Гурин С. Маргинальная антропология
Подождите немного. Документ загружается.
противостоит классической антропологии, а лишь дополняет ее. Однако введение новых
феноменов человеческого бытия в антропологическое исследование влечет за собой и
смену методологических подходов и принципов, так как классические методы
оказываются недостаточными или неработающими в новой предметной области.
Классическая антропология рассматривала "человека вообще", лишенного каких-либо
индивидуальных качеств. Абстрактным объектом изучения являлся среднестатистический
индивидуум, все конкретные свойства игнорировались как второстепенные, которые
только мешают чистоте исследования проблемы. Усредненный человек - это нечто без
возраста и пола (хотя почему-то по умолчанию предполагалось - что это мужчина в
полном расцвете сил); скорее здоровый, чем больной; неопределенной нации (конечно же
- европеец), среднего достатка (обеспеченный буржуа) и свободной профессии
(желательно - философ).
Все остальные варианты оставались за рамками серьезного размышления и
рассматривались лишь в качестве экзотики для контраста и противопоставления
собственно Человеку. В центре внимания оказывалась некоторая само собой
разумеющаяся Норма, все отклонения от которой признавались патологией и
выталкивались за границу рационального сознания и упорядоченной социальной
реальности. Сюда попадали дети и старики, женщины и дикари, дураки и сумасшедшие,
алкоголики и наркоманы, инвалиды и преступники, нищие и прокаженные; вообще все
непонятное, неприятное и опасное для самомнения среднего буржуа.
Однако в действительности ни один живой и конкретный человек не соответствует этому
представлению о Норме. Никто не попадает в Норму по всем параметрам. Любой из нас,
даже философ, размышляющий над этими проблемами, может быть невыспавшимся или
не совсем трезвым, голодным или сексуально неудовлетворенным, несчастным или
чересчур веселым, с больной головой или нечистой совестью, с комплексом
неполноценности или с манией величия. И тогда о научности и объективности его
мышления говорить не приходится, вернее, научность - есть то общее, что существует
между такими философами и учеными.
Вообще любой человек - существо многомерное, имеющее много свойств и качеств,
функций и ролей, поэтому по одним критериям и параметрам он принадлежит к
большинству, но по другим попадает в одно из меньшинств - он молодой или старый,
бедный или богатый, здоровый или больной, мужчина или женщина, был когда-то
жертвой преступления или сам преступил закон.
Поэтому каждый может считаться маргиналом - в силу неопределенности его социального
статуса и необеспеченности завтрашнего дня, специфических качеств личности,
неустойчивости здоровья и психики, случайностей в повороте судьбы; любая черта
характера, профессия или хобби на фоне всех остальных вместе взятых составляет явное
меньшинство и может считаться отклонением от Нормы, а следовательно, поводом для
репрессий. И в самом деле, нет и не может быть абсолютно здоровых и нормальных
людей, благополучных во всех отношениях, соответствующих абстрактным
представлениям о человеке в классической философии и способных к бескорыстному
философствованию и беспредпосылочному мышлению.
За абсолютный эталон принимается нечто, обусловленное конкретными социально-
историческими и психологическими причинами, интересами власти и национальными
традициями. Поэтому неизбежно норма и патология смешиваются, путаются и меняются
местами, оставляя место для произвола врачей, воспитателей и политиков. Каждый может
чувствовать себя ущербным, обделенным природой и обществом и испытывать на себе
дискриминацию по одному из неустранимых личностных признаков. Именно этот аспект
маргинальности привлек внимание ученых, исследующих социально-культурную
обусловленность форм мышления и разнообразие способов и форм человеческого
существования.
Итак, наиболее распространено понимание маргинальности как отклонения от нормы,
удаление от некоторого символического центра ценностной системы координат. Вроде бы
всем интуитивно понятно о чем идет речь. Однако оказывается невозможно дать строгое
определение отклонения через понятие нормы, которое в свою очередь потребует
определения через понятие отклонения. Определение превращается в тавтологию. К тому
же очень сложно провести четкую границу между нормой и отклонением от нормы,
выбрать критерии их различения, а, следовательно, указать, где кончается одно и
начинается другое.
