элементов, а именно из молока и сока и листьев двух растений. Число «три» было священно
для протоиндоиранцев, оно и сейчас является организующим началом во многих обрядах
зороастризма и брахманизма. Три составные части возлияния символизируют царства
растений и животных, вскормленные водой. Возлияние, освященное молитвой, должно
возвращать этим царствам ту жизненную силу, которую они отдали, и тем самым сохранять
их чистыми и приносящими изобилие. Как и в традиционном зороастризме, возлияния,
видимо, совершались старшим в семье ближайшему ручью или водоему, но они же
составляли и часть ритуалов, совершаемых священнослужителями.
Огонь – другой объект культа – тоже был существенным для жителей степей. Он
являлся источником тепла в морозные зимы, на нем готовили мясо диких или домашних
животных, составлявших основу питания. В древности, когда возжигание огня оставалось
тяжелой работой, люди старались хранить огонь в очаге всегда горящим (при переселении
горящие угли переносили в горшке). Культ вечного огня, видимо, был распространен среди
индоевропейцев, которые видели нечто божественное в горящем пламени. Брахманы знали
его под именем Агни (это слово родственно латинскому игнис, русскому огонь ), но
зороастрийцы называли огонь Атар. Они совершали приношения из трех элементов также и
огню. Приношения состояли из сухих чистых дров, благовоний (сухих листьев или трав) и
небольшого количества животного жира. (Этот третий компонент приношения и считался
обычно специальным возлиянием – заотра для огня.) Таким образом, огонь, так же как и
вода, набирался сил с помощью двух приношений от растительного царства и одного от
царства животных. Топливо и благовония приносили, вероятно, три раза в день, во время,
предназначенное для молитв (на рассвете, в полдень и на закате). Возлияния жира
совершали, видимо, тогда, когда в доме готовили мясо – огонь получал, таким образом, свою
долю. От жира огонь горел ярче, растопившийся жир заставлял пламя вспыхивать.
Приношения огню и воде составляли основу ежедневных богослужений, называемых
индоарийцами яджна, а иранцами – ясна (от корня яз – «приносить жертву, поклоняться»).
В этих богослужениях возлияния для огня брались от кровавых жертвоприношений,
которые, очевидно, совершали регулярно. Индоиранцы испытывали благоговейный страх и
трепет, отнимая жизнь у животных. Они никогда не убивали без освятительной молитвы,
благодаря которой, по их представлениям, душа животного продолжала жить. Сознание
кровного родства между человеком и животным нашло свое отражение в древних частях
богослужения – ясна: «Мы молимся нашим душам и душам домашних животных, которые
кормят нас… и душам полезных диких животных» (Ясна 39,1–2). У иранцев возникло
представление о том, что души животных, убитых с освятительной молитвой, поглощаются
божеством, которое они почитали как Гэуш-Урван («Душа быка»). Иранцы верили, что
кровавые жертвоприношения укрепляют это божество, а оно, в свою очередь, заботится обо
всех полезных животных на земле и способствует их изобилию.
Во время обряда ясна (яджна) под ноги жертвенного животного бросали траву. По
этому поводу санскритский текст дает такое объяснение: «Потому что тело жертвы – это
трава; поистине так он (жрец) дает жертве ее полное тело» (Айтарейа-Брахмана II, 2, 11). Во
время богослужения жрец, совершавший обряд, держал в левой руке пучок травы
(называемый иранцами барэсман ), видимо, в качестве признания того факта, что «всякая
плоть – трава»
4
, а человек и животное – одного происхождения. Позднее и в Иране, и в
Индии пучок травы был заменен прутьями.
Ритуальные приношения воде, совершаемые в конце богослужения, готовили из
молока, веток одного растения из сока, получаемого после того, как стебли другого растения
будут истолчены. Растение, которое толкли, называлось по-древнеиндийски сома, а
по-авестий-ски хаома , что буквально значит «то, что выжимают». Неясно, какое растение
первоначально употребляли протоиндоиранцы, но вполне возможно, что это могли быть
разновидности эфедры (как хом – «эфедра», «хвойник», используемый зороастрийцами в
4 «Всякая плоть – трава, и вся красота ее – как цвет полевой…» (Исаия 40,6: 1 Посл. Петра 1, 24).