лишены основания. Ведь появлялись иллюстрации, лишавшие всякого очарования
пушкинскую Татьяну, сводившие основное содержание «Анны Карениной» к хронике
великосветской жизни, а «Тараса Бульбы» — к изображению беспечной лихости
запорожцев. Но это значит, что возражения вызывают не всякие иллюстрации, а такие,
которые противоречат авторскому замыслу. Очень многие авторы хотят, чтобы их
произведения вышли с иллюстрациями, но с такими, которые их удовлетворяют. Тот же
Роллан, который в пору создания «Жана-Кристофа» с таким недоверием относился к
иллюстрированию, был восхищен иллюстрациями Кибрика к «Кола Брюньону». Вот что
он писал о них: «Это — создание сильного и своеобразного художника, накладывающего
свою печать на все, что он видит. Он сделал хорошо, и я его поздравляю. Я любуюсь его
коренастыми типами и тем ощущением жаркой жизни, лучезарного и мягкого воздуха,
которое окутывает его фигуры.
Среди созданных им типов образ Ласочки будет особенно убедителен для всех грядущих
читателей, как он убедителен и для самого автора»10.
Кибрик сумел победить недоверие и другого противника иллюстраций: Тынянов
нисколько не возражал против его рисунков к «Подпоручику Киже».
Обратим внимание: Роллану ясно, что художник не повторяет автора, а неизбежно
накладывает «свою печать на все, что он видит». Он принял творчество художника,
потому что тот сумел проникнуться духом литературного произведения, создать образы
убедительные «и для самого автора».
Отношение иллюстраций к тексту
Чтобы поверить в правду литературных образов, еще более приблизить произведение к
читателю и не исказить при этом замысел автора, художнику необходимо прочувствовать
его, выразить свое отношение к содержанию. Имея в виду такой характер творческой
работы, К. С. Станиславский говорил, что для создания роли актеру необходимо пережить
ее. Точно так же и художнику-иллюстратору недостаточно только умом понять
иллюстрируемое произведение, а необходимо вжиться в него.
«Целыми месяцами длится жизнь в духовной атмосфере произведения, которым вы
заняты. Если эта атмосфера мрачная, у вас портится характер. С утра до вечера идет
внутренняя работа возникновения и смены образов. Вы десятки раз возвращаетесь к
тексту и порою от такого пристального чтения рушатся писательские репутации! От
чтения „вдоль и поперек" в произведении обнаруживаются черты, бывшие дотоле
скрытыми»11,— так рассказывает художник Н. В. Кузьмин о своей работе иллюстратора.
И чем глубже погрузится художник в созданный писателем мир образов, чем полнее
раскроет он идейный смысл произведения, тем ярче и убедительнее будут его
иллюстрации, тем крепче окажется их связь с произведением. При таком отношении
художника к своей задаче создаются иллюстрации,
действительно конгениальные литературному произведению, появляются рисунки,
которые для многих поколений читателей неразрывно слились с ним. Так произошло,
например, с иллюстрациями Врубеля к «Демону», Бенуа — к «Медному всаднику»,
Лансере — к «Хаджи-Мурату», Добужинского — к «Белым ночам» (мы назвали только
иллюстрации, выдержавшие испытание временем).
Конгениальность предполагает и стилевое единство (если понимать стиль как не только
историко-эстетическую, но и мировоззренческую категорию) литературного