Понятие нормы формулируется в рамках некоторой идеологической системы, задается как
некая аксиома, привнесенная в мышление извне, определяемая культурно-исторически,
привязываемая к конкретной традиции. Но в таком случае логическая категория нормы не
может быть основанием для определения маргинальности, они равновесны, в одинаковой
мере исторически изменчивы.
В классических учениях о человеке норма определялась различными способами: как
биологически оптимальное (здоровье), как психологически приемлемое, как рациональное
(разум), как нравственно достойное (добро) или как эстетически привлекательное
(красота). При этом норма выводилась не столько из реальных отношений, сколько из
идеологических представлений. Таким образом норма всегда определялась через должное,
то есть идеальное и поэтому неизбежно абстрагированное, абстрактное, к тому же как
нечто совершенное, предельное, абсолютное, то есть недостижимое. Каждый человек
рисковал оказаться в зоне неопределенности и, следовательно, виновности.
Однако возможен и другой, более широкий подход к проблеме соотношения нормы и
отклонения, патологии. Можно рассматривать патологию как собственное иное нормы,
как ее границу, как предел нормы, Другое. Тогда отклонение или патология предстает как
другая норма, норма в другом масштабе, в другом месте, как возможное прошлое или
будущее нормы. Таким образом в понятие нормы вводятся элементы историчности,
множественности, онтологической плюралистичности.
Только в конце XIX века, вместе с критикой оснований европейской цивилизации
(Ф.Ницше, О.Шпенглер), стал появляться интерес к другим способам бытия человека.
Первоначально интеллектуальной смелости хватило на экзотическую мифологию,
философию и искусство стран Востока и примитивных народов, затем пошла мода на
медитацию и наркотики, восточный секс и боевые искусства. Тут и подоспела
неклассическая европейская философия с ее новыми подходами к старым проблемам и
специфическим выбором феноменов человеческого бытия для своего анализа (язык, текст,
понимание, сексуальность, телесность, извращение, сумасшествие, преступление), что
потребовало и соответствующей методологии (лингвистический анализ, герменевтика,
психоанализ, феноменология, экзистенциализм, структурализм, постмодернизм).
Французский структурализм использовал понятия "маргинальный субъект",
"маргинальное пространство", "маргинальное существование", возникающие в "просвете",
в "зазоре" между структурами и обнаруживающие свою пограничную природу при любом
изменении, сдвиге или взаимопереходе структур. Идея децентрации Ж. Дерриды
уничтожает саму идею нормы и отклонения, и отстаивает идею "различения",
"инаковости", сосуществования множества не тождественных друг другу, но вполне
равноправных инстанций. С исчезновением "центра", являющегося средоточием и
символом власти, исчезает и понятие господствующей, доминантной культуры.
Для Р.Барта маргинальность выражает стремление к новому на пути отрицания
всевозможных культурных стереотипов и запретов, унифицирующих власть всеобщности
над единичностью и уникальностью. М. Фуко полагает, что невозможно рассуждать о
подлинной маргинальности в рамках бинарной оппозиции, ибо идентифицировать ее как
таковую можно лишь в отсутствии всякой нормы. Он показывает, что все девианты не
являются маргиналами в строгом смысле слова, поскольку их существование обусловлено
наличием нормы, а опыт маргинального существования не может быть вписан внутрь
институциональных стратегий.
Кроме социологических теорий понятие маргинальности стало использоваться в
философии культуры и в истории ментальностей, так как может быть применено не
только к социальным группам, но и к духовным и интеллектуальным практикам, которые
выходят за рамки общепринятых религиозных или научных норм и традиций.
"Маргинализм - общее название ряда направлений в философии, развивающиеся вне и в
противовес доминирующим в ту или иную эпоху правилам рациональности,
представленным в господствующей философской традиции, часто антисоциальных или
асоциальных"[6].
Но маргинальные феномены могут оказаться структурообразующими для будущих
социальных систем. Г. Башляр высказал предположение о том, что "болезнь, расстраивая
некие аксиомы нормальной организации, может открывать новые типы организации".
