прежний уровень накопленных знаний. Читателю нужно узнать что-то новое, не
обязательно доказанное строго логически. Но это должно быть нечто такое, что вполне
узнаваемо, рационально формулируемо и легко вписывается в привычный контекст
научного или обыденного знания. Необходимо соотнесение общепринятого и личностного
контекстов.
Происходит отбор и доопределение смыслов, заключенных в тексте, по произволу
читателя. Навязывание тексту внешних критериев. Диктат читателя. Текст
воспринимается как окно в мир. Чтение совершается как узнавание, принятие, признание.
Цель чтения - воспроизведение смысловой структуры текста и приращение знания.
Главный критерий ценности текста - конструктивность знания.
"Понимание и текст"
Герменевтический уровень
Основное требование - возможность понимания смысла текста.
Читателю нужно понять нечто радикально новое, что расширяет ранее известные границы
познания. С этим можно согласиться или не согласиться, но вполне возможно понять и
выразить вербально.
Первичность читателя по отношению к тексту. Сознание читателя - как система
координат, в которую должен вписаться текст. Проблема соотнесения смысла текста и его
контекста: герменевтический круг. Неизбежна произвольная интерпретация текста.
Происходит привнесение субъективного смысла в текст, преломление смысла текста через
призму личного понимания.
Текст видится как зеркало. Текст - это инобытие читателя. Чтение - это способ
самопознания и самопонимания. Чтение совершается как собирание, коллекционирование
смыслов. Цель чтения - прояснение смысла или его реконструкция. Главный критерий
ценности текста - осмысленность текста, ясность содержания.
"Сознание и текст"
Феноменологический уровень
Усмотрение в тексте первичного, его собственного содержания.
В тексте представлен некий объект для созерцания (медитации), с которым что-то
происходит в поле сознания читателя и за этим процессом можно целенаправленно
наблюдать. Читатель как свидетель изменения (жизни) смыслов. Происходит встречное
движение сознания читателя и текста. Внимание тексту.
Понимать, доказывать и объяснять этот процесс не обязательно и даже невозможно, но в
сознании происходит открытие нового смыслового горизонта и выход личности за
пределы общедоступного опыта в Уникальность. Это состояние не возможно описать в
рациональных понятиях.
Текст является целостным и самодостаточным организмом. Смысл текста - его
собственное сознание. Текст как метафора. Самодетерминация текста. Текст живет,
порождая смыслы; текст говорит. Самоактуализация смыслов. Нужно позволить тексту
быть тем, что он есть и тогда в системе координат сознания читателя появляется новое
измерение. Удивление тексту.
Направленность сознания, его устремленность к смыслам. Чтение совершается как
наблюдение за движением смыслов. Визуализация пространства текста. Живописность
текста. В нем можно рассматривать смысловые узоры. Текст предстает как лабиринт.
Цель чтения - обогащение внутреннего опыта личности. В процессе чтения происходит
трансцендирование сознания к новым смыслам и ценностям. Главный критерий ценности
текста - представимость содержания.
"Интуиция и текст"
Интуитивный уровень
Прикосновение и взаимопроникновение читателя и текста.
Динамика смыслов в тексте. Ощущение энергетики (ауры) текста. Магия текста. Чувство
читателя соприкасается в тексте (за текстом) с чем-то живым и активным. Сознание
читателя погружается в текст и растворяется в нем. Читатель обживает пространство
текста. Читатель укореняется в тексте, и одновременно текст проникает в подсознание
читателя и прорастает в нем.
Диалог подсознания читателя и смысла текста. Открытость тексту. Принятие смыслов.
Читатель как соучастник рождения смысла. Взаимоопределение и дополнение читателя и
текста, их резонанс. Взаимное генерирование смыслов. Равноправие читателя и текста.
Соразмерность пространств личности и текста.
Символизм текста: происходит перестройка сознания читателя, настройка на частоту
звучания текста-камертона, даже если не понятен смысл написанного. Такое измененное
состояние сознания не выразимо вербально. У читателя возникает потребность в тексте,
желание текста. Читатель впитывает смысл, питается смыслом. Доверие и любовь к
тексту. Взаимность и нежность. Непосредственность и интимность отношений читателя и
текста. Соитие с текстом. Бытийственность, телесность текста. Текст - это рай. Текст
даруется читателю.
Чтение совершается как вслушивание, созерцание, воспоминание. Текст звучит, его
можно слушать как музыку, как сказку. Тогда чтение - это праздник. Цель чтения -
прикоснуться к тайне текста, почувствовать его поэзию, услышать мелодию смыслов.
