Фюстель де Куланж Н.Д. Гражданская община древнего мира
Подождите немного. Документ загружается.
Малые размеры первобытного общества соответствовали вполне тому узкому
пониманию божества, какое составило себе это общество. У каждой семьи были
свои боги, и человек способен был представлять себе только домашних
богов[с.126]и только им поклоняться. Но боги эти не могли удовлетворять его
дом, они были слишком ниже того уровня, какого способен достигнуть
человеческий разум. Если для него требовалось еще много веков, чтобы дойти
до представления о Боге, как о существе едином, несравненном, бесконечном,
то он мог, по крайней мере, приближаться к этому идеалу незаметно, расширяя
из века в век свое понятие о божестве и раздвигая понемногу горизонт, линия
которого отделяла для него Божественное Существо от предметов внешнего
мира.
Таким образом, и религиозная идея и человеческое общество росли
одновременно.
Древняя религия запрещала двум семьям смешиваться или сливаться
воедино. Но было вполне возможно, совершенно не поступаясь своей домашней
религией, соединиться нескольким семьям для отправления нового, общего им
всем культа. Это именно и произошло. Известное количество семей
образовывали группы, которые назывались по-гречески фратрии и по-латыни
курии. Существовала ли между семьями одной и той же группы связь по
рождению? Этого нельзя сказать утвердительно, но достоверно одно, что этому
новому общественному союзу соответствовало и расширение религиозных
понятий. В тот момент, когда семьи соединились в группу, у них появилось
представление о неком божестве, стоявшем выше их домашних богов; о том
божестве, которое было обще им всем и всех их вместе, всю группу, охраняло
своим попечением. Этому божеству воздвигли они алтарь, зажгли священный
огонь и установили культ.
Не было ни одной ни курии, ни фратрии, которая бы не имела своего алтаря и
своего бога-покровителя. Религиозные обряды носили в них тот же характер,
что и в семье. Они состояли главным образом в общей трапезе; пища
приготовлялась на самом алтаре и была в силу этого священной; вкушали ее
читая молитвы; божество присутствовало тут же и получало свою долю пищи и
пития.
[с.127]Эти религиозные трапезы курий существовали еще долго в Риме; о
них упоминает Цицерон, их описывает Овидий. Еще во времена Августа они
сохраняли все свои древние формы. «Я видел в этих священных училищах, —
говорит один историк той эпохи, — трапезу, уготованную перед лицом
божества; столы были деревянные, по обычаю предков, и сосуды были
глиняные. Пища состояла из хлеба, печений из пшеничной муки и плодов. Я
видел, как совершались возлияния; они не лились из золотых или серебряных
чаш, но из глиняных сосудов; и я удивлялся людям наших дней, которые
оставались столь верными обрядам и обычаям отцов». В Афинах в дни
праздников, вроде Анатурий и Форгелий, каждая фратрия собиралась вокруг
своего алтаря, совершалось жертвоприношение, мясо зажаривалось на
священном огне и разделялось между всеми членами фратрии, причем следили
очень строго, чтобы в священной трапезе не принял участия кто-либо из
посторонних.
Есть обычаи, сохранившиеся до последних времен греческой истории,
которые бросают некоторый свет на характер древних фратрий. Так, например,
мы видим, что во времена Демосфена, для того, чтобы стать членом фратрии,
нужно было родиться от законного брака в одной из семей, составлявших
фратрию, потому что религия фратрии, так же, как и религия семьи,
передавалась только по крови. Молодого афинянина представлял фратрии его
отец и клялся в том, что это действительно его сын. Принятие во фратрию
носило религиозный характер. Фратрия приносила жертву и на алтаре жарила ее
мясо; все члены фратрии присутствовали при этом; если они отвергали
принятие вновь прибывшего, на что имели право в том случае, когда возникало
сомнение в его законном рождении, то мясо жертвы должны были снять с
алтаря. Если же они этого не делали, если они разделяли со вновь прибывшим
изжаренное жертвенное мясо, то это значило, что юноша с этого времени
принят и становится навсегда членом союза. Подобные обряды объясняются
теми понятиями, которые имелись у[с.128]древних: они верили, что всякая
пища, приготовленная на алтаре и разделенная между людьми, устанавливает
между ними нерасторжимую священную связь, которая может прекратиться
только вместе с жизнью.