Болезнь служит метафорой некоего особого, отличного от "нормы" состояния,
открывающего новые горизонты опыта и свободного от тирании "здравого смысла". Но
болезнь знаменует и готовность к восприятию нового, само это переходное,
неопределенное состояние[7].
Философское понятие "маргинальность" характеризует специфичность различных
культурных феноменов, развивающихся вне доминирующих в ту или иную эпоху правил
рациональности, не вписывающихся в современную им господствующую парадигму
мышления и, тем самым, довольно часто обнажающих противоречия и парадоксы
магистрального направления развития культуры[8]. Известна бахтинская мысль о том, что
культура творится на границе культур. Прогресс, творческие идеи, новая практика
просачиваются с окраин и исходят от слабых, маргиналов, лиминариев и отверженных.
"Пророки и художники имеют склонность к лиминальности и маргинальности, это
"пограничные люди". Лиминальность, маргинальность и низшее положение в структуре -
условия, в которых часто рождаются мифы, символы, ритуалы, философские системы и
произведения искусства"[9].
Можно говорить о специфической маргинальной, "лиминальной ментальности,
характерной для ситуаций перехода (социальных ломок, реформ, катастроф), с ее
типичными темами акцентированного (черного) юмора, тотальным пародированием и
трансвестированием, повышенным вниманием к теме смерти, катастрофизмом, сюжетом
конца света, специальным интересом к социальным девиациям, маргиналам, сексуальной
свободе, гомосексуальности, транссексуальности, отрицанием научной рациональности,
мистицизмом, эзотерикой"[10].
Все большее значение маргинальность приобретает в теории познания. Прежде всего
маргинальный подход выделяет факт наличия различных форм мышления, а также
проблему границ и пределов познания. Сегодня уделяется большое внимание изучению
таких феноменов как невербальное мышление, измененные состояния сознания, интуиция
и мистическое озарение, причем их значение выходит за рамки только гносеологии.
Маргинальность предстает как гносеологическая категория, обозначающая нечто
нелогичное, непрозрачное для сознания, недоступное для познания. Сюда может быть
отнесено все непознаваемое, внерациональное, нерациональное, иррациональное,
противоречивое, парадоксальное, абсурдное, апофатическое.
Даже такое традиционное и центральное понятие философии как сознание может быть
переосмыслено в терминах маргинальности. "Сознание функционирует в качестве
"органа" жизни человека, но жизни, не заключенной в границы его тела, а как раз
выводящей его силы за эти границы, - в мир человеческих взаимодействий, средств
человеческой деятельности, культурных форм и разнообразных природных стихий.
Собственно, жизнь сознания и есть переход через эти границы, а также через границы
только биологических возможностей человека или только физических качеств
предмета"[11]. Таким образом, граница может выступать в качестве как гносеологической
категории, так и онтологического феномена.
Итак, наметился переход от социального и психологического понимания маргинальности
к гносеологическому и, что особенно важно, к онтологическому взгляду на феномен
маргинальности. Актуальность изучения проблемы маргинальности в социальном
контексте на сегодняшний день уже не нуждается в обосновании. Однако, до сих пор не
изучены онтологические основания маргинальных феноменов в обществе и культуре,
отсутствует философская теория маргинальности.
В качестве гипотезы, которую предстоит обосновать в дальнейшем, предложим
представление о маргинальности как всеобщем онтологическом феномене, как
универсальном свойстве человеческого бытия. В онтологии маргинальность может
пониматься как характеристика некоторых форм и способов бытия, становления и
изменения бытия, т.е. как динамический момент в бытии, а также специфическое
положение в бытии, особый онтологический статус, предельное состояние.
Таким образом, понятие маргинальности может быть отнесено как к положению и
состоянию некоторого объекта в бытии, к его отношению к совокупности других объектов
и некоторой системе координат; так и к бытию в целом. Маргинальность предстает как
внутренняя характеристика самого бытия, и в особенности человеческого бытия.
