Фирсов М.В. История социальной работы в России
Подождите немного. Документ загружается.
антропоморфные, смыслы и распространялось на другие виды проблем, такие,
как хозяйство, деятельность, статус, социальная роль (что достаточно полно
отражают народные пословицы и поговорки: «Сиротинушка наш дедушка, ни
отца, ни матери!», «Без коня казак кругом сирота!», «За ремеслом ходить землю
сиротить» и т. д.).
Совпадение характеристик, определяющих положение «старых и малых»,
тем не менее не дает основания говорить об адекватных формах помощи и
поддержки, хотя близость здесь все же имеется. Видимо, самые ранние формы
«института детского сиротства» связаны с формами домашнего рабства,
которое вырастало из широчайшим образом распространенного обычая, по
которому захваченные в плен взрослые мужчины умерщвлялись, а женщины и
дети адаптировались племенем победителей и входили в одну из его семей. Это
являлось своеобразным институтом защиты и сохранения жизни ребенку.
Можно предположить, что общность постепенно формировала и другие
институты поддержки сирот в пределах своего родового, общинного
пространства. Первоначально, наверное, это были чисто экономические
мотивы, но они возникали в системных связях реципрокных отношений. Так,
еще на стадии первобытной коммуны возникли связи между членами разных
общин — дарообмен. Дар представлял собой переход вещей из собственности
одного субъекта в собственность другого и обязательно предполагал отдар.
Такая экономическая система дара и отдара хорошо просматривается в мотивах
усыновления внутри родовой общины и появления института «приймачества»
у южных славян. «Приймать» в семью сироту, как правило, могли люди
пожилые, когда им становилось уже трудно справляться с хозяйством, или
когда они не имели наследников. Принятый в семью должен был вести
хозяйство, почитать своих новых родителей, а также обязан их похоронить.
Здесь налицо принцип — «я — тебе, а ты — мне», или «дар — отдар».
Другая форма поддержки сироты — общинная, мирская помощь. Она по
своему характеру совпадала с помощью «немощным старикам», когда ребенок
переходил из дома в дом на кормление. Сироте могли также назначать
«общественных» родителей, которые брали его на свой прокорм. Однако, если
сирота имел хозяйство, община противодействовала усыновлению. Такие
сироты назывались «выхованцами», «годованцами».
Начинаются складываться новые подходы к поддержке вдов. Они, как и
старики и сироты, считались социально ущербными субъектами в родовой
общине. Можно предположить, что оформление института вдов и его
дальнейшая поддержка — явление исторически обусловленное, этапное в
языческом мире. Думается, на ранних этапах российской истории института
вдов просто не существовало, поскольку в соответствии с языческой
идеологией жена была обязана следовать за своим супругом, т. е. ее после
смерти мужа вместе с культовыми предметами, утварью хоронили или сжигали
на костре. Свидетельства сожжения жены вместе с умершим мужем у славян-
язычников предоставляет Майницкий, архиепископ Св. Бонифаций (ум. в 755
г.). Восточные путешественники ал-Массуди и Димешки тоже наблюдали
подобный обычай у языческих славянских племен.
21
Появление института вдов у восточных славян происходит незадолго до
принятия христианства. Не случайно, что «вдовицы» как особые субъекты
выделяются в первых русских законодательных актах, к ним требуют особого
внимания, в духовных наставлениях завещают им помогать и «оберегать» их.
Можно предположить, что первая форма помощи институту вдов
развивалась во все той же парадигме дара — отдара в системе сакральных
отношений. Как «чистые», находясь близко к миру смерти, вдовы обмывали и
обряжали умерших. Это — древний вид языческой магии, в качестве же отдара
они получали вещи покойного. Если верить Ахмеду Ибн Фадлану, то, согласно
славянским обычаям, при погребениях, которые он сам наблюдал, имущество
богатого человека разделялось на три части: «треть дают семье, за треть кроят
ему одежду, и за треть покупают горячий напиток...» Учитывая, что
соборование покойника было делом вдов, возможно, именно они и получали
одну треть. Сельская община предоставляла им землю, на них
распространялись такие же «льготы» мирского призрения, как и на стариков.
