Грязнов А.Ю. Методология физики и априоризм Канта

Подождите немного. Документ загружается.

Кант, таким образом, разводит мышление и познание, сознание и

знание... Кант принципиально разделяет знание и самосознание,

подчеркивая, что Трансцендентальный Субъект может лишь сознаваться, но

не быть предметом знания. Именно попытка мыслить этот Субъект в

качестве объекта опыта ведет к одной из антиномий чистого разума, считает

Кант»

Нередко указывают на то, что «данность именно таких, а не других

понятий сама требует обоснования. Это обоснование в случае априоризма...

апеллирует к некоторым символ-кодам, которые принимаются ясными «по

умолчанию». Так появляются словосочетания «ясная и отчетливая

интуиция», ...«ясное солнце» здравого смысла,

«самоочевидность», ...играющие роль финального обоснования

определенности метафизических понятий. В результате философские

концепции, которые должны задавать и обосновывать смысл используемых

понятий, акцентированы на подобных тупиковых словосочетаниях»

. Но

неужели априорная данность, например, закона недопустимости

противоречия требует какого-то обоснования? Ведь тот, кто сомневается в

справедливости этого закона, принимает принципиальную допустимость его

нарушения, а следовательно, он признает возможность открыто

противоречить самому себе. Можно ли на таком фундаменте построить

науку и ее методологию? Как не согласиться с А.МакИнтайром,

утверждающим, что «если вы принимаете противоречие, то, следовательно,

вы должны принять все, что угодно. Поэтому лю-

Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. М., 1980. С. 99. 251.

Что значит знать? Сборник научных статей. М., 1999. С. 27-28.

106

бое противоречие в любом размышлении представляет собой источник

катастрофы»

Также сомнения в априорной достоверности аксиом евклидовой

геометрии, на мой взгляд, если и плодотворны, то не потому, что

действительно, например, пятый постулат Евклида не представляет собой

априори верное утверждение. Постулат Лобачевского не может опровергнуть

его априорную достоверность, потому что в неевклидовой геометрии

происходит изменение смысла слов: «прямейшая» перестает быть

евклидовой прямой. «...B содержание так называемой абсолютной геометрии

входят теоремы, справедливые как в Евклидовой системе, так и в системе

Лобачевского. Впрочем ...надо принимать во внимание то, что, несмотря на

сохранение внешней нормы этих утверждении, их смысловое содержание

изменяется. ...За сохраняющимся внешним выражением скрывается

несколько изменившееся с переходом к новой системе имплицитное

содержание»

. И если кто-нибудь станет утверждать, что через две разные

точки можно провести более одной прямой и в этом утверждении окажется

какой-либо геометрический смысл, то это ни в коем случае не может

означать крушения интуиции априорного созерцания пространства, но лишь

создание ситуации, когда одним и тем же словом называют разные вещи.

Более того, геометрия Лобачевского неразрывно связана с геометрией

Евклида, потому что само ее существование (в смысле непротиворечивости)

окончательно устанавливается путем построения изоморфизма между нею и

евклидовой геометрией. Достоверность геометрии Евклида основана на

интуитивной очевидности ее основных аксиом. Если бы этого не было, то и

существование евклидовой геометрии оставалось бы под вопросом, так как

нельзя доказать все теоремы (в принципе их бесконечно много) и

непосредственно убедиться, что нигде нет противоречия.

Геометрия не есть любая совокупность определений, аксиом и теорем.

Она представляет собой, скорее, определенную систему мышления. Мало

принять неевклидовый постулат о параллельных, надо еще увязать его с

другими постулатами — тогда и родится новая геометрия. Лобачевскому

удалось это сделать не только благодаря своей изобретательности, но и

потому, что уже существовала евклидова геометрия (для него

принципиальным оказался тот факт, что на орисфере для «прямейших»

справедливы аксиомы евклидовой геометрии).

Если какой-нибудь математик скажет, что он может себе представить в

созерцании неевклидово пространство, вряд ли это можно воспринимать

буквально. Пример псевдосферы, на которой не справедлива геометрия

Евклида, конечно, к данному вопросу не относится. Ведь на этой

поверхности нет ни настоящих треугольников, ни настоящих прямых. А так

называемые геодезические («прямейшие») — это, вообще говоря, кривые

линии. И, разумеется, прямая не есть, по определению, кратчайшее

расстояние между двумя точками. Прямую вообще нельзя определить, так

как это не дискурсивное понятие, а чистое созерцание, в котором дается

прямизна

. Понятие «расстояние» (даже при его аксиоматическом задании)

методологически предполагает представление о прямой, а аксиоматический

метод опирается на все те же трансцендентальные формы, о которых говорит

Кант

К трансцендентальной структуре познающего субъекта, работающей в

физическом познании, кроме формальной логики, интуиции пространства и

времени (априорных форм чувственности), относятся также априорные

формы рассудка (его категории и

—————

Американский философ. М., 1998. С. 170.

