упрекать португальского короля в вероломных действиях против «новых христиан»? Самое
главное — это добыть против них «улики», компрометирующие их данные, доказательства,
уличающие их в богомерзких еретических заблуждениях.
Добыть эти улики Жоан III лично поручил некоему Энрике Нунесу. Кем был этот
королевский шпион? Испанский «новый христианин», выдавший «священному» трибуналу
своего собственного брата, служивший провокатором при кровожадном испанском
инквизиторе Кордовы Диэго Родригесе Люсеро, прозванном в народе за свои бесчисленные
жестокости «Вероломным». По-видимому, Нунеса «одолжили» Жоану III и рекомендовали
использовать с этой же целью испанские исповедники королевы Катарины, а может быть, и
сам Карл V. Нунес явился в Лиссабон, представился местным «новым христианам» как
чудом спасшийся от преследований испанской инквизиции, втерся к ним в доверие и стал
поставлять своему новому хозяину соответствующую «конфиденциальную» информацию.
Что же сообщала сия продажная личность? А то, что хотел, чтобы она сообщала ему,
португальский король: «новые христиане» — обманщики, еретики и вероотступники, втайне
исповедуют иудаизм, оскверняют крест, гостию, священные дары, глумятся над
христианскими обрядами, кощунствуют, совершают ритуальные убийства, поносят
португальского короля, готовят против него заговор. Король был в восторге от энергии и
талантов своего шпиона, которому он дал весьма выразительную кличку «Стойкого
христианина» (Firme-Fe). Между тем «Стойкий христианин», видимо, действовал не очень
осмотрительно, а поэтому был разоблачен как шпион и провокатор.
Опасаясь расправы, Нунес бежал в Испанию, не успев даже оповестить об этом своего
нового повелителя. Но участь его уже была предрешена. Доверенные люди «новых
христиан» настигли его близ Бадахоса и зарубили. Отметим, что выполнили этот более чем
справедливый приговор два португальских францисканских монаха Диогу Ваз и Андрэс
Биаш. Это подтверждает, что «новым христианам» был открыт тогда доступ в монашеские
ордена. Убийц повесили, предварительно отрубив им руки. Но Жоан III не особенно горевал
по поводу смерти своего шпиона. Теперь он мог утверждать, что убийство «Стойкого
христианина» подтверждало правдивость его информации, которую можно было с «полным
основанием» передать папскому престолу, затребовав от него разрешение на учреждение
«священного» трибунала в Португалии.
Новым толчком, побудившим Жоана III перенести центр тяжести этого вопроса в Рим,
послужило разразившееся в 1531 г. в Лиссабоне землетрясение, давшее повод противникам
«новых христиан» утверждать, что оно «накликано» ими, является «карой божией» за якобы
оказываемое им короной покровительство.
Но почему Жоану III пришлось целых 10 лет маневрировать и выжидать, прежде чем
он обратился за разрешением к папскому престолу учредить инквизицию в Португалии?
Разве папы римские сами не были ярыми инквизиторами, разве они не разрешили учредить
инквизицию в Испании? Все это было действительно так, но во всем этом были и свои
сложности, которые не мог не учитывать португальский король.
Дело в том, что папский престол стремился повсеместно превратить инквизицию в
инструмент своего, т. е. папского, влияния, использовать ее для обеспечения преобладания
церковной власти над светской, добывать с ее помощью золото только для своей казны.
Испанская же инквизиция, возникшая с благословения папы Сикста IV в 1478 г., оказалась
учреждением чудовищной мощи на службе интересов испанского короля, в карманы
которого шла и львиная часть добываемого ею при помощи застенков и костров золота.
Верно, испанский король был правоверным католиком и беспощадно истреблял ересь, но это
он делал, не считаясь с папой, ставя себя над папой. Считая себя правовернее, чем сам папа,
испанский король своим правоверием унижал и оскорблял достоинство папского звания. А
кто сделал испанского короля таким заносчивым и гордецом, как не инквизиция, меч
которой вложил ему в руки Сикст IV?
Насколько иной и более приемлемой для папского престола выглядела бы эта картина,
если бы испанский генеральный инквизитор подчинялся только папе римскому, выполнял бы