Не менее древний обычай — хождение за «навалным» (встречалась в
прошлом веке на юге Украины). Он состоял в том, что нуждающейся женщине
оказывали помощь продуктами, обычно осенью, после уборки урожая. При
этом соблюдался своеобразный ритуал. Он включал в себя особым образом
организованный приход в дом, которому будет оказана помощь:
иносказательно приглашали в гости, а затем, когда «гости» приходили и
приносили определенное количество запасов, предлагали им выпить и закусить.
Таким образом, мы видим, что уже на стадии родовой общины
зарождаются механизмы поддержки тех субъектов общности, которые в силу
разных обстоятельств не могут быть равноправными участниками ее
жизнедеятельности. Однако параллельно с практикой индивидуальной помощи,
возникают формы взаимоподдержки. Они связаны не с индивидуальными
формами защиты, а с коллективными, когда поддержка оказывается семье,
соседской общине, целому роду.
В основе хозяйственных форм помощи и взаимопомощи лежит «всякая
взаимовыручка, в более узком, экономическом смысле — форма обмена,
зародившаяся в первобытной общине с появлением в ней распределения по
труду и личной собственности». Именно эти отношения Б. Малиновский
обозначил понятием «реципрокация», когда материальные блага и услуги
находятся в постоянной циркуляции между субъектами на основе их взаимных
обязательств.
Ранние формы помощи и взаимопомощи первоначально носили
ритуальный характер и до XIX столетия сохранялись в виде народных
праздников. Исследователи, анализируя древнейшие земледельческие
славянские праздники, связывают их с четырьмя временами года, каждому из
которых соответствовали свои «братчины, ссыпчины, холки, посиделки,
беседы, Николыцины» (как правило, эти праздники связывали с ритуальным
персонажем Ярилой, который олицетворял плодородие, прибыток, урожай).
Если проанализировать различные формы крестьянских « помочей», то
при всем их многообразии просматривается определенный сценарий, в котором
22
сохранены остатки магических аграрных культов. Он состоит из следующих
элементов: ритуальный договор (его обязательным элементом является «хлеб
— соль и магарыч»), совместная трудовая деятельность в договоренные
сроки и по завершению работ совместные трапеза, игры, танцы, катания. В
народе «помочи» рассматривались как трудовой праздник, в котором
принимало участие все сельское население независимо от социальной
принадлежности селянина.
Среди различных видов «помочей» как специфической формы групповой
поддержки выделяются обязательные внесезонные и сезонные. К первым
относятся такие виды поддержки, которые обусловлены экстремальными
ситуациями, например пожарами, наводнениями или массовым падежом скота
(в последнем случае часть приплода отдавали пострадавшим безвозмездно).
Особой формой поддержки считались «наряды миром», когда в семье
«работные люди больны» и необходима помощь в деле управления хозяйством
(растапливание печи, кормление домашнего скота, уход за детьми). К этой
группе поддержки можно отнести и обязательные «помочи» при постройке
дома, мельницы (когда, как правило, за угощение осуществляли весь
необходимый комплекс работ). К этим же видам «помочей» можно отнести
сиротские и вдовьи «помочи» (когда данная группа снабжалась за счет
общества хлебом, дровами, лучинами).
Ритуализированные формы поддержки с древними сакральными
обрядами были широко распространены в практике крестьянского быта и в XIX
в.
Разновидностью архаической модели помощи являются толоки. В разных
местностях они имели различную направленность. С одной стороны, они
представляли форму совместной деятельности, с другой — форму помощи
бедным крестьянам. Толоки включали в себя не только совместную обработку
земли, но и различные виды перевозок сена, хлеба, навоза. Довольно
своеобразна и форма складчины. Под этим явлением понимается не только
совместное кормление, но и совместная заготовка корма для скота. Особым
видом толок были женские толоки для «мятья льна». Такая форма
взаимовыручки носила
чисто экономический характер, поскольку давала возможность не топить
овин несколько раз в одном доме.
Еще один вид хозяйственной помощи — совместное использование
рабочего скота. На юге России он назывался «супряга», когда обработка земли
осуществлялась «наемными волами». Этот вид помощи предусматривал
взаимообмен услугами, при котором предоставляющий помощь в конечном
итоге сам выступал в качестве «нанимателя на работу».