У каждой фратрии или курии был свой глава, курион или фратриарх; его
главной обязанностью было руководить жертвоприношениями. Быть может, его
полномочия были вначале и обширнее; фратрия имела свои собрания,
обсуждала дела и выносила свои постановления. И в ней так же, как и в семье,
было божество, был культ, было священнослужение, правосудие, управление;
это было небольшое общество, устроенное вполне по образцу семьи.
Союз продолжал естественно разрастаться и далее по тому же типу:
несколько курий или фратрий сгруппировывались вместе и образовывали трибу.
Эта новая группа опять-таки имела свою религию; у каждой трибы был свой
алтарь и покровительствовавшее ей божество.
Бог трибы был по природе тем же, что и бог фратрии или семьи. Это был
обоготворенный человек,герой. По его имени называлась и триба; вот почему
греки называли егогероем епонимом. Ему был посвящен годовой праздник.
Самой главной частью религиозной церемонии была трапеза, в которой
принимала участие вся триба.
Триба, подобно фратрии, имела свои собрания и выносила постановления,
которым обязаны были подчиняться все ее члены. У нее было свое судилище и
право суда над своими членами; у нее был свой главаtribunus,φυλοβασιλεύς.
Из того, что дошло до нас от учреждений трибы, мы можем заключить, что она
складывалась вначале для того, чтобы стать союзом независимым и как бы не
имеющим над собой никакой высшей общественной власти.
Глава II
Новые религиозные верования.
1.Боги физической природы.
Прежде чем перейти от образования трибы к возникновению гражданской
общины-государства, мы должны упомянуть об одном важном факторе
интеллектуальной жизни древних народов.
Исследуя древнейшие верования, мы нашли религию, предметом которой
был культ предков и главным символом — очаг. Религия эта образовала семью
и установила первые законы. Но у арийской расы во всех ее разветвлениях была
еще и другая религия, и главными лицами этой религии были Зевс, Гера, Афина,
Юнона — боги эллинского Олимпа и римского Капитолия.
Из этих двух религий первая взяла своих богов из человеческой души, вторая
— из окружающей физической природы. Если чувство живой силы и
внутреннего сознания внушило человеку первую идею о божестве, то зрелище
окружавшей и подавлявшей его беспредельности дало новое направление его
религиозному чувству.
Первобытный человек находился постоянно лицом к лицу с природой;
привычки цивилизованной жизни не скрывали еще от него эту природу; ее
красота восхищала его взоры, величие ее ослепляло его. Он наслаждался
дневным светом, он боялся ночной темноты; когда же он видел, что снова
возвращается «священное сияние небес», то испытывал чувство благодарности.
Жизнь его была в руках природы: он ожидал благодатных туч, от которых
зависела его жатва; он страшился бури, которая могла разрушить труды и
надежды целого года. Он чувствовал каждую минуту свою слабость и
могущество окружающих его сил. Он постоянно испытывал смешанное чувство
благоговения, любви и ужаса перед этой мощной природой.
[с.130]Чувство это не повело его тотчас же к созданию представления об
едином Боге, управляющем вселенной, потому что у человека не было еще
представления о вселенной. Он не знал еще, что земля и солнце и небесные
светила — все это лишь части одного и того же целого; ему не приходило в
голову, что все они могут управляться Единым Существом.
При первом взгляде на внешний мир он показался человеку чем-то вроде
нестройного сборища враждебных и борющихся между собою сил. Так как он
судил о предметах внешней природы по самому себе, себя же чувствовал
свободной личностью, то и во всякой частице природы — в земле, дереве,
облаке, речной воде, солнце — всюду он видел таких же, похожих на себя
личностей. Он приписывал им мысль, волю, свободный выбор образа действий;
чувствуя их могущество, находясь в их власти, он признал свою от них
зависимость; он молился и поклонялся им, он сделал из них себе богов.