Использование понятия маргинальности подчеркивает сложность внутреннего устройства
бытия, нетривиальность его структуры и топологии, многомерность и нелинейность
онтологических и антропологических пространств, особое значение динамических и
энергетических характеристик бытия человека.
Повторим еще раз, в каких контекстах и семантических гнездах может пониматься
феномен маргинальности. Первоначальное представление укладывалось в рамки
бинарных оппозиций "норма - патология" и "центр - периферия". Современные
философские и антропологические исследования показали ограниченность такого взгляда.
Новый подход, разрабатываемый в постмодернизме, обращает внимание на
топологические характеристики антропологических пространств и феноменов
человеческого бытия. Анализ отношения центра и периферии и отказ от такой схемы
является переходом к более сложным представлениям о структурах и топологических
свойствах реальности.
Причем стирается грань, размывается граница между гносеологическим и онтологическим
смыслами понятий и категорий. В постмодернизме реальность понимается как текст,
однако возможно и симметричное движение, когда умозрительные идеи и образы
обретают онтологическое измерение, обнаруживаются параллели в мышлении и бытии.
Все более сложные топологические фигуры мышления (поверхность, изнанка, складка)
оказываются коррелятами бытийных форм.
Понятие маргинальности, на наш взгляд, наилучшим образом соответствует этой
тенденции. Встречное движение гносеологии и онтологии открывает характерную область
маргинальных феноменов человеческого бытия и соответствующих им методологических
принципов и подходов. В первую очередь это два понятия, выражающих топологические
свойства и характеристики - граница и предел.
Они обозначают не только положение объекта относительно чего-то другого, а
пребывание именно на границе некой зоны, сферы бытия, где кончается одно и
начинается нечто иное, может быть совсем другое. Можно говорить о границе и пределе
бытия этого объекта, а также о границах и пределах его познания. Такая специфическая
онтология выражает нелинейное строение пространства и непредсказуемое поведение
объектов вблизи границы. Движение объектов на границе имеет особую, сложную
динамику - это не просто движение и перемещение, а переход на другой онтологический
уровень или прорыв в иную сферу бытия.
Понятие границы объединяет в себе целый комплекс смыслов: граница как
топологическая структура, переход через границу как динамический процесс, пересечение
границ как изменение онтологического статуса, и кроме того, граница как место события,
события пересечения границ. Через такое метрическое и топологическое представление о
границе можно выразить понятие нормы. "Норма - понятие, обозначающее границы (меру
трансформаций), в которых явления и системы (природные и социокультурные),
человеческая деятельность, сохраняют свои качества и функции; задающее их
внутреннюю соразмерность"[12].
В контексте представлений о границе и пределе понятие "норма" может быть понято как
"мера", то есть некая определенность, постоянство и устойчивость качеств бытия объекта.
"Антропологическая мера" задает некоторую ограниченную область человеческого бытия
с определенными качествами, специфическими формами и способами существования,
которая отличается от других областей, и имеет границы и пределы. При определении
антропологической нормы и антропологической меры нужно учитывать все многообразие
человеческих проявлений и антропологических феноменов и определять масштаб
человеческого бытия, очерчивая его границы и обнаруживая пределы существования
человека.
[1] Хотя для обозначения специфики предела есть особое понятие "лиминальность",
однако оно уже используется в теории В. Тэрнера в более широком контексте, и скорее
соответствует понятию "переходность".
[2] Тэрнер В. Символ и ритуал. - М., 1983.
[3] Элиаде М. Азиатская алхимия. - М., 1998; Элиаде М. Аспекты мифа. - М., 1995; Элиаде
М. Космос и история. - М., 1987; Элиаде М. Мефистофель и андрогин. - СПб., 1998;
Элиаде М. Миф о вечном возвращении. - СПб., 1998; Элиаде М. Мифы, сновидения,
мистерии. - Киев, 1996; Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. - М., 1999;
Элиаде М. Священное и мирское. - М., 1994; Элиаде М. Тайные общества. Обряды
инициации и посвящения. - М.-СПб., 1999; Элиаде М. Трактат по истории религий. В 2 т. -
СПб., 1999; Элиаде М. Шаманизм: архаические техники экстаза. - Киев, 1998.