Таким образом, в древнейший период славянской истории складываются
основные праформы помощи и взаимопомощи. На этой стадии реципрокные и
редистрибутивные отношения получают свое общественное признание,
формируется древнейшая практика поддержки на основе сакральных смыслов,
аграрно-магических культов, общинных норм поведения и ценностей,
23
происходит оформление групповых форм помощи по отношению к таким
основным субъектам, как старики, вдовы, дети.
В этот же период возникает явление «помогающего» субъекта. Динамика
его развития предполагает ряд стадий от «оберега» к «волхву» как носителю
различных групповых смыслов и этических принципов защиты нуждающихся,
а также совокупности определенных способов поддержки отдельных субъектов
и группы в целом в разных экстремальных жизненных ситуациях.
Модели взаимопомощи носят не только внутриродовой характер,
происходит расширение помогающего пространства, что позволяет
вырабатывать принципы «соседской» взаимовыручки, архаические праформы
которых дошли до XIX в. в виде совместных празднований, уборки урожая и
т.п.
Нельзя не сказать и о том, что, возможно, именно на этой стадии
оформляется закон «эквивалента», выражающийся в формуле «я — тебе, а ты
— мне». В дальнейшем данный закон будет иметь различную интерпретацию в
зависимости от того, как понимается и что понимается в этих дихотомических
противопоставлениях, в зависимости от паттерна помогающего субъекта
изменится идеологема помощи, что в конечном итоге повлияет и на формы
поддержки.
Можно сказать, что философия жизни языческой общности вызывала к
жизни определенные формы поддержки и защиты. Реципрокные и
редистрибутивные социальные связи, поддерживающие сохранение единого
пространства жизнедеятельности, важного для всех ее членов, сформировали
особый нерв социогенома, а его архетипические формы существования,
сложившиеся за многие столетия, стали основой для христианской модели
помощи и поддержки нуждающимся. По мнению профессора Е. Аничкова, «...
христианство на Руси уложилось в уже готовые формы дружинного быта,
приспособилось к нему, влило в него новый смысл, привлекло дальше к
знакомой из греческой канонической литературы государственности».
Вопросы для самоконтроля и семинарских занятий
1. Сопоставьте основные виды помощи и взаимопомощи у славянских
племен, дайте их краткую характеристику.
2. Дайте характеристику основных форм помощи и под дерюжки в
древнейших славянских общинах.
3. Какие основные этапы развития культовых форм поддержки проходят
славянские общины в дохристианскую эпоху?
4. В чем особенность общинно-родовых форм поддержки нуждающихся?
5. Какова роль хозяйственных механизмов помощи в системе родовых
связей и отношений?
6. Какие основные представления о жизненном сценарии личности
находят отражение в русском фольклоре?
24
Темы для докладов и рефератов
1. Тенденции древнейших языческих поверий, традиций и суеверий в
материалах обычного права XIX столетия.
2. Славянская мифология и вопросы общинных форм поддержки.
3. Институт «помочей» как архетип защиты и выживания общности в
экстремальных ситуациях.
4. Древнейшие формы открытой и закрытой помощи в родовой общине.
Основные понятия
«Выхованцы», «толока», вервь, взаимопомощь, волхвы, дарообмен,
институт «приймаков», институт вдовы, калики, обряд, помочи, праздник,
язычество.
25
Глава 2. КНЯЖЕСКАЯ И ЦЕРКОВНО-МОНАСТЫРСКАЯ
ПОДДЕРЖКА НУЖДАЮЩИХСЯ В Х-Х111 вв. ЗАРОЖДЕНИЕ
ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ ОБЩЕСТВЕННОЙ ПОМОЩИ
В X-XIII вв. происходит изменение парадигмы помощи и, поддержки
нуждающихся. Это связано с изменением социально-экономической и
социокультурной ситуаций. К началу IX в. у восточных славян завершилось
разложение первобытнообщинного строя, разрушились родоплеменные связи.
На смену родоплеменным отношениям пришли территориальные,
политические и военные, возникли племенные союзы. Создаются условия для
появления государства, объединяющего все племена и союзы племен. В
качестве правящей социальной группы, «органов власти» во главе союзов
ставились князь и княжая дружина. Данный период характеризуется
возвышением княжеской власти, влияниям его дружины на общественную
жизнь.