Панцхава И.Л., Пахомов В.Я. Диалектический материализм в свете

современной науки. М., 1971. С. 251, 252.

Суждение "прямая есть кратчайшее расстояние между двумя точками" является,

по Канту, априорно-синтетическим, так как количественный момент (кратчайшее

расстояние) не может быть аналитически выведен из качественного (прямизна).

Несостоятельность тезиса в том, что сам факт существования неевклидовых

геометрий опровергает кантовский априоризм, убедительно показывает В.Я. Перминов в

статье "Неевклидовы геометрии и философия математики И. Канта" // История и

методология естественных наук. Вып. XXV. М., 1980.

основоположения) и разума (трансцендентальные идеи). Без этих форм

нельзя получить аподиктического математического и физического знания. В

«Критике чистого разума» Кант достаточно убедительно дает это понять.

Критерий истинности апостериорного знания

Предположим, мы согласны с тем, что физическое знание — это

теория, соответствующая трансцендентальной структуре субъекта, с одной

стороны, и органически впитавшая конкретную эмпирическую реальность —

с другой. Иными словами, мы принимаем, что теория, дающая знание

природы эмпирических явлений, возникает в результате применения к ним

(через посредство конкретных моделей материи) чистой

(трансцендентальной) структуры рассудка. Можем ли мы в этом случае быть

уверены в истинности, полученного таким путем апостериорного знания?

Ответ на этот вопрос зависит от того, что в физике понимать под истиной.

Физическое (апостериорное) знание должно что-то говорить о внешнем

мире. В этом смысле оно всегда содержательно. Если истинность

содержательного знания понимается как соответствие предмету познания,

существующему вне и независимо от познающего субъекта, то мы никогда

не можем быть уверены в необходимости и всеобщности такого знания, т.е.

мы всегда будем сомневаться в его объективности

. В самом деле, при

таком определении предмета познания нельзя добиться необходимого и

всеобщего знания о нем ни априорным путем, ни эмпирическим

. И тогда

физика была бы обречена на вечную неуверенность даже в самых

фундаментальных своих положениях

Кант предлагает выход из этой, казалось бы, тупиковой ситуации. Вне

познающего субъекта существует вещь в себе, но не предмет объективного

научного познания. Последний априори создается самим субъектом, но лишь

по форме. Что это означает? Аналогии опыта (чистая форма физического

знания) выражают в наиболее «рафинированном» виде форму физического

закона. Конечный продукт физической теории — апостериорный закон,

причинно связывающий явления. Существует ли этот закон вне и независимо

от познающего субъекта (как своеобразная вещь в себе)? По-видимому, сама

постановка такого вопроса открывает новые горизонты в решении проблемы

истинности физического знания. Если в явлениях, как таковых, нет

причинности, то она должна вноситься в них познающим субъектом.

Следовательно, истинность апостериорного закона не может пониматься как

соответствие знания внешнему предмету. Как же тогда ее понимать? Если мы

сумели «навязать» явлениям причинную связь, то это означает, что

состоялось познание их природы. Выходит, что физическая истина рождается

в процессе реального вывода из эмпирии по априорным правилам

апостериорных законов, которые не отражают внешнюю реальность, а

организуют ее. Критерием физической истины выступает сам факт этого

вывода. Ее всеобщность обеспечивается автоматически, ведь знание природы

явлений возникает всякий раз, когда в расставленные сети физического

исследования падает апостериорное знание. Таким образом, частные

априорные принципы (ведь именно

——————

Объективным Кант называет знание, обладающее всеобщностью и

необходимостью. Я предлагаю различать всеобщность и необходимость, пользуясь

кантовскими категориями. Первая относится к категориям количества, вторая — к

категориям модальности.

В случае если предмет познании существует как вещь сама по себе, "мой

рассудок и те условия, единстве но при которых он может связывать определения вещей в

их существовании, не предписывает самим вещам никаких правил; не вещи сообразуются

с моим рассудком, а мой рассудок должен был бы сообразовываться с вещами" [Кант.