[4] Элиаде М. Очерки сравнительного религиоведения. - М., 1999. - С. 405.
[5] Поляков В.И. Маргинальная личность // Современная западная социология. - М., 1990.
[6] Рыклин М.К. Маргинализм // Современная западная философия. - М., 1991.
[7] Малявин В.В. Чжуан-цзы. - М., 1985. - С. 258.
[8] Усманова А.Р. Маргинальность // Новейший философский словарь. - Минск, 1999. - С.
397.
[9] Тэрнер В. Символ и ритуал. - М., 1983. - С. 198-199.
[10] Тульчинский Г.Л. Слово и тело постмодернизма. От феноменологии невменяемости к
метафизике свободы // Вопросы философии. - 1999. - № . - С. 40.
[11] Современный философский словарь. - М., 1996. - С. 493.
[12] См.: Норма // Новейший философский словарь. - Минск, 1999. - С. 472.
ГЛАВА 1.§ 2. Специфика маргинальной антропологии
В конце XIX века, вместе с критикой оснований европейской цивилизации (Ницше,
Шпенглер), стал появляться интерес к другим способам бытия человека. Первоначально
интеллектуальной смелости хватило на экзотическую мифологию, философию и
искусство стран Востока и примитивных народов, затем пошла мода на медитацию и
наркотики, восточный секс и боевые искусства. Тут и подоспела неклассическая
европейская философия с ее новыми подходами к старым проблемам и специфическим
выбором феноменов человеческого бытия для своего анализа (язык, текст, понимание,
сексуальность, телесность, извращение, сумасшествие, преступление), что потребовало и
соответствующей методологии (лингвистический анализ, герменевтика, психоанализ,
феноменология, экзистенциализм, структурализм, постмодернизм).
Таким образом, произошел некоторый сдвиг от попыток классической антропологии
свести сущность человека к одному основному принципу или субстанции (обычно -
разуму), к неклассическим представлениям о сложности и многообразии феноменов
человеческого бытия и невыразимости (неуловимости, парадоксальности) природы
человека. Показателен особый интерес к измененным состояниям сознания,
экстремальным и пограничным ситуациям, телесным практикам, радикальному опыту,
всему тому, что может обнаружить предел возможностей, показать масштаб
человеческого в человеке, указать на нечто Иное, быть местом встречи с принципиально
Другим. Можно попытаться выделить нечто общее в философии Древнего Востока и
направлениях современной западной философии, то, что можно было бы назвать
"маргинальной антропологией".
Обозначим некоторые подходы, которые могут быть положены в основу методологии
изучения специфических феноменов человеческого бытия. Исследование в маргинальной
антропологии может осуществляться в двух направлениях: во-первых - это пристальное
рассмотрение феноменов обыденного бытия (сон, еда, любовь, опьянение, игра, праздник,
драка), в глубине которых обнаруживается нетривиальное содержание, не схватываемое
рациональным мышлением, проявляются древние архетипы и символы, просвечивают
фундаментальные основания бытия, отражается сакральное начало; во-вторых - в центре
внимания оказывается специфический и даже уникальный опыт, который переживается
лишь в экстремальных и пограничных ситуациях (таких, как рождение и смерть, болезнь и
катастрофа, смех и плач, восторг и ужас, боль и удовольствие, гениальность и
сумасшествие, самоубийство и преступление), и его главными чертами являются
неповторимость и необратимость.
Итак, одним из принципов маргинальной антропологии можно считать последовательный
поиск фундаментальных оснований каждого человеческого поступка, обнаружение в
любом феномене человеческого бытия архаических элементов и структур, глубинных
архетипов, магических и мистических систем, первичных телесных практик и
экстатических трансов. Не только в сновидениях или действиях сумасшедших, но и в
самых привычных и обыденных ситуациях можно обнаружить универсальные
мифологические сюжеты, следы нечеловеческих сил и стихий, присутствие Божества и
близость небытия.