Развитие феодальных отношений, интересы единства страны потребовали
реформирования языческих представлений Древней Руси, принятия общей
религии. В 988 г. христианство в православном варианте признается
официальной государственной религией. С принятием христианства появилась
и особая организация — церковь.
Христианизация славянского мира оказала решающее влияние на все
сферы жизни общества, на трансформацию общественных отношений, что не
могло не отразиться на характере, формах помощи и поддержки человека.
Создавшаяся культурно-историческая ситуация потребовала иных принципов
интеграции и иных форм поддержки и защиты. Именно с этого времени
начинает формироваться христианская концепция помощи, в основе которой
лежит философия деятельной любви к ближнему. «Возлюби ближнего твоего,
как самого себя». Данная формула становится нравственным императивом,
определяющим сущность поступка индивида. С другой стороны, она выражает
сущность единения субъектов, становясь тем самым показателем
принадлежности к определенной общности.
Однако не только нравственная установка на ближнего, но и поступок
является основой мироощущения и мировоззрения истинного христианина.
Любовь и деятельность — неразрывное единство — понимаются не в своей
самодостаточности, а только во взаимной связи. В этом смысловом единстве
понимается и сущность таких понятий, как «призрение», «милование».
Основными объектами помощи становятся больные, нищие, вдовы,
сироты. Появляются документы, регулирующие отношения в области
поддержки и помощи различных категорий населения России. К числу
древнейших источников права относятся церковные уставы князей Владимира
и Ярослава, содержащие нормы брачно-семейных Отношений. Возникают и
новые субъекты помощи: князь, церковь, приходы, монастыри. Обозначились
26
основные направления помощи и поддержки: княжеская, церковно-
монастырская, приходская благотворительность, милостыня.
Таким образом, складывающаяся система помощи и поддержки в этот
период испытывает на себе влияние таких факторов, как принятие
христианства, изменение геополитического пространства славянских племен,
разрушение родового общества, изменение положений в княжьем праве,
оформление новой общественной стратификации, создание и укрепление таких
институтов, как церковь, монастырь, приход и др.
1. Основные тенденции княжеского попечительства
Княжеское попечительство слабозащищенных слоев населения — нищих,
убогих, вдов, сирот — явление сложное и неоднозначное, обусловленное
факторами экономического, социального, духовно-нравственного характера.
Княжеское попечительство развивается вместе с церковно-монастырской
системой помощи и поддержки в контексте существующих семейно-родовых
форм защиты.
В своем становлении и развитии княжеское попечительство проходит как
бы два этапа. Первый связан с распространением христианства в Киевской Руси
и его условно можно обозначить, начиная с момента крещения Владимира I до
второй половины XII в. (образование удельных княжеств и распространение
христианства на окраинах восточнославянских земель). И границы второго
этапа — вторая половина XII в. по XIII в. (включительно), когда
благотворительные функции князя постепенно сливаются с монастырско-
церковными формами призрения.
Первый этап княжеской социальной помощи наименее защищенных
слоев населения несет в себе языческие и христианские тенденции. В этом
симбиозе формируется княжье право в отнощении защиты и «наряда» людей,
не связанных с семейно-родовыми отношениями: вдов, сирот, прощеников и
прочих людей церкви.
Изменение социальных отношений к середине Х в. приводит к тому, что
«отдельные индивиды могли отказываться от коллективной ответственности:
не вкладываться в дикую виру, теряя тем самым помощь и защиту со стороны
родичей». (Причины отхода от родовых связей могли быть различными.)
Постепенно старая система социальной защиты разрушается и «повышается
общественно-устроительное значение князя и дружины». Русская Правда
Ярослава Мудрого так отражает эти тенденции — под защиту княжего суда
берутся изгои: «изгои будет, либо славенин, то 40 гривен положити за нъ».
Словом, вырабатываются патронно-клиентские связи в средневековом
обществе, т.е. там, где раньше в основном господствовали семейно-родовые
отношения. Создавшаяся новая клиентелла получает не только экономическую
поддержку, но и защиту от сторонних государственных сил.