Таким образом, религиозная идея явилась у этой расы в двух различных
видах. С одной стороны, человек присвоил божественность принципу
невидимому — разуму, тому, что он провидел в своей душе, что считал в себе
священным; с другой стороны, он приложил свое понятие божественного к
предметам внешним, которые он созерцал, любил или же которых боялся, к
физическим силам, бывшим господами его счастья и жизни.
Эти два ряда верований дали начало двум религиям, которые существовали
так же долго, как существовали греческое и римское общество. Религии эти не
враждовали друг с другом, они мирно уживались рядом, разделяя власть над
человеком; но они также никогда и не смешивались. У них всегда были
совершенно различные догматы, часто противоречащие друг другу, различные
обряды и церемонии. Культ богов Олимпа и культ героев и манов никогда не
имели между собою ничего общего. Которая из этих двух религий была первой
по времени — трудно сказать: нельзя[с.131]точно также утверждать и того,
что одна из них предшествовала другой. Достоверно лишь то, что одна из них,
именно религия мертвых, возникнув в очень отдаленную эпоху, осталась
неизменной в своих религиозных обрядах, тогда как ее догматы постепенно
исчезли; другая же — религия физической природы — является более
прогрессивной: она развивается из века в век, изменяя понемногу свои легенды
и догматы и беспрестанно увеличивая свою власть над человеком.
2.Связь религии природы с развитием человеческого общества.
Можно думать, что первые зачатки религии природы очень древни, быть
может они настолько же древни, как и культ предков, но так как религия эта
отвечала понятиям более общим и порядка более высокого, то для нее
понадобилось больше времени, чтобы вылиться в определенное учение. Вполне
доказано, что она не возникла в один день и не вышла готовой из головы
какого-либо человека. При начале этой религии мы не видим ни пророка, ни
сословия жрецов. Она родилась в различных умах действием их естественной
силы.
Всякий создал ее по-своему. Между всеми этими богами, возникшими в
различных умах, было сходство, потому что образование идей у человека шло
приблизительно одинаковым путем, но в то же время было и большое
разнообразие, так как всякий ум создавал себе собственных богов. Отсюда
получился тот результат, что религия эта была долгое время смутной и
неопределенной, а боги ее бесчисленными.
Но количество объектов, подходящих для обоготворения, было невелико:
оплодотворяющее солнце, питающая земля, туча, то благодетельная, то
губительная, — вот главные силы, из которых можно было создать себе богов.
Но каждый из названных предметов дал начало тысячам божеств, потому что
одна и та же сила, рассматриваемая с различных точек зрения, получила от
людей различные наименования.[с.132]Солнце, например, в одном месте
называлось Гераклом (славным), в другом — Фебом (сверкающим), в третьем
— Аполлоном (прогоняющим тьму или зло); один назвал его существом
возвышенным (Гиперион), другой — помощь дающим (Алексикакос); и в конце
концов группы людей, давших различные названия блестящему светилу, не
понимали, что у всех у них один и тот же бог.
Каждый человек в сущности поклонялся лишь ограниченному числу божеств,
но боги одного не были богами другого. Имена, правда, могли быть похожи
между собою; множество людей, каждый в отдельности мог назвать своего бога
Аполлоном или Гераклом, потому что эти слова принадлежали обыденной речи
и были лишь прилагательными, обозначавшими божественное существо по
одному из его наиболее существенных признаков; но различные группы людей
не могли предполагать, чтобы под этими различными именами скрывалось одно
и то же божество. Насчитывались тысячи различных Юпитеров; было
множество Минерв, Диан, Юнон, которые очень мало походили друг на друга.
Каждое из этих представлений создавалось свободной работой ума и было в
некотором роде его собственностью; отсюда произошло, что боги эти были
долгое время независимы один от другого, а у каждого из них были свои
собственные легенды и свой культ.
