во-первых, скорее кандидата, не принадлежащего к той социальной группе населения,
к которой относится подсудимый, чем являющегося представителем этой группы, поскольку
последний может не только быть более толерантным, терпимым по отношению к
обвиняемому, но и лучше понять нравственно-психологическую подоплеку рассматриваемой
судебной драмы, в которой мог участвовать или не участвовать подсудимый, правильно
оценить доводы обвиняемого в контексте житейско-бытовых реалий знакомой ему
социальной среды и разъяснить это другим членам коллегии присяжных заседателей. По-
видимому, именно эти обстоятельства определяют смысл старинной формулы,
заимствованной из английского права: «Присяжные из числа равных (обвиняемому)
сограждан»;
во-вторых, целесообразно отводить скорее чиновника, чем не чиновника, поскольку
первый больше предрасположен к казенно-бюрократическому исполнению долга,
отношению к правам и свободам человека и гражданина. Кроме того, как уже отмечалось,
суд присяжных рассчитан на рассмотрение сложных дел об убийствах и других опасных
преступлениях, разрешение которых по вопросам о фактической стороне, виновности в
нестандартных нравственно-конфликтных ситуациях общество не может,
самоустранившись, доверять государству, представляющим его чиновникам;
в-третьих, отводить целесообразно скорее субъекта, имеющего опыт повседневного
применения закона, чем человека, не имеющего такого опыта, поскольку для первого
«медовый месяц» святого отношения к закону уже давно прошел, а для последнего только
наступает в период исполнения обязанностей присяжного заседателя.
Наибольшим опытом повседневного применения закона обладают профессиональные
юристы. Среди них в первую очередь следует безмотивно отводить тех, кто по роду своей
деятельности предрасположен понимать презумпцию невиновности и вытекающие из нее
процессуальные правила скорее умом, чем «сердцем», скорее как нравственные и правовые
«вериги», чем как социальное благо, поскольку эти социальные нормы существенно
усложняют их деятельность и тем самым ограничивают возможность их произвола.
Естественно, что больше всего этим «страдают» следователи, прокуроры и судьи, что
не всегда предрасполагает их строго блюсти презумпцию невиновности. Очень характерно
ироничное замечание французского судьи Жана Мишеля Ламбера: «Сомнение должно
толковаться в пользу...» - принцип, при одном упоминании которого профессиональные
юристы не-
441
вольно обмениваются между собой понимающими улыбками»
11
;
в-четвертых, в ситуации сложного выбора целесообразно безмотивно отводить
скорее неверующего, чем верующего, поскольку верующий человек в большей степени, чем
неверующий, способен в составе коллегии присяжных заседателей, если можно так
выразиться, излучать и воспринимать «фимиамы» толерантности, терпимообъективно
относиться и к потерпевшему, и к обвиняемому, более предрасположен свято соблюдать
презумпцию невиновности и другие правовые принципы и нравственные нормы, на которых
они основаны.
Как отмечал выдающийся русский философ и государствовед, писатель и
православный мыслитель И.А. Ильин, «религиозность утверждает в душе человека
аксиоматические корни правосознания: чувство собственного духовного достоинства,
способность к автономной жизни и искусство признавать духовное начало в других людях...
Религиозность несет правосознанию все свои дары: и высшее призвание, и абсолютное
мерило ценности, и цельность характера, и силу вдохновения, и жизненный героизм. Это
значит, что в душе религиозного человека пробуждаются именно те самые благородные
силы, которые необходимы для процветания благородной государственности»
12
.
Благотворное влияние религиозности на нравственное и политическое сознание
подтверждается и результатами исследования современных социальных психологов.
«Подлинно религиозные люди, - пишет В.В. Знаков, - показывают более высокие результаты
по шкале «веры в справедливый мир» и обнаруживают меньшую склонность к