27
Проблемы княжеского попечительства и защиты нуждающихся не имеют
однозначного трактования в российской исторической науке, хотя здесь и
сложилась определенная традиция. Нельзя сказать, что княжескому
«нищелюбию» не уделялось внимания, однако специально эта проблема в
историографии рассматривалась в XIX и XX вв. как отдельно, так и в контексте
с другими вопросами социальной защиты (работы А. Стога, Е. Максимова, В.
Горемыкиной, Т. Бибанова и др.).
В XIX в. А. Стог одним из первых предпринял попытку исследования
процесса социальной поддержки и защиты. Начальные формы общественного
призрения он относит к деятельности русских князей и Русской православной
церкви. И хотя не анализирует ранние стадии поддержки и защиты, а только
воссоздает в хронологическом порядке на основе летописного свода их этапы
становления, благотворительная деятельность князей рассматривается ученым
как древнейшая форма общественного призрения.
Затем Е. Максимов, оценивая княжескую систему поддержки как
благотворение на основе внутренних, индивидуальных мотивов и потребностей
отдельных личностей, в контексте христианских представлений о сущности
милосердия, приходит к выводу, что «нищелюбие» князей не было связано с
«государственными обязанностями», а носило благотворительный,
добровольный характер, исходя из «религиозно-нравственных побуждений». С
этих позиций он объяснял причины, по которым Русские князья поручают
церкви дела милосердия.
Подходы к данному вопросу в XX в. в отечественной исторической
литературе достаточно разноречивы. Так, В. Горемыкина считает, что в основе
княжеского «нищелюбия» лежит прежде всего классовый и политический
характер действий, утверждая, что «нищелюбие» как феномен социально-
политических отношений в зарождающемся классовом обществе есть средство
поддержания авторитета власти и механизм ослабления социальной
напряженности.
Здесь важно учитывать, что реципрокные связи и отношения с принятием
христианства расширяются и дифференцируются. В период разрушения
единого родового пространства появляется несколько субъектов помощи, где
наряду с семейно-родовым субъектом поддержки появляется княжеская и
церковно-монастырская защита. Поначалу она незначительна и охватывает
только города. Можно предположить, что это были незначительные островки
новых форм поддержки, а не система, как считали исследователи в XIX в. Так,
согласно имеющимся данным, «к началу XI в. насчитывалось 20-25 поселений
городского типа, в XI — первой половине XII вв. — около 70, к середине же
XIII в. — 150 феодальных городов», в то время как деревень насчитывалось
около 50-75 тыс. В связи с тем, что резиденцией князя являлся средневековый
город, именно здесь и проявлялось его «нищелюбие», которое описано в
летописях. Поэтому вряд ли можно считать, что княжеское попечительство в
своих новых христианских традициях на первых порах было
крупномасштабным и всеохватывающим явлением. Нам представляется, что
противопоставление христианского города, который еще живет по своим
28
языческим традициям и обрядам, и языческих поселений накладывало весомые
ограничения на действия и поступки князя. С одной стороны, он должен был
«рядить как язычник», с другой — как князь христианский. Это противоречие и
нашло свое отражение в княжеском суде.
По данному вопросу в начале XX в. была выдвинута гипотеза, согласно
которой «для язычников он был князь с неограниченной властью и считал себя
вправе самому через своих судей судить, например, преступления на почве
семейных отношений; для христианского населения его власть была
ограниченная» . Можно добавить, что для христианского мира княжеская
власть соответствовала традициям греческого номоканона. Именно в этом и
можно видеть ее ограничение. Подобная двойственность в положении князя как
правителя христианского и языческого населения накладывает специфику на
его функции защиты.
Горизонты княжеской власти постепенно расширяются: князь выступает
не только в качестве военачальника и собирателя дани как основной формы
обогащения, но и как правитель земель. Причем теперь нужны иные средства
управления. Это становится тем более актуальным, когда возникает прослойка
изгоев, оторванных от своих родовых корней, не имеющих социального статуса
и защиты. Именно в этой ситуации происходит переориентация в княжеских
функциях защиты, у нее появляются социальные охранные функции. Можно
предположить, что изгои и прощеники, входя в состав княжего хозяйства,
получают княжий суд по христианским законам, но применять в данном случае
понятие «.социальная защита» можно лишь с большими оговорками, так как
они были «христианской собственностью» князя, поэтому и могли дариться
церкви и уходить под ее юрисдикцию со всеми доходами на основе общих
идеологом бытия.