Так как первое появление этих верований принадлежит — эпохе, когда
господствовал еще семейный быт, то и названные боги имели вначале, подобно
демонам, героям и ларам, характер домашних божеств. Каждая семья создала
себе своих богов и хранила их для себя, как покровителей, милости которых она
не хотела делить с посторонними. Мысль эта часто встречается в гимнах Веды;
она существовала, без сомнения, и в умах западных арийцев, так как ясные
следы этого остались в их религии. По мере того, как семья обоготворяла
какую-нибудь силу природы и создавала из нее личного бога, она присоединяла
этого бога к своему очагу, включала в число пенатов и[с.133]прибавляла в
честь его несколько слов к формуле молитвы. Вот почему у древних часто
попадаются выражения вроде следующего: «боги, восседающие у моего очага,
Юпитер моего очага, Аполлон моих отцов!». «Заклинаю тебя, — говорит
Текмесса Аяксу, — именем Юпитера, восседающего у твоего очага».
Волшебница Медея говорит у Эврипида: «Клянусь Текатой, моей владычицей
богиней, которую я чту и которая пребывает в святилище моего очага». Когда
Виргилий описывает, что было самого древнего в религии Рима, он указывает
на Геркулеса, приобщенного к очагу Эвандра и чтимого им, как домашнее
божество.
Отсюда же проистекают и тысячи мелких культов, между которыми никогда
не могло установиться единство; отсюда и та борьба богов, которою полон
политеизм и которая явилась олицетворением борьбы отдельных семей, общин,
городов; отсюда же и то бесчисленное множество богов и богинь, из которых,
без сомнения, нам известна только меньшая часть, потому что многие из них
погибли, не оставив даже памяти о своем имени; или семьи, поклонявшиеся им,
угасли, или города, посвятившие им культ, были разрушены.
Прошло много времени прежде чем боги эти вышли из недр семьи, которая
их создала и смотрела на них, как на отцовское наследие; известно, что среди
них многие так никогда и не освободились от этих домашних уз. Деметра
Элевзинская осталась частным божеством семьи Эвмольпидов; Афина, богиня
афинского акрополя, принадлежала семье Бутадов. У римских Потициев был
семейным богом Геркулес и у Науциев — Минерва.
Есть большое вероятие, что культ Венеры долго сохранялся исключительно в
семье Юлиев и что эта богиня не имела общественного служения в Риме.
С течением времени произошло следующее: когда божество какой-нибудь
семьи приобретало очень большое влияние и представлялось очень
могущественным соответственно процветанию поклонявшихся ему, то вся
община хотела[с.134]сделать это божество своим и воздавать ему
общественный культ, дабы приобресть его благоволение. Это именно и
произошло с Деметрой Эвмольпидов, Афиной Бутадов, Геркулесом Потициев.
Но если семья соглашалась поделиться, таким образом, своим богом, то она
оставляла за собою, по меньшей мере, право священства. Можно заметить, что
сан жреца каждого бога был долгое время наследственным и не мог выходить из
данной семьи. Это остаток того времени, когда само божество было
собственностью этой семьи, только ей покровительствовало, только от нее
принимало служение.
Вполне справедливо будет сказать, что и эта вторая религия вначале
соответствовала социальному строю людей. Колыбелью ее была семья, и она
долго оставалась в этих узких рамках; но она больше, чем культ мертвых,
подходила к будущему поступательному движению человеческого общества. В
самом деле, предки, герои, маны — все это боги, которые по самой своей
сущности могли быть предметом поклонения только для небольшого числа
людей и которые устанавливали между семьями навеки непереступаемые
границы. Религия богов природы была значительно шире. Никакой строгий
закон не препятствовал распространению их культа, и самая их сокровенная
природа не требовала поклонения только одной данной семьи и не отталкивала
посторонних. Люди должны были совершенно незаметно дойти до того
понимания, что Юпитер одной семьи был, в сущности, тем же существом или
понятием, как и Юпитер другой, чего никогда нельзя было допустить по
отношению к двум Ларам, двум предкам или двум очагам.
