296
Петре Владимировиче, — а между тем прожил с ним много"мно"
го лет под одной кровлей, и человек это был весьма незауряд"
ный; братья Тургеневы отзываются о нем с восторгом. С другой
стороны, неприятно действует тон самодовольства, даже само"
хвальства, в каком Лопухин рассказывает о подробностях, даже
мелочах своей деятельности. Свое нарочитое благородство и
мужество он усердно вырисовывает в столкновениях с Брюсом,
в спорах с сенаторами, в своем поведении на допросе у
Прозоровского, в эпизодах с императором Павлом. Но сам же
проговаривается, или из рассказываемых фактов видно, что не
всегда выдерживал эту позицию и бывал уклончив, льстив и
угодлив. Об этой особенности «Записок» Александр Тургенев
высказался: «Иван Владимирович позволяет себе иногда быть
самолюбиву. Говоря правду государю, и говоря ее часто очень
чистосердечно и с долгоруковской твердостью, И.В. часто и без
нужды золотит пилюлю». По несомненной врожденной добро"
сердечности Лопухин любил благотворить; о милостыне, тво"
римой тайно, он охотно писал в своих масонских рассуждени"
ях; но как"то так случилось, что в своих воспоминаниях о Лопу"
хине современники слишком подробно рассказывают об этом,
да и сам Иван Владимирович не скрыл в «Записках», что в Мос"
кве много говорили — и спорили — о его благотворительности.
Значит, не всегда тайно и скромно она совершалась. Неприят"
но в «Записках» и то жесткое раздражение, с каким Лопухин го"
ворит о своих недругах, даже давно умерших. Нервная раздра"
жительность была, впрочем, связана с болезненной физической
организацией. В «Записках» это выступает с очевидностью. Од"
нажды Иван Владимирович, говея на Великом посту и торопясь
к причастию, пришел в свои комнаты одеваться. «Я спешу, —
рассказывает Лопухин, — а камердинер мой еще и умываться
мне не приготовил. Рассердился я до исступления, ругал его, не
бил только от говорившего еще несколько во мне чувства дол"
говременной любви к нему и внимания к отлично хорошему его
поведению. Но брань моя была такими язвительными словами,
что побои легче бы ему, конечно, были. Он дрожал, бледнел,
синие пятна показывались на лице его. Увидев это, почувство"
вал я вдруг всю мерзость моего поступка и, залившись слезами,
бросился в ноги к моему камердинеру. Можно себе представить,