Пролегомены, § 14]. Поэтому вещи сами по себе непознаваемы априори. "Опыт хотя и

учит меня тому, что существует и как оно существует, но никогда не научает тому, что это

необходимо должно быть так, а не иначе" [там же]. К тому же в опыте (в смысле эмпирии)

всегда имеет место неполнота индукции. Поэтому о природе вещей самих по себе не

может быть и объективного эмпирического познания.

Когда-то некоторые физики (среди них был Н. Бор) готовы были отказаться даже

от закона сохранения энергии в микромире, считая его статистической закономерностью,

проявляющейся лишь на макроуровне.

108

только их и можно непосредственно применять к эмпирическим

закономерностям) могут претендовать на звание истинного знания,

имеющего отношение к природе объектов опыта, лишь постольку, поскольку

их применение к эмпирии делает возможным опыт как метод физического

исследования.

Как уже отмечалось, эмпирические закономерности сами по себе не

являются всеобщими. Лишь априорное

знание заведомо носит всеобщий

характер. Априорное знание, совершенно не соприкасающееся с эмпирией,

называется чистым. Всеобщее физическое знание, если таковое существует,

не может быть чисто априорным, однако первое невозможно без второго.

Знание, выведенное из определенных условий, которые сами по себе не

являются обоснованным знанием, называется предпосылочным. Для

апостериорного (физического) знания предпосылками как будто бы является

эмпирическая реальность. Последняя, однако, представляет собой некую

данность, которую мы не в силах отменить, так как она навязана нам извне.

Эмпирическая реальность не есть измышляемая нами гипотеза. В этом

смысле опирающееся на нее апостериорное знание не является

проблематическим суждением. Возможно ли с необходимостью вывести из

эмпирической реальности законы природы — апостериорное знание?

В самом деле, широко распространено мнение, что физические

законы

нельзя считать объективным знанием, так как невозможно априори

указать границы их применимости, а значит, ни один закон не застрахован от

опровержения более широким опытом. С другой стороны, утверждается, что

в физике всегда присутствует определенный гипотетический пласт, который

никогда не может быть достаточно обоснован, и поэтому в ней не существует

объективного знания, которое строится так, что ни одно положение не

принимается без достаточного основания. Разве избранная в данной

фундаментальной физической теории модель материи не является в

некоторой степени произвольной предпосылкой?

Если модель носит спекулятивный характер, то да, а если —

инструментальный

, то нет. Спекулятивная модель создается для получения

с ее помощью утверждений, которые можно подтвердить на опыте.

Напротив, инструментальная модель создается для получения знания из

опыта. Она есть не объяснение явлений, а инструмент их обработки. Модели

не являются предпосылками, если их истинность рождается в

экспериментальной деятельности, а именно в успешном применении

выведенных из них априорным путем частных принципов (таких, например,

как законы Ньютона) к явлениям, т.е. в установлении апостериорных

законов. Априорные модели и принципы, собственно, и нужны, для того

чтобы из явлений выводить их природу. Следовательно, априорные

принципы физической теории, дающей объективное знание, не представляют

собой произвольных предпосылок, априори ограничивающих спектр

возможных явлений, но они суть условия, относящиеся к существу вывода из

выделенного круга явлений их причины. Если читателю будет угодно

называть их недоказанными предпосылками, то, как говорится, называй хоть

горшком, только в печку не ставь. Печкой в данном случае являются

скептицизм и философский релятивизм.

Поэтому следование императиву Ньютона «не измышлять гипотез»

(т.е. не принимать сомнительных предпосылок) предполагает отказ от

спекулятивизма, от измышлений каких бы то ни было моделей и принципов

(«гипотез») вне конкретного экспериментального (апостериорного)

выведения из эмпирии физического знания.

——————

Здесь речь идет о научном знании, которое уже предполагает его творца —

субъекта познания. Каким образом возникает сам субъект, в данном случае не

рассматривается. Совершенно ясно, однако, что, для того, чтобы заниматься математикой

и физикой, надо уже быть разумным существом. Поэтому все его атрибуты для

методологии точного познания естественно считать априорной данностью.

Я различаю физические законы и законы физики. К первым относятся только

апостериорные законы, а ко вторым еще эмпирические закономерности и априорные

принципы.

Инструментальной моделью я назвал здесь модель, выполняющую роль

обрабатывающего инструмента «сырого» эмпирического материала.