Двойственность княжеской социальной защиты заключается не только в
ее идеологической разнонаправленности, но и в субъектной, когда изгои имеют
те же уровни приоритетности, как и дружина, что и отражается в материалах
летописей.
Исследователи XIX-XX вв., рассматривая благотворительность князя
Владимира, увидели в ней некую систему. Однако они не учитывали те
факторы, о которых речь шла выше. Не учитывалось ими, что летописец не
только отражал исторические события, но и следовал определенным
идеологическим установкам своего времени. Он должен был показать
изменение в личности князя после того, как им воспринято христианство,
продемонстрировать, как личностное преображение привело к новым
социальным поступкам, благотворно отразившимся на жизни народа.
В этом отношении показательны два эпизода-противопоставления:
установление памятников князем Владимиром языческим кумирам и
возведение храма. Когда он ставит языческих богов Перуна, Хороса, Дажьбога
и других, последовали определенные негативные социальные события: «И
осквернися кровьми земля Руска и холмъ тъ». Затем, когда он возводит
церковь, ситуация в корне меняется. Он «сотвори праздник велик», где
раздавал, по одним источникам, «ЗОО вар меду» и «ЗОО гривен» и праздновал
29
восемь дней с дружиной, боярами, посадниками, «убогами». Лаврентьевская и
Радзивилловская летописи отмечают: князь приказывает, чтобы тем, кто
«больнии и нищий и не могли ходити», приходили и раздавали снедь по
дворам. Этот факт А. Стогом, Е. Максимовым абсолютизируется и
интерпретируется как постоянно Действующая «социальная программа» князя
Владимира и русских князей не только без увязки с контекстом повествования,
но и без учета следующего факта в данной части. А следом показано «роптание
дружины». «Зло ес(ть) нашими головами ясти деревяныи лжицами, а не
сребряными». Владимир повелел «ковати» серебряные ложки, говоря:
«Сребром и златом не имам налести дружины, а дружиною налезу сребро и
злато, яко дед мои и отець мои доискался с дружиною злата и сребра».
Данный эпизод, выступающий как антитеза «нищепита-тельству» князя,
как правило, не интерпретируется и не замечается современными
исследователями. А ведь что получается? С одной стороны, показана
вынужденность существования князя по законам и заветам «дед» и «отець»,
подчинения языческим правилам и законам, поскольку не все субъекты
разделяют христианские обычаи и традиции (установление языческих богов), с
другой — то новое христианское начало, которое изменило поступки князя, об
этом свидетельствует возведение церкви. И, наконец, третья сторона этого
эпизода дает представление о той общественной стратификации с реальной
раскладкой политических сил, с которыми князю приходится считаться в деле
общественной благотворительности (роптание дружины).
Вполне возможно, что поздние переписчики находились под влиянием
того, что князь Владимир был канонизирован Русской православной церковью.
Следовательно, его деяния должны соответствовать обязательной триаде,
доказывающей его святость. По мнению некоторых исследователей,
«исцеление больных, раздача богатств, щедрые подаяния милости» —
основные доказательства святости. В русских летописях они имели
определенную формулу: многих канонизированных русских князей
характеризовали как «мнихолюбив», «страннолюбив», «нищелюбив».
Например, другой канонизированный князь — Владимир Мономах, предстает в
летописях как «Володимер, боголюбив, любовь имеа ко священическому сану,
и мнишеский чин любя, и страныа, нищаа накормляще и напояше, аки мати
дети своа». Поэтому необходимы лишь формы «нищелюбия», и чем более они
носили помпезный характер, тем больше князь был достоин «почестей»
святого. Этими же добродетелями наделен и князь-Иван Калита. Однако в
похвальном слове Сийского Евангелия, по мнению исследователей,
«милосердие Ивана Калиты — не более чем дань «литературному этикету»,
требовавшему изображать князей идеальными правителями.
Что касается традиции трапез как форм нищепитательства по случаю
каких-либо больших празднеств или общественных событий, то и они не
являются исключительным явлением.
И В ДРУГИХ языческих народов такие же традиции, причем они также
могут не быть связаны с институтом гостеприимства, а носить политический и
общественный характер. Да и вообще публичные обеды — древнейшая
30