В таких сферах современной жизни, как экономика и политика, право и реклама, наука и
образование, спорт и война, дипломатия и разведка проявляются формы и структуры
древних обрядов перехода и ритуалов посвящения, жертвоприношения и колдовства,
знаки подчинения и жесты бунта. Не смотря на несколько веков секуляризации, и сегодня
каждый человек вынужден занять фундаментальную позицию в мире и определиться в
своем отношении к священному и чудовищному, выбрать для себя онтологическую
перспективу - к спасению или погибели. В процессе секуляризации человек не только
замахнулся на бытие Божественное, но и лишился основания собственного бытия.
Произошла деонтологизация человека и для восстановления собственного
онтологического статуса, для возвращения ценности индивидуальному и коллективному
существованию необходима ресакрализация всех сфер человеческой жизни как последняя
возможность вернуться в дом бытия.
Все феномены человеческого бытия можно условно разделить на две группы: в первую
войдут те формы и способы жизнедеятельности, которые поддаются нашему контролю,
расчету и управлению (или мы думаем, что поддаются). Сюда попадают труд, деньги и
карьера (экономика), суд и наказание (право), власть и слава (политика), воспитание и
образование (наука), здоровье и долголетие (медицина). Предполагается, что в каждой
такой сфере деятельности есть свои имманентные законы, познав которые, можно
эффективно решать стоящие перед нами задачи и достигать поставленные цели. Даже
если это так, то область действия этих законов весьма ограничена и решение
фундаментальных проблем жизни и смерти остается за пределами власти человека.
В другую группу войдут феномены, не поддающиеся контролю, расчету и управлению,
которые всегда единичны и неповторимы: это детство и любовь, сновидение и опьянение,
страх и боль, смех и плач, игра и праздник, встреча и прощание, гениальность и
сумасшествие, подвиг и преступление, болезнь и смерть. Это то, что нельзя купить или
передать по наследству, нельзя гарантировать и от чего невозможно застраховаться. Это
то, что в равной мере доступно (или недоступно) всем людям, независимо от их богатства
и социального положения, нации и способностей. Эти феномены на грани греха и
святости, катастрофы и чуда, они дают подлинное наслаждение или страдание, за ними
следует счастье или несчастье, спасение или гибель.
Хотя мы все равны в возможности пережить экстремальный опыт, только немногие
добровольно решаются на такой шаг, пытаясь избежать своей судьбы. Страшно
расставаться с утешительными иллюзиями, жутко покидать свой уютный мирок. Однако
все подлинное и по-настоящему ценное, то, что способно навсегда насытить нашу жажду
Истины и Совершенства, может произойти только на пределе человеческих
возможностей, по ту сторону норм и правил, за границами контролируемой реальности.
Эти События разрывают поток нашей обыденной жизни, провоцируют экзистенциальную
ситуацию, взрывают всю устоявшуюся иерархию ценностей и отношений и забрасывают
нас в иное пространство и время (сакральное?), в другое бытие (сверх-бытие или в
ничто?). Здесь уже не действует закон причин и следствий, не действительна привычная
логика, не поможет жизненный опыт и здравый смысл. Остается только опасность и
надежда, риск выбора и жестокость расплаты, судьба и промысел Божий, стояние пред
лицом Неведомого и невозможность удержаться на краю бездны. К этому невозможно
подготовиться, нельзя научить, только можно рискнуть сделать шаг навстречу, безусловно
и безоговорочно принять трансцендентное, нечто такое, что заведомо травмирует психику
и трансформирует личность. Только так можно услышать зов и бросить вызов, принести
жертву и принять дар, испытать падение или вознесение.
Эта ситуация неповторима и необратима как смерть, но тем большую ценность для
личности может иметь жестокий опыт переживания подобных состояний, обещающий
освобождение или спасение. Такие феномены и представляют особый интерес для
маргинальной антропологии, хотя вряд ли поддаются собственно научному анализу и
требуют особого подхода и специфических методов, которые можно обнаружить в
различных школах восточной философии и современной неклассической философии, а
также в духовной традиции христианской церкви.