109

Разумеется, иногда подобного рода гипотезы являются продуктивными

и полезными, но не потому, что они на самом деле дают истинное познание

природы, а, как правило, потому что представляют собой удобный способ

выхода из определенного затруднения.

Для пояснения различия между спекулятивной и беспредпосылочной

теориями сравним электронную теорию Г.А. Лорентца и ньютоновскую

механику. Первая из них выдвигает гипотезы о том, как на самом деле

устроено вещество, рассматриваемое в качестве вещи самой по себе. Исходя

из этих гипотез, делаются некоторые выводы, которые проверяются на

опыте. Когда устанавливается, что опыт подтверждает лишь часть из них, то

это воспринимается как поражение классической физики. Однако, может

быть, лучше обратить внимание на то, что сама методология построения этой

теории не выдерживает строгой философской критики. Действительно,

модель, предложенная Лорентцом, не раскладывается по категориям

рассудка (не соответствует трансцендентальной структуре субъекта), т.е.

является спекулятивной. Она не направлена на выведение природы явлений

из них самих, а сама претендует на то, чтобы выражать их природу. Поэтому

неудивительно, что, в конце концов, электронная теория Лорентца

опровергается опытом.

Механика Ньютона, наоборот, не может быть опровергнута никаким

методологически корректно организованным опытом, потому что ее

априорная основа (законы Ньютона), с одной стороны, согласуется с

категориальной структурой рассудка, а с другой, она априори содержит в

себе условия своей применимости. Так, эти законы не применимы к

нецентральным силам и явлениям, в которых нельзя пренебречь конечностью

скорости распространения взаимодействий

. Поэтому если опыт даст такой

результат, который не согласуется с априорными условиями применимости

законов Ньютона, то их и не надо применять.

В настоящее время считается, что границы (условия) применимости

данной теории устанавливаются лишь при создании новой, более общей,

теории. В качестве типичного примера, подтверждающего это мнение,

обычно приводят соотношение между специальной теорией относительности

и классической механикой. Однако, на мой взгляд, уже при построении

какой-либо теории можно и нужно указать на ту область, для которой она

создается. Если это возможно, то возможно и объективное физическое

(вскрывающее причины явлений) знание.

Методологически правильно организованный опыт представляет собой

конкретную истинную физическую теорию. Такие теории не препятствуют

росту физического знания, потому что они представляют собой проявление

одной из граней способности познания природы. Образно выражаясь, для

каждого материала существует свой обрабатывающий инструмент. Когда же

в реальной истории физики возникала проблема эквивалентности описаний

одного и того же эмпирического материала в двух (или нескольких) теориях,

ее можно было бы преодолеть (уже на данном историческом этапе) путем

тестирования этих теорий на спекулятивность, не дожидаясь «решающего

эксперимента». Именно спекулятивная физическая теория, как показывает

история, в дальнейшем не выдерживала испытания опытом. Однако такой

методологический анализ применялся крайне редко. Физики, как правило,

предпочитают решать спор между двумя конкурирующими теориями путем

прямого опытного опровержения одной из них, что порой весьма

затруднительно.

Априорный вывод законов Ньютона

Непоследовательность во всех известных «выводах» из опыта законов

движения Ньютона

наводит на мысль о частном проявлении в них некоего

универсального

——————

Этот вывод сделан на основе априорного получения законов Ньютона.

Приведу одни из примеров "вывода" из опыта второго закона Ньютона. Вводится

эталон силы — сила упругости данной пружины, растянутой на определенную длину.

Если имеется много таких одинаковых пружин, то можно варьировать величину

прикладываемой к телу силы и, экспериментируя с ним на гладкой

априорного начала, без которого не существует объективного физического

знания.

Законы Ньютона не являются в той или иной мере произвольными

положениями, лишь верифицируемыми достаточно широким опытом, но

представляют собой аподиктически достоверные априорно-синтетические

суждения (теоремы) и для их установления вообще не нужно обращаться к

опыту. Однако априорность законов Ньютона не может быть препятствием

для дальнейшего развития физики.

В механике Ньютона предметом познания является движение тел

(скажем, планет Солнечной системы). Но что есть движение как предмет

мышления, а не чувств? Ведь одно дело представлять движение планеты и

совсем другое его мыслить. Никакой чувственный опыт не поможет нам

мыслить движение, если мы сами не создадим движение как предмет мысли.