Прибавим еще, что новая религия принесла с собою и другие нравственные
понятия. Она не ограничивалась тем, что указывала человеку его семейные
обязанности. Юпитер был богом гостеприимства, и во имя его приходили
странники, просящие, «почтенные бедняки», те, с кем надлежало обходиться,
как с братьями. Все эти боги принимали часто человеческий облик и являлись
смертным. Иногда они делали это, чтобы помочь им в борьбе, принять участие
в[с.135]их битвах, часто также, чтобы внушить им согласие и научить
взаимопомощи.
По мере того, как развивалась эта вторая религия, должно было
увеличиваться в росте и общество. Совершенно очевидно, что эта слабая
вначале религия затем чрезвычайно расширилась. Вначале она как будто
укрывалась в семье под покровительством домашнего очага. Новый бог получил
там маленькое местечко, теснуюcella, в виду и вблизи чтимого алтаря, чтобы
частица почитания, воздаваемого людьми очагу, досталась и на его долю. Но
мало-помалу бог приобретает все более власти над душой человека, и он
отказывается от покровительства, покидает домашний очаг; он получает
собственное жилище, собственные жертвоприношения. Жилище это (ναός, от
словаναίω, обитать) было построено собственно по образцу древних святилищ;
оно находилось, как и раньшеcella, против очага;cella, расширенная,
украшенная, стала храмом. Очаг остался при входе в дом божества, но по
сравнению с этим домом он стал казаться очень маленьким. Он, бывший
вначале главной сущностью, стал теперь дополнением. Он перестал быть богом
и снизошел до степени алтаря бога, орудия для жертвоприношений. Он должен
был сжигать мясо жертвы и возносить приношение вместе в молитвою человека
к величавому божеству, статуя которого царила в храме.
Когда мы видим, как создаются эти храмы и как раскрывают они свои двери
перед толпами молящихся, мы можем быть уверены, что и понятия людей и
общественная жизнь давно уже расширились и разрослись.
Глава III
Образуется гражданская община.
Триба, как и фратрия и семья, сложилась с тем, чтобы стать независимым
целым, так как и у нее был свой особый культ, из которого исключался всякий
посторонний.[с.136]Раз составленная, она не могла более принять ни одной
новой семьи. Тем более две трибы не могли слиться вместе: этому противилась
религия. Но подобно тому, как несколько фратрий соединились в одну трибу,
могли соединиться вместе и несколько триб, с условием, чтобы уважался культ
каждой из них. В тот день, когда был заключен этот союз, возникла гражданская
община.
Совершенно не важно найти причину, побудившую несколько триб
соединиться вместе. Иногда такой союз был добровольным, иногда он был
вынужден превосходной силой другой трибы или могучей волей одного
человека. Достоверно во всяком случае то, что связывающим элементом
ассоциации был опять-таки культ. Трибы, соединяясь вместе для того, чтобы
образовать гражданскую общину, всегда возжигали священный огонь и
создавали общую религию.
Таким образом, человеческое общество арийской расы росло не на подобие
круга, который, расширяясь, захватывает постепенно все более и более
широкую площадь; здесь, наоборот, небольшие группы, сформировавшиеся
задолго перед тем, соединяются друг с другом. Несколько семей составили
фратрию, несколько фратрий — трибу, несколько триб — гражданскую общину.
Семья, фратрия, триба, гражданская община — все это общества вполне
сходные между собой, возникшие одно из другого в силу целого ряда союзов.