Еще один принцип маргинальной антропологии - это внимание ко всему уникальному,
специфическому, единственному. Нет случайных и бессмысленных событий. Если некий,
пусть даже единичный факт (например, необыкновенная красота или страшное уродство,
гениальность или злодейство) имел место хотя бы однажды, значит в Человеке, в его
бытии есть нечто такое, что позволяет этому случиться, допускающее такую возможность,
и даже гарантирующее его воплощение.
Человек выражает себя целиком даже в самом незначительном действии, жесте, слове.
Любой поступок не просто имеет практическое или символическое значение, но
представляет собой некую самостоятельную реальность, онтологический факт,
нерасчленяемую целостность и поэтому имеет бесконечную ценность. Не только
выдающиеся события, но и любой частный факт человеческой жизни должен быть описан
в терминах фундаментальной онтологии.
Наиболее интересны противоположные феномены (рождение и смерть, милосердие и
жестокость, любовь и ненависть, верность и предательство, самопожертвование и
терроризм). Чем дальше они отстоят друг от друга, тем больший потенциал возникает в
зазоре между ними; чем больше между ними различие, тем более широкое поле
человеческих возможностей открывается; чем больший масштаб они задают, тем больше
говорят о загадке человека. Особое внимание необходимо уделить парадоксальным
явлениям (например, самоубийству, самопожертвованию, мазохизму), имеющим
противоречие в своем бытии. В них сталкиваются жизнь и смерть, победа и поражение,
удовольствие и страдание, в их основании просвечивает тайна, которая может показать
себя в событии абсолютно невозможном - чуде.
Особенно бросается в глаза двойственность обыденного сознания и общественного
мнения в отношении феноменов маргинальной антропологии. В отличие от традиционных
обществ, где подобный опыт находится в центре внимания соответствующей религиозной
системы и мистической практики, на Западе эти феномены вытесняются на обочину не
только общественной жизни, но и личного сознания. Они вызывают подсознательный
страх и сознательное осуждение, официальный запрет или косвенные репрессии.
С другой стороны - они притягивают внимание, вызывают интерес, привлекают и
приманивают своей остротой и таинственностью, обещанием чего-то нового и
необыкновенного. Поэтому распространяется алкоголизм и проституция, преступность и
терроризм, экзотические секты и молодежные группировки. Зазор между официальным
отношением (то есть самосознанием) и смутным тяготением (подсознанием) к таким
феноменам только усугубляет разрыв внутреннего мира современного европейского
человека.
Поэтому одним из критериев выбора предмета изучения для маргинальной антропологии
может являться следующая закономерность. Сразу бросается в глаза традиционное
равнодушие либо опасливое умолчание некоторого явления со стороны "научного
мышления", и одновременно пристальный интерес к нему со стороны всех религиозных
систем, мистических и магических практик и молодежных групп. Это относится к
обнаженному телу, сексу, сну, гипнозу, наркотикам, посту, аскезе, самоистязаниям,
молитве, жертвоприношению, безумию, драке, самоубийству, т.е. ко всем неуловимым
переходным процессам или предельным и критическим ситуациям, методам
трансформации личности, в отличие от обычных устойчивых состояний человека в
обыденной жизни.
Также весьма показательно, что, несмотря на единодушное внимание мировых религий и
магии к феноменам маргинальной антропологии, обнаруживается принципиальное
различие в подходах и оценке подобных явлений. Ценность того или иного феномена
может (и должна) радикально различаться с точек зрения монотеистической религии и
магической практики. Тот мистический контекст жертвенной устремленности личности к
трансцендентному, абсолютному, совершенному, который в идеале характерен для
развитых религий, противостоит корыстному поиску силы, власти, могущества и
благополучия для себя или своего рода в язычестве.