Главный критерий ценности текста - яркое впечатление от его красоты.
"Экзистенция и текст"
Экзистенциальный уровень
Слияние и сопричастие читателя и текста.
Текст - это Другой. Встреча и Со-бытие читателя и текста. Уподобление по энергиям
читателя и текста; их взаимопроникновение. Проживание личностью содержания текста.
Изменение поведения и мировоззрения читателя.
Открывается изнанка текста, выплескивается стихия смыслов. Происходит столкновение
экзистенций читателя и текста. Читатель ранен текстом. Нарушается граница личности.
Разрушается замкнутость и самодостаточность личности читателя. Сознание, подсознание
и тело читателя как продолжение текста. После прочтения невозможно жить по-старому.
Происходит вторжение текста в судьбу человека. Чтение как событие, шанс, случай.
Парадоксальность содержания текста. Читатель в ситуации абсурда. Непредсказуемость
будущего. Неопределенность и бесконтрольность причин и следствий. Пограничная
ситуация. Страх потеряться в тексте. Может что-то случиться: счастье или несчастье.
Такое событие непредсказуемо и неповторимо. Судьба читателя как инобытие текста.
Мистика текста. Перед читателем развертывается бездна.
Текст предстает как миф, а смыслы - как бытие желаний, воли. Сопротивление читателя
власти текста. Бунт против тирании текста. Борьба (война) экзистенций читателя и текста.
Возможна какая-то мутация сущности читателя в соответствии со смыслом текста. Чтение
- это страдание. Боль. Текст - это ад.
Чтение случается с читателем, текст настигает его, застает врасплох. Чтение совершается
как поступок, выбор, бой, драка. Текст принимается как испытание. Текст - это судьба, это
трагедия. Цель чтения - инициация читателя текстом, приобщение к истине. Мистерия
текста.
Главный критерий ценности текста - он беспокоит, раздражает, дразнит, задевает за
живое, выбивает из колеи.
"Текст и бытие"
Метафизический уровень
Трансформация и преображение читателя и текста.
Взаимобытие читателя и текста. Открытие нового метафизического измерения в личности
читателя. Происходит непредсказуемый сдвиг во всем существе читателя. Точка
бифуркации. Неопределенность цели. Вся жизнь читателя сворачивается в точку "здесь и
сейчас". Все мироздание воплощается в системе "текст-читатель".
Метаморфоза внутреннего мира читателя без каких-либо гарантий. Децентрация субъекта.
Отказ от претензий, смирение. Чтение как служение. "Не я живу, а живет во мне ... текст".
Нужно довериться тексту, признать его власть. Тогда появляется непредзаданность
жизненных целей и открытость личности неведомому, внутренняя свобода и спонтанность
сознания (и поведения).
Читателю нужно потеряться в тексте. Забыть себя. Читатель должен стать текстом.
Прыжок в пропасть. Читатель убит текстом. Смерть субъекта и новое рождение в другом
качестве. Инверсия: оборачивание текста и читателя друг в друга.
Текст - это личность (персона). Текст довлеет над читателем как абсолют. Текст - это
откровение бытия, дверь в вечность. Текст - это бог. Чтение свершается как
самопожертвование. В нем же читатель и спасается. Цель читателя при чтении -
раствориться, умереть в тексте.
Главный критерий ценности текста - захваченность читателя текстом.
"Текст и ничто"
Апофатический уровень
Аннигиляция личности читателя и смысла текста.
Неразличение читателя и текста (и автора), субъекта и объекта, Я и не-Я, бытия и
небытия, смысла и существования. Нерасчлененная целостность, единство текста и
читателя. Тотальность текста.
Текст и другие тексты: аллюзии, цитирование, репрезентация. По одному тексту можно
составить представление обо всех остальных текстах. Любой текст - это текст всех
текстов. Текст как поле всех возможностей и невозможностей, как семантический и
онтологический универсум. "Нет ничего, кроме текста".
Неопределенность и размытость смысла. Неразличение смыслов. Плюрализация смыслов.
Их мозаичность. Текст воспринимается как калейдоскоп смыслов. Дробление и
взаимоотражение смыслов. Эхо смыслов, пыль смыслов. Деконструкция смыслов.
Симуляция смыслов. Самоирония. Скольжение, мерцание смыслов, их самостирание.
Смысловые лакуны и туманности. Текст - это майя. Он скрывает, обманывает. Хитрость
текста. Он заманивает в ловушку самонетождественности.
Мгновенность, одномоментность бытия смыслов. Смыслы вспыхивают как искры и тут же
превращаются в дым. Текст - это только пепел смыслов, их бесплотные тени. Нигде не
остается никаких следов: ни в сознании, ни в бытии, так как нет ни времени, ни
пространства. Пустотность смысла. Бессмысленность текста. Приближение к тишине.