Нужно еще заметить, что по мере того, как соединялись вместе эти
различные группы, ни одна из них все же не теряла своей индивидуальности и
своей независимости. Пусть несколько семей соединились для образования
фратрии, но строй каждой из них оставался тот же, что и в эпоху ее
обособленности; ничто в ней не изменилось: ни ее культ, ни священнослужение,
ни ее право собственности, ни право внутреннего семейного суда. Далее
соединились курии, но каждая из них сохранила свой культ, свои собрания, свои
праздники, своего главу. От трибы перешли к гражданской общине, но трибы
из-за этого не распались, и каждая из них продолжала составлять целое почти
так же, как если бы[с.137]гражданская община не существовала. В религии
существовало множество мелких культов, над которыми возвышался общий
культ; в политике продолжал существовать целый ряд мелких правительств, а
над ними возвысилось одно общее для всех. Гражданская община была
федерацией. Вот почему она была обязана, по крайней мере в течение
нескольких веков, уважать религиозную и гражданскую независимость триб,
курий и семей и не имела сначала права вмешиваться в частные дела каждого из
этих маленьких обществ. Ей незачем было заглядывать внутрь семьи, она не
являлась судьей того, что в семье происходит, она предоставляла отцу право и
обязанность судить жену, сына, клиента. Вот почему частное право,
установившееся в эпоху семейной обособленности, могло так долго
существовать в гражданской общине и изменилось лишь весьма поздно.
Так складывалась гражданская община, и об этом свидетельствуют
сохранявшиеся еще долго обычаи. Если мы посмотрим на войско гражданской
общины в первое время ее возникновения, то увидим, что оно разделялось на
трибы, курии и семьи, «так, чтобы, — говорит один древний, — воин в битве
имел своим соседом того, с кем в мирное время он совершает вместе возлияния
и приносит жертвы на одном и том же алтаре». Если мы взглянем на народные
собрания в первые века после основания Рима, то увидим, что голоса подаются
по куриям и родам. Если мы обратимся к культу, то найдем в Риме шесть
весталок, по две на каждую трибу. В Афинах архонт совершал большую часть
жертвоприношений от имени всей гражданской общины, но, кроме того,
существовали различные церемонии, которые должны были совершаться
сообща главами триб.
Гражданская община, таким образом, не являлась собранием отдельных лиц,
она была федерацией нескольких групп, возникших раньше нее и
продолжавших в ней существовать. Из речей аттических ораторов мы видим,
что каждый афинянин являлся зараз членом четырех различных общественных
групп: он член семьи, член[с.138]фратрии, трибы и, наконец, член
гражданской общины. Он не вступает одновременно во все четыре, как,
например, француз, который с момента своего рождения принадлежит
одновременно семье, общине, департаменту и отечеству. Фратрия и триба не
являются административным делением; человек вступает в эти четыре общества
в различные эпохи своей жизни; он, некоторым образом, восходит от одной к
другой. Ребенок принимается, прежде всего, в семью посредством религиозного
обряда, который совершается над ним через десять дней после его рождения.
Несколько лет спустя он вступает во фратрию в силу нового религиозного
обряда, который мы описывали выше. Наконец, в возрасте от шестнадцати до
восемнадцати лет, он является для поступления в гражданскую общину. В этот
день, перед лицом алтаря, на котором дымится жертвенное мясо, он произносит
клятву, в которой обязуется, между прочим, всегда чтить религию государства
— гражданской общины. С этого дня он посвящается в общественный культ и
становится гражданином. Взгляните на молодого афинянина, который
поднимается со ступени на ступень, от культа к культу и перед вами будет образ
той постепенности, через которую прошло некогда человеческое общество. Тот
путь, который он должен сделать, есть путь, по которому шло некогда
общество.
Пример сделает нам эту истину более очевидной. У нас осталось достаточно
преданий и воспоминаний относительно афинской древности, чтобы мы могли
достаточно ясно видеть, как сложилась в Афинах гражданская община. «В
начале, — говорит Плутарх, — Аттика была разделена на роды. Некоторые
роды этой первобытной эпохи, как, например, Эвмольпиды, Кекропиды,
Гефореи, Фиталиды, Лакиады, продолжали существовать и в следующие века.