Мы априори располагаем чистыми понятиями рассудка, которые, в частности

(категории отношения), говорят о том, что предмет любого динамического (в

отличие от математического) мышления схватывается рассудком через его

(предмета) субстанциальность, причинное изменение акциденций и обратное

действие (взаимодействие). Поэтому возникает вопрос, что есть субстанция

движения и что представляют собой его акциденции.

Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо определить, что

движется и что означает, что это нечто движется. В рамках КДММ движется

тело (материальная точка). Движение точки понимается как производная ее

пространственных координат по времени (т.е. как ее скорость). Масса,

понимаемая как количество материи, содержащейся в теле, представляется

количеством составляющих его корпускул (атомов). Таким образом,

движется (т.е. обладает скоростью) некоторое количество материи (масса).

Значит, масса и ее скорость суть способы существования субстанции

движения, количество которой (количество движения, или импульс)

пропорционально и массе, и скорости, т.е. пропорционально их

произведению. Субстанция движения схватывается рассудком через ее

акциденции — массу и скорость. Поэтому первый априорный закон

движения, в соответствии с первой аналогией опыта, можно сформулировать

так: общее количество движения изолированной системы тел сохраняется.

Всякое изменение в акциденциях движения (массы и скорости)

происходит по закону связи причины и действия (вторая аналогия опыта).

Для простоты будем иметь в виду тело неизменной массы (состоящее из

постоянного набора частиц). Назовем причину изменения импульса тела за

некоторое время (точнее производной импульса по времени) силой.

Спрашивается: можно ли отождествить силу со скоростью изменения

количества движения? Ответ очевиден — нельзя. Быстрота изменения

импульса — это действие силы, сама же сила — ее причина. Причина и

действие — это разные, хотя и соотносительные, понятия. Второй закон

движения устанавливает пропорциональность между силой и изменением (в

единицу времени) импульса, рассматриваемыми как направленные

величины. Но что же такое сила сама по себе, безотносительно к ее

действию?

Ньютоновские пространство и время не могут быть причиной

изменения скорости тела. Поэтому, если исходить из принятого выше

определения субстанции движения, надо, во-первых, признать

существование, как минимум, еще одного тела, изменение импульса

которого компенсирует изменение импульса первого, и, во-вторых,

рассматривать саму силу, в соответствии с третьей аналогией опыта, как

мгновенное взаимодействие этих тел.

—————

горизонтальной поверхности, установить прямую пропорциональность между силой и

ускорением тела, после чего до второго закона Ньютона уже «рукой подать». Однако

почему мы считаем, что к телу приложена сила? Ответ как будто бы очевиден: потому что

растянута прикрепленная к нему пружина. Иными словами, силу мы здесь определили как

следствие деформации тел. Известно, что подвешенное на пружине тело не ускоряется,

хотя сила упругости на него действует. Значит, установленный для горизонтальных

движений закон в вертикальном направлении не выполняется. Указание на то, что мы не

учли силу тяжести, уравновешивающую силу упругости, незаконно, так как Земля вообще

не соприкасается с телом и никаких сил упругости между ними нет! Само существование

силы тяжести как внешней причины ускорений тела обнаруживается о помощью законов

Ньютона.

111

Действительно, если скорость изменения импульса тела есть действие

приложенной к нему силы, то эта сила как причина не может быть скоростью

изменения импульса другого тела, потому что всякая скорость изменения

импульса есть действие, а не причина. К другому телу, импульс которого

изменяется, также должна быть приложена сила. Следовательно, причиной

изменения импульса тела является существование, как минимум, еще одного

тела, и между этими телами осуществляется мгновенное силовое

взаимодействие.

Таким образом, масса тела, с одной стороны, выступает как

акциденция субстанции движения, а с другой — как причиняющее начало,

как источник силы. Иными словами, уже в самой априористике

ньютоновской динамики заложено неразрывное единство инертных и

силовых (гравитационных) свойств материи.

Третий закон Ньютона говорит о действии и противодействии не в

смысле изменений импульсов взаимодействующих тел в единицу времени, а

в смысле сил, с которыми эти тела взаимодействуют друг с другом.

Доказательство законов Ньютона можно провести, не обращаясь

непосредственно к аналогиям опыта (хотя они неявно будут

подразумеваться).