Чтение как бездействие, пассивная активность или активная пассивность.
Чтение - это неслышимый крик, громовое молчание. В нем выражается тоска по
невозможному, погоня за недостижимым, познание непостижимого. "Пойди туда, не знаю
куда, принеси то, не знаю что". Текст как тайна. Нечто длится, намекает, зовет. Остается
только голос (смех) и жест (танец) читателя-текста. Чтение как игра, в которой
происходит взаимоуничтожение читателя и текста, и одновременно их взаимодополнение
до универсума.
Самоуничтожение читателя и текста как взаимное жертвоприношение. Текст как
литургия. Воскрешение, освобождение и спасение читателя и текста в игре. Чтение - это
воплощенное чудо (благодать), это победа над небытием и пребывание в царстве свободы.
Чтение - это награда за страдания, покой, сон, забытие (за-бытие). Цель читателя при
чтении - экстаз, кайф. Главный критерий ценности текста - это когда сквозь пошлость
обыденности просвечивает невидимый свет, которым сияет никогда не существовавший
Первосмысл.
[1] Современный философский словарь. - М., 1996.
[2] Воробьев С.Л. Онтологические образы психологии // Человек. - 1995. - № 1. - С 23.
[3] Тульчинский Г.Л. Слово и тело постмодернизма. От феноменологии невменяемости к
метафизике свободы // Вопросы философии. - 1999. - № . - С. 38.
[4] Еременко А.М. Событие бытия, событие сознания, событие текста // Человек. - 1995, -
№ 3. - С. 39.
[5] Тульчинский Г.Л. Слово и тело постмодернизма. От феноменологии невменяемости к
метафизике свободы // Вопросы философии. - 1999. - № 9. - С. 46.
[6] Метафизика // Современный философский словарь. - М., 1996.
[7] Тульчинский Г.Л. Слово и тело постмодернизма. От феноменологии невменяемости к
метафизике свободы // Вопросы философии. - 1999. - № 9. - С. 48.
[8] Метафизика социальная // Современный философский словарь. - М., 1996.
[9] Личковах В. Мироотношение как переживание (феноменология, онтология и эстетика
"жизни мгновением") // Философская и социологическая мысль. - 1993. - № 5.
[10] Ильин И.П. Постструктурализм, деконструктивизм, постмодернизм. - М., 1996. - С. 4.
[11] Ильин И.П. Постструктурализм, деконструктивизм, постмодернизм. - М., 1996. - С. 5-
6.
ГЛАВА 1. §4. Основные понятия маргинальной антропологии
Когда в антропологии строится некий образ человека, то неизбежно обращение к
фундаментальным основаниям человеческого бытия, универсальным схемам, явным или
скрытым метафизическим моделям. Поэтому мы не будем предпринимать попытки
избавиться от метафизики, а целенаправленно пойдем ей навстречу, чтобы выяснить
границы и пределы применимости метафизического подхода в антропологии. Рассмотрим
возможность различных способов построения метафизики человеческого бытия.
На вопрос "что такое метафизика?" обычно отвечают - это учение о бытии. Можно
подумать что действительно существует некая общепризнанная и строго доказанная
теория бытия, бытия вообще, бытия без человека и до человека, из которой можно
вывести частную теорию человеческого бытия.
Правильнее было бы говорить о личностном осмыслении бытия, его "толковании",
понимании, даже скорее о предпонимании, которое, как глубинная интуиция бытия,
предшествует любой нашей мысли. Такое предпонимание, как условие ориентации
человека в мире, можно было бы назвать прозрением смысла бытия. Причем это не
умозрительная система аксиом, а некое интимное отношение человека и бытия,
онтологическая позиция, для которой мы в последующем подыскиваем оправдание и
объяснение.
Учитывая фундаментальность (неустранимость) и ценностную значимость этого
отношения, его можно считать основой личного и/или коллективного мифа, в
соответствии с которым структурируется и ориентируется вся жизнедеятельность
человека и социума. Именно в основном Мифе выражается вера в Истину бытия, память о
Другом бытии и надежда на приобщение к сверхбытию. Поэтому метафизической
проблематике больше соответствует не научный подход, а мистический способ
проживания своего бытия и поэтическое выражение духовного опыта. Таким образом,
метафизика - это теоретическая форма мифа о бытии, универсальная метафора, от которой
зависит судьба человека и человечества.