Афинская община тогда еще не существовала, но каждый род, окруженный
своими младшими отраслями и клиентами, занимал известную область и жил в
ней совершенно независимо. У каждого была своя собственная религия:
Эвмольпиды, жившие в Элевзисе,[с.139]поклонялись Деметре; Кекропиды,
обитавшие на скале, где построены были позже Афины, имели своими богами-
покровителями Посейдона и Афину. Совсем рядом, на маленьком холме
Ареопага, покровителем был Арес; в Марафоне богом был Геркулес, в Празиях
— Аполлон, другой Аполлон был богом в Флиях; Диоскуры были в Кефалиях, и
так далее во всех прочих областях.
Каждая семья, подобно тому, как имела своего бога и свой алтарь, имела
также и своего главу. Когда Павзаний посетил Аттику, то нашел в маленьких
местечках древние предания, которые продолжали существовать вместе с
культом; эти именно предания и поведали ему, что у каждого местечка был
некогда свой царь, до того еще времени, когда Кекропс царствовал в Афинах.
Не было ли это воспоминанием о тех отдаленных временах, когда огромные
патриархальные семьи, подобно кланам кельтов, имели каждая своего
наследственного главу, являвшегося одновременно и жрецом и судьей? Сотня
маленьких обществ жила, таким образом, в стране совершенно изолированно
друг от друга, не зная ни религиозной, ни политической связи между собой,
имея каждая свою территорию, воюя часто друг с другом и живя до такой
степени обособленно одна от другой, что даже брак между членами различных
семей не всегда был возможен.
Но необходимость или чувство сблизили их постепенно. Незаметно они стали
соединяться в группы по четыре, по шесть семей. Так в преданиях мы находим
сведения о том, что четыре местечка Марафонской равнины соединились, чтобы
поклоняться сообща Аполлону Дельфийскому; жители Пирея, Фалера и двух
соседних областей соединились со своей стороны и построили храм Геркулесу.
С течением времени эта сотня маленьких государств сократилась до двадцати
союзов. Перемену, вследствие которой население Аттики перешло от
патриархального семейного строя к более обширному общественному строю,
предание приписывает трудам Кекропса; понимать это нужно таким образом,
что[с.140]перемена эта завершилась лишь в эпоху его царствования, которое
относили к шестнадцатому веку до нашей эры. Мы видим, впрочем, что
Кекропс царствовал над одним из двенадцати союзов, над тем, который
сделался позже Афинами; одиннадцать других союзов оставались вполне
независимыми; у каждого был свой бог-покровитель, свой алтарь, свой
священный огонь и свой глава.
Прошло несколько поколений за то время, пока группа Кекропидов
приобрела незаметно выдающееся значение. От этого времени осталось
воспоминание о кровавой борьбе, которую они выдержали против Элевзинских
Эвмольпидов и в результате которой последние должны были подчиниться,
сохранив за собой единственное право наследственного священства при своем
божестве. Можно предполагать, что были и другие войны и другие завоевания,
воспоминаний о которых не сохранилось. Скала Кекропса, на которой развился
мало-помалу культ Афины и которой усвоено было, наконец, имя ее главного
божества, приобрела верховную власть над одиннадцатью прочими
государствами. Тогда появился Тезей, наследник Кекропидов. Все предания
утверждают единогласно, что он соединил двенадцать групп в одну общину.
Ему действительно удалось заставить всю Аттику принять культ Афины
Паллады, так что с тех пор вся страна стала совершать общие панафинейские
жертвоприношения. До него у каждого местечка был свой священный огонь и
свой пританей, он же стремился к тому, чтобы афинский пританей сделался
религиозным центром всей Аттики. С тех пор афинское единство было
установлено. В религиозном отношении каждая область сохраняла свой древний
культ, но все они приняли в то же время еще и один общий; в политическом
отношении каждая из них сохраняла своего главу, своих судей, свое право
народных собраний, но выше этих местных управлений стояло центральное
управление гражданской общины.
Из этих столь точных преданий и воспоминаний, которые так свято
хранились Афинами, вытекают, как нам[с.141]кажется, две одинаково
очевидные истины: первая, что гражданская община была союзом групп,
сложившихся раньше нее; вторая, что общество развивалось лишь по мере того,
как расширялись и религиозные верования. Трудно сказать, был ли