Обращает на себя внимание настороженное отношение со стороны церкви к некоторым
феноменам маргинальной антропологии в их крайнем проявлении (например, к
самовнушению, экзальтации и экстазу, общению с духами, самоистязаниям и
самоубийству), и одновременно особый интерес к ним со стороны различных сект и
ересей. Нам представляется, что подобная сдержанность официальной религии является
естественным итогом двухтысячелетнего духовного опыта и необходимым средством
регуляции религиозной жизни. Это позволяет оградить церковь от людей случайных или
больных, склонных к авантюризму или тщеславию. Такие люди и становятся в первую
очередь адептами экзотических сект и новомодных учений. Однако сами маргинальные
феномены человеческого бытия неизбежно находятся в центре внимания всех религий,
поскольку позволяют прикоснуться к нечеловеческому (сверхчеловеческому или
дочеловеческому) бытию.
Ереси и секты спекулируют на каком-либо одном элементе радикального опыта, подчиняя
ему весь образ жизни адептов; акцентируя их высокое предназначение и особую
избранность, подчиняют их жесткой властной структуре. И хотя личность адепта,
несомненно, подвергается некоторой трансформации, мало вероятно, что происходит
реальное освобождение или преображение. Слишком уж похожи методы и средства
различных сект и групп психотренинга, несмотря на их столь различные названия и
декларации. Слишком тесно их деятельность связана с бизнесом. Если же и происходит
соприкосновение с миром сверхъестественного, то вряд ли адепт будет иметь дело с теми
самыми силами, которые были ему обещаны. Поэтому после психологических
упражнений адепты часто становятся клиентами психиатров.
Целостный и гармоничный подход ко всем фундаментальным проблемам человеческого
бытия предлагают мировые религии: Христианство, Буддизм, Ислам. На наш взгляд,
именно христианская (в особенности - Православная) церковь, несмотря на все сложности
исторического и духовного порядка, позволяет современному человеку реально пережить
радикальный опыт и наиболее адекватно ассимилировать его в свою духовную практику.
Опыт христианства многообразен и, одновременно, универсален. В нем удивительным
образом сочетаются жизнь в миру и отшельничество, церковные праздники и аскетизм,
упорядоченность монастырской жизни и непредсказуемость юродства. В самосознании
христианства наряду с неизменными догматами возможно свободное боговдохновенное
творчество, рациональные теологические построения соседствуют с мистическими
откровениями, катафатическое богословие дополняется апофатическим.
В христианстве сочетается целостность традиции с разнообразием конкретных форм
воплощения и описания религиозного опыта. Поэтому радикальный личный опыт
(спонтанный и опасный) вписывается в широкий контекст христианской традиции,
опирается на преемственность духовных практик и корректируется опытными
наставниками и может послужить толчком не к иллюзорной, а к действительной
трансформации личности, стать шагом к реальному преображению или спасению. Таким
образом, христианство задает масштаб человеческого в человеке и соотносит его со
сверхчеловеческой перспективой, с возможностью преображения и спасения, с надеждой
на обожение как на радикальную трансформацию всей человеческой природы.
ГЛАВА 1. §3. Методологические основания маргинальной антропологии
В настоящее время происходит изменение характера методологии: из методологии общих
норм и правил деятельности она превращается в методологию постановки и прояснения
человеческих проблем[1]. Задачей методологии становится выяснение, конструирование и
преобразование схем деятельности, "встроенных" в повседневный опыт человеческих
индивидов. Методология приобретает все более выраженное антропологическое
измерение.
Поэтому нас будут интересовать не только методологические подходы и принципы,
наиболее адекватные предметной области маргинальной антропологии, но и обратное
влияние антропологии на выбор и постановку методологических проблем. Можно
говорить о некоторой корреляции антропологии и методологии в нашем исследовании.
В контексте проблематики маргинальной антропологии можно рассмотреть соотношение
рационального анализа и понимания как гносеологических стратегий. Воспользуемся
такими категориями маргинальной антропологии как граница и предел. Тогда анализ
предстает как редукция, сведение неизвестного к известному, о-граничение, то есть
заключение в границы, введение в определенные пределы. Определить, дать определение
чему-либо - значит о-пределить, сравнить с нормой, наложить меру, положить пределы,
указать, обозначить границы. Определить - значит уточнить контекст, очертить и
замкнуть смысловую сферу, максимально сузить область употребления. Это видно даже