Из чего, на каком фундаменте может быть построена современная метафизика? На что она
будет похожа? Нам представляется, что категориальное поле метафизики не должно
сводиться только к натурфилософским представлениям, а напротив, всегда, когда
возможно нужно стремиться обогатить и расширить образный ряд за счет самых
разнообразных метафор.
Концепция метафоры как взаимодействия, выдвинутая А.А.Ричардсом и разработанная
М.Блэком, представляет метафору как пересечение двух концептуальных систем в целях
применения к основному субъекту метафоры свойств и ассоциативных импликаций,
связываемых с ее вспомогательным субъектом[1].
Каждая категория есть метафора[2], это свернутая, редуцированная, вырожденная
метафора. В основании любой категории скрывается некоторая метафора, выражающая
некий чувственный, рациональный или духовный опыт[3]. Ницше писал, что истины - это
метафоры, про которые забыли, что они такое. Поэтому любая метафора может быть
рассмотрена и использована как категория, может послужить ядром некоторой
парадигмы.
Классическая метафизика "следовала" за физикой и описывала предметность,
вещественность мира и человека, пыталась определить природу человека и свести ее к
некоторому основанию, первоэлементу, общему принципу, закону. И хотя классическая
физика уже не может считаться фундаментом современной науки и образцом для
философии, ее метафорический потенциал использован еще не полностью. Можно
предложить динамическую, энергетическую, оптическую и акустическую парадигмы
человеческого бытия, каждая из которых включает целый ряд метафор.
Современная метафизика может использовать метафоры света, звука, поля, частицы и
волны и прочие представления неклассической физики со всеми ее парадоксами и
экзотическими представлениями об устройстве мира. Продуктивным может оказаться
топологический подход к метафизике человеческого бытия.
Физика ХХI века, скорее всего, будет ориентироваться на биологию и метафору живого
организма. Перспективы развития информационных технологий и компьютерной техники
сделают актуальной метафоры из образного ряда, связанного с сознанием,
бессознательным. Постмодернистская парадигма, использующая метафоры текста,
письма, гипертекста и интертекста, может послужить основой для построения поэтики
человеческого бытия. Потенциальное разнообразие возможных подходов и категорий
задает многомерность не только системе метафизики, но и бытию, для описания которого
могут быть использованы любые образы и метафоры.
Теперь перечислим основные термины, понятия, категории и метафоры, которые
соответствуют принципам и методам маргинальной антропологии и образуют ее дискурс.
Они выбираются из всего многообразия понятий, используемых в различных
направлениях современной философии, а также метафор, описывающих человеческое и
сверхчеловеческое бытие, которые можно обнаружить в различных мифах и религиях.
Все многообразие понятий можно систематизировать в соответствии с некоторыми
наиболее общими и фундаментальными метафизическими моделями, каждая из которых
представляет из себя целостную мифологему и может послужить основой для построения
антропологической парадигмы. Можно предложить такие подходы как экономия,
аксиология, этика и патология человеческого бытия.
Топология человеческого бытия: локальность и тотальность, территория, ландшафт, место
и горизонт, центр и периферия, начало и конец, верх и низ, высота и глубина, близость и
удаленность, дистанция, мягкое и жесткое, большое и малое, внутреннее и внешнее,
поверхность, "лицо" и изнанка, граница[4], маргинальность, положения "на краю" и
"между", бытие-на-грани, бытие-между, бытие-в-промежутке, бытие-на-изломе,
складка[5], щель, узел, острие, вершина, "черная дыра".
Динамика человеческого бытия[6]: амбивалентность, раздвоение, смешение, сдвиг
(смещение), скольжение, движение и остановка, траектория, маршрут, движение к ...,
движение от ..., бытие-сквозь, подъем и спуск, вход и выход, переход[7], след, бытие-без,
бытие-до, бытие-после, повторение[8], концентрация, проекция, перенос, замещение,
бытие-вместо, деформация, превращение, трансформация, разрыв.
Энергетика человеческого бытия: энергия, сила и слабость, напряжение, синергия[9].
Оптика человеческого бытия: свет[10] и тьма, взгляд, слепота, видимое и невидимое,
очевидность, ясность, прояснение, высвечивание, рассеяние и фокусировка, сияние,
мерцание[11], вспышка, прозрачность, тень, затмение и просветление, луч, отражение и
преломление, спектр, изображение, искажение, видимость, иллюзия, перспектива,
созерцание.
Акустика человеческого бытия: голос, зов и отклик, эхо, резонанс.
Экономия человеческого бытия[12]: желание, обладание и принадлежность, обретение и
потеря, принятие и отказ, собирание и рассеяние, экономия и трата, недостаток и избыток,