цивилизацию, подчинил весь мир и обрел окончательную форму в глобальной автократии
Америки, того самого континента, с обнаружения которого Колумбом и начался
"современный мир". Этот вызов завершил свое историческое проявление в крахе
Восточного блока, в перестройке и распаде СССР. Раскрепощенная техника (entfesselte
Technik) преодолела все внешние преграды. Власть Моря отныне абсолютна. Она
воплощена в гегемонии технократического Запада, стратегическом первенстве США,
доминации текучего капитала, полной размытости традиционных ценностных структур.
Собствен ность, наследство, брак, жилище все это утратило то значение, которое имело в
эпоху сухопутного существо вания, в эпоху номоса Земли.
1.3 Упущенный из виду элемент
Хотя Шмитт говорит об одноразовости подлинно исторических событий, предпочитая
избегать любые формы детерминизма и систематизации, все же, будучи христианином, он
вряд ли мог отрицать наличие у истории Конца и, следовательно, некоторой телеологии.
Его отказ от телеологии Гегеля или Маркса не означает отказа от телеологии вообще. Как
абсолютно честный мыслитель (и в этом смысле он схож с Хайдеггером) он не хочет
ограничивать ни у себя, ни у других свободную интуиции истины, считая, что в этом и
состоит высшее человеческое достоинство и интеллектуальная свобода, проецирующиеся,
в конце концов, в Политику (das Politische) и в Решение (die Entscheidung). Во всех
рассуждениях Шмитта имплицитно присутствует нормальный для христианина
эсхатологизм: он подчерки вает уникальность Нового Времени, заключающуюся в его
глобализме, и в его отношении к "раскрепощенной технике" и морскому существованию
легко угадываются апокалиптические нотки.
Очевидно, что Шмитт осознал параллелизм между библейским повествованием о
творении Суши как результате отхода Вод и актуальной ситуацией, представляющей
собой нечто обратное наступление морского существования на сухопутное, т.е.
символическое захлестывание Земли Водой. При этом важно, что перманентная в истории
талассократическая тенденция лишь в настоящее время вступает в свою океаническую
фазу, обретает максимально возможный масштаб. Излучение океанической талассократии
в стратосферу и космос лишь иллюстрирует собой предельность ее победы.
Но возникает закономерный ретроспективный вопрос: почему именно номос Земли, Суши
стал матрицей человеческого существования в тысячелетия Традиции? И далее, почему
столь устойчивая сухопутная структура традиционного номоса (не опрокинутая ни
потамически ми (речными), ни ограниченно талассократическими, ни кочевническими
отступлениями) пала в конце концов жертвой хаотической стихии Океана?
Книга Бытия, утверждая существование Вод прежде Суши, намекает на некоторую
первичность Хаоса по сравнению с порядком, и индоевропейская мифология во
множестве сюжетов подтверждает это. В некотором смысле можно предположить( как это
имеет место в герметиче ской традиции), что Земля это сгущенная Вода, а в терминах
географии, что Суша это дно Океана, освобожденное от Воды. Но эта отвоеванная у хаоса
территория, номос, Суша, Континент, Heartland Макиндера, Митгард древних германцев,
крепость Порядка, исторический Полис есть не причина традиционного номоса, но
результат какого-то трансцендентного воздействия, зафиксированный в природе след
Сверхприродного, отпечаток того, что можно было бы назвать истоком Истории. Русское
слово, обозначающее твердую землю, das feste Land, die Erde, позволит нам приблизиться
к этой таинственной силе. Это слово Суша. В нем этимологиче ски содержится указание
на качество сухости, отсутст вующее в других языках. А это качество, в свою очередь,