В КДММ материя, находящаяся в абсолютном пространстве, дискретна

(состоит из безразмерных тождественных атомов

) и инертна. Нужно

доказать, что в данном случае выполняются законы Ньютона. Инертность

материи, по определению, понимается как неспособность состоящего из нее

тела за счет внутренних причин приобретать абсолютное ускорение:

единственной причиной изменения абсолютной скорости тела является сила

— внешняя причина ускорения. В этом и заключается главное содержание

первого закона Ньютона. Его можно сформулировать иначе: всякое тело

удерживает свое состояние равномерного прямолинейного движения в

абсолютном пространстве тогда, и только тогда, когда к нему не приложены

силы или приложенные силы скомпенсированы. Мы видим, таким образом,

что закон инерции априори «закладывается» в саму модель материи,

принятой в ньютоновской механике.

Однородное и изотропное абсолютное пространство не может быть

внешней причиной ускорения тела, как и однородное абсолютное время.

Следовательно, для того чтобы возникло ускорение, должно существовать по

крайней мере еще одно тело, иначе нарушился бы принцип достаточного

основания (в самом деле, с какой стати тело, находящееся в пустом

пространстве, вдруг приобрело бы ускорение, скажем, влево, а не вправо?).

Также нет повода полагать, что существование первого тела не будет

основанием для возникновения силы, приложенной ко второму телу.

Применяя принцип достаточного основания и принцип причинности

КДММ, мы получаем следующие положения: направления силы и

вызванного ею ускорения совпадают; сила возникает как взаимодействие

между телами; тела взаимодействуют с противоположно направленными

силами

Далее. Два одинаковых атома из-за полной симметрии ситуации всегда

взаимодействуют с равными и противоположно направленными силами,

иначе нарушался бы принцип достаточного основания. Рассмотрим теперь в

абсолютном пространстве два точечных тела, состоящих из Ν

и N

тождественных атомов соответственно (две материальные точки). Пусть на

каждый атом первого тела со стороны каждого атома второго тела действует

сила величиной f. Тогда на каждый атом второго тела со стороны каждого

атома первого тела действует такая же по величине и противоположная по

направлению сила. Силы, с которыми взаимодействуют первое тело в

———————

Разумеется, атом здесь — не химический элемент.

Между этими принципами существует различие, выражающееся в том, что для

«включения» причины должна быть налицо асимметрия условий.

Непосредственное действие одного тела на другое через пустое пространство

нередко вызывает недоумение. Как известно, Ньютон склонялся к мысли, что

взаимодействие тел обеспечивается нематериальной причиной, ответственность за

которую следует возложить на Бога. Здесь и далее дня простоты изложения применяется

терминология, соответствующая представлению о непосредственном действии на

расстоянии.

112

отдельный атом второго, равны N

f и направлены в противоположные

стороны. Таких отдельных атомов у второго тела N

. Поэтому силы, с

которыми взаимодействуют два тела, равны по величине N

f и

противоположно направлены. Это априорный аргумент в пользу третьего

закона Ньютона. Замечу, что здесь речь идет не о равенстве и

противоположности изменений импульсов этих тел.

Поскольку сила — единственная причина ускорения, то первое тело, на

которое действует сила со стороны второго, движется ускоренно (и

наоборот). Причем на первое тело действует сила, в N

раз большая, чем на

каждый его атом. Ускорения материальной точки (тела) и любого ее

отдельного атома равны. Если масса тела есть величина, пропорциональная

количеству атомов в нем, то при одновременном изменении в одно и то же

количество раз силы, приложенной к телу, и его массы ускорение тела

остается прежним.

Можно ли отсюда заключить, что отношение силы к массе

пропорционально ускорению? Пока еще нет, ведь, может быть, оно

пропорционально квадрату ускорения или кубу. Для того чтобы это

выяснить, надо сделать еще один шаг. Мы уже доказали, что действие силы

на тело пропорционально его массе. Теперь учтем, что ускорение —

векторная величина. Если удастся показать, что сила также есть вектор, то

это и приведет нас к цели. Ньютон, доказывая знаменитый параллелограмм

сил, использовал только то, что уже получено выше

. Следовательно, сила

— величина векторная. Таким образом, необходимо признать (если мы

принимаем КДММ), что действие силы, приложенной к телу,

пропорционально массе и ускорению в первой степени. Так априори можно

построить аргументацию в пользу второго закона Ньютона, причем неявно

использовался принцип независимости действия сил, который, однако,

органически связан с моделью материи в абсолютном однородном и

изотропном пространстве, принятой в классической механике.

Что такое второй закон Ньютона: определение силы или закон

природы? Известный спор в методологии физики возник и продолжается до

сих пор потому, что кажется, будто бы, с одной стороны, из невозможности