Социальное прогнозирование, вырвавшееся именно под этим названием на поверхность из тайников
интеллектуальной жизни, в сложившихся условиях было изначально обречено. Ему не могло быть места в рамках
официальной идеологии социалистического строительства и движения к коммунизму, поскольку здесь
господствовала не логика прогноза, а нормативно-идеологическая догматика. В этой атмосфере возник, на первый
взгляд, загадочный, но вполне объяснимый феномен как бы имитации прогнозирования. В 1967-1991 гг. в СССР
появилось свыше полутысячи монографий и несколько тысяч статей, в которых детально описывалось, как
прогнозировать, но не содержалось никаких конкретных прогнозов, тем более технологических. В секретных
документах для сугубо служебного пользования мы видим лишь более или менее грубую подделку прогнозирования.
Социальное прогнозирование тем более не составляло в этом ряду исключения. Даже работы, выполненные в
парадигме технологического прогнозирования, сводили эксплора-торный подход к набору социальных проблем,
вроде бы преодолимых и преодолеваемых, а отнюдь не выводимых на сколько-нибудь отдаленную перспективу.
Нормативный же подход полностью тонул в догмах "научного коммунизма". Работы по глобалистике, в изобилии
появлявшиеся во второй половине 70-х - первой половине 80-х гг., целиком сводились к "критике буржуазной
футурологии". Работ в русле альтернативистики не было (и до сих пор нет).
И тем не менее сохранялась иллюзия относительно возможности повысить объективность и, следовательно,
эффективность планов, программ, проектов, текущих управленческих решений с помощью технологического
прогнозирования, вне зависимости от конкретных социально-политических условий. Слишком велик был соблазн
изменить менталитет и социальную психологию правящих кругов страны, вооружив их способами
заблаговременного "взвешивания" последствий намечаемых решений. Этот соблазн привел к созданию нескольких
сот (около тысячи) секторов и отделов различных НИИ, занявшихся разработкой прогнозов по очень широкому
кругу проблем, преимущественно технико-экономических. И наконец - вызрела идея создания секретной Комиссии
социального прогнозирования при Политбюро ЦК КПСС (на правах такого же секретного Военно-промышленного
комитета) с целью прогнозного обоснования оптимизации политики партии. Одновременно предполагалось создание
аналогичных комиссий на республиканском, областном и районном уровнях, соответствующих отделов в
министерствах, кафедр в вузах, лабораторий на крупных предприятиях и т.д. К счастью для футурологов (с точки
зрения сегодняшнего дня), эта идея "выдохлась" в бесконечных согласованиях между помощниками членов
Политбюро - кто же должен быть членом и особенно председателем проектируемой комиссии.
По иронии судьбы эта утопия была в полном объеме реализована в ГДР и НРБ, где сеть прогнозных комиссий,
отделов, кафедр, лабораторий функционировала с 1968 по 1989/90 гг. на всех уровнях - начиная с Политбюро
правящей партии - всюду, где существовали параллельные учреждения планирования. И что же? Разработка
прогнозов шла своим чередом, а планы составлялись и решения принимались - своим.
В СССР процесс крушения этой утопии прошел два этапа. Первый завершился в 1969-1971 гг., после того, как
"пражская весна" (1968) сильно напугала правящие круги, и началось массовое гонение на "либералов", перешедшее
в настоящий погром едва ли не всего советского обществоведения, в том числе Института конкретных социальных
исследований АН СССР. Судьба А.М.Румянцева была предрешена; он был отправлен в отставку. Всякое
прогнозирование, и прежде всего социальное, было подсечено под корень.
Второй этап начался в 1972 г., когда была создана госслужба (окончательно оформленная в 1976-1979 гг.), носившая
странное название "Комплексная программа научно-технического прогресса". В нее оказались вовлеченными сотни
НИИ, десятки тысяч специалистов, "координируемых" специальным научным советом в составе более полусотни
комиссий, с опорой на особый академический институт - Институт народнохозяйственного прогнозирования с
несколькими сотнями штатных сотрудников. Разрабатывались не прогнозы, не программы, не планы, а сводки
аналитических записок с перечнями назревавших проблем (вне всякой связи с инструментарием технологического
прогнозирования), с требованиями денег, штатных единиц и пр.
Работа велась на 20-летнюю перспективу. Предполагалось, что она должна ложиться в основу каждой следующей
пятилетки. Однако госплановцы, работавшие по принципу "планирования от достигнутого", производили свою
собственную гору засекреченных докладов. На протяжении почти 20 лет четырежды (в 1972-1974, 1976-1979, 1981-
1984 и 1986-1989 гг.) повторялась эта игра в "прогнозное научное планирование" с упреждением на 10-15 лет, пока,
наконец, в 1990 г. не обнаружилось, что никакого "социалистического планирования" в природе не было - был
политический блеф, манипулирование дутыми цифрами, далекими от реальной действительности. Соответствующим
образом выглядела и "научная основа" подобных планов и программ. В 1991 г. все это рухнуло как бы само собой.
Организации футурологов после 60-х гг. Между тем к середине 70-х гг. стали постепенно возрождаться
разгромленные организации футурологов. Инициативу проявили несколько преподавателей Московского
авиационного института, начавшие собирать энтузиастов на полулегальные семинары. Затем в 1976 г. при одном из
комитетов Всесоюзного совета научно-технических обществ удалось создать общественную комиссию по научно-
техническому прогнозированию, а в 1979 г. комиссия была развернута в Комитет, состоявший из более чем десятка
комиссий, в том числе по социальным, экономическим, экологическим и глобальным проблемам научно-
технического прогнозирования. 1980-е гг. явились годами расцвета деятельности Комитета, объединившего сотни
специалистов почти из всех союзных республик, проводившего ежегодно весьма представительные конференции и