Бибихин В.В. Новый ренессанс
Подождите немного. Документ загружается.
_____
Итальянское
возрождение
тичной
мысли.
Так
евангельские
Мария
Магдалина,
Ма
рия
Иаковлева
и
Мария
Саломия,
первыми
увидевшие
сидящего
ангела
над
опустевшим
надгробием
Иисуса,
представляют
у
Данте
школы
эпикурейцев,
стоиков
и
пе
рипатетиков,
ищущие
нетленного
среди
мирского
тлена,
а
увиденный
всеми
тремя
Мариями
ангел
на
камне
в
бе
лых
одеждах
-
это
богоданное
достоинство
человека
(Пир
IV
22, 14-15).
Не
желающим
понять,
что
благородст
во
не
в
родовитости,
а
в
чистоте
первоначальной
челове
ческой
природы,
Данте
грозит
авторитетом
Цицерона
так,
словно
цитирует
слова
божественного
пророчества.
Еще
пример
поэтической
свободы
Данте.
Принимая
в
свой
эпос
вместе
с
другим
добром
эпохи
и
привычное
де
ление
учений
на
истинные
и
еретические, он
последова
тельно
размещает
еретиков
по
соответствующим
кругам
ада,
но
там,
где
у
него
успело
сложиться
собственное
мнение,
он
поступает
со
смелостью,
какую
редко
позво
ляли
себе
даже
будущие
ренессансные
вольнодумцы.
Исследователи
не
могут
понять,
почему
Сигер
Брабант
ский
и
Иоахим
Флорский,
об
осуждении
которых
средне
вековой
католической
церковью
известно,
а о
реабили
тации
нет,
не
только
помещены
в
рай,
но
и
примирены
со
своими
прижизненными
обвинителями
Фомой
Аквин
ским
И
Бонавентурой
.
Данте
исповедует
католическую
религию,
но
не
столько
присоединяется
к
католицизму,
сколько
вводит
его
в
свою
поэтическую
вселенную.
Широта
всепринятия
однако
дает
царственному
поэту
и
право
от
всего,
что
до
пущено
им
в
мир,
требовать
соответствия
идее.
Поэтиче
ские
синтезы
универсального
знания
предпринимались
в
12
веке
Бернаром
Турским,
Аланом
Лилльским.
Но
тогда
поэзия
в
конце
концов
следовала
за
идеологией.
Теперь,
наоборот,
она
подчинила
себе
всё.
Тем
самым
тысяче
летнему
дискурсу
пастырей
и
духовных
наставников
был
незаметно
положен
конец,
хотя,
возможно,
один
Данте
в
свое
время
понимал,
что
он,
поэт,
заговорил
громче
дру-
260
I
Замысел
человечества
у
Данте
_____
_
гих
голосов
своего
века.
ОН
знает
себя
единственным
ве
сомым,
"отбрасывающим
тень",
воплощающимся
созда
нием
среди
теней,
которым
отныне
остается
только
тес
ниться
вокруг
него
в
поисках
его
внимания,
словно
заискивающим
клиентам
вокруг
счастливого
игрока
в
ко
сти
(Чистилище
6,
конец).
Он
недаром
ценит
свои
видения
выше
любых
дру
гих
забот,
в
перечне
которых
странным
образом
стоят
ря
дом
правоведение,
воровство,
властвование
и
священ
нослужение
(Рай
11,
начало).
Силой
своего
слова
он
жив
среди
неживых
и
знает,
что
живым
останется.
Предчувст
вие,
что
его
именем
назовется
век,
у
Данте
не
менее
яс
ное
чем
немногим
позднее
у
Петрарки.
Слыша
себя
единственным
говорящим
среди
кос
ноязычного
мира
от этого
мира
и
ко
всем
обращаясь,
Данте
перенимаеттон площадного
глашатая.
Только
Лю
тер
и
Толстой,
возможно,
впоследствии
отчасти
прибли
жались
к
подобной
стилистике.
Данте
одновременно
ху
дожник,
проповедник
и
пророк.
В
нарочитой
прямоте
его
языка
действует
нераздвоенная
сила.
Он
ведет
свою
речь
так,
словно
ворочает
кузнечными
клещами,
и
к
нему
приложимы
сказанные
позднее
по
другому
поводу
слова
о
философствовании
кувалдой.
Есть
символический
смысл
в
легенде,
по
которой
Данте
однажды,
услышав
свои
стихи
в
дурном
исполнении
уличного
кузнеца,
во
шел
в
его
мастерскую
и
стал
выбрасывать
из
нее
наружу
кузнечный
инструмент
в
отместку
за
неуважение
к
его
по
этическому.
Данте обращается
к
народам
и
государям.
Его
цель
-
"перевести
человечество
из
состояния
убожества
в
со
стояние
счастья".
Его
"сердитый
ум" только
по
видимос
ти
ставит
вопросы
или
сомневается,
он
декретирует
под
видом
логических
выкладок.
Он
не
теоретик
и
не
спор
щик,
а
вечевой
оратор,
которому
важно
тут
же
на
месте
развеять
заблуждения,
выбить
из
людей, словно
пыль
из
ковра,
косность,
глупость,
робость,
медлительность;
это
26]
I
______
Итальянское
возрождение
заводила,
который
по
крайней
мере
силой
своего
голоса
хочет
заставить
мир
петь
и
кричать
вместе
с
ним.
"Нет,
отцы,
-
обращается
он
к
итальянским
кардиналам,
-
не
считайте
меня
одиноким
фен
иксом
в
круге
земель;
ибо
что
я
выговариваю,
о
том
все шепчутся,
или
помалкива
ют,
или
подумывают,
или
бредят,
а
не
признаются,
что
надумали
...
Неужто
...
будут вечно
молчать
и
даже
Созда
телю
своему
не
принесут
свидетельства?
Жив
Господь,
ибо
Тот,
Кто
подвигнул
язык
Валаамовой
ослицы,
Он же
господин
и
современных
животных"
(Письма
XI
17 - 18).
Петрарка, наоборот,
назовет
себя
единственным
феник
сом
на
земле,
но
в
важном
смысле
будет
иметь
в
виду
то
же
самое
что
Данте
(Старческие
письма
XIII 2).
Крутость
дантовского
стиля
нередко
доходит
до
жестокости.
Доказывая,
что
не
всякая
умелость
сродни
мудрости,
он
говорит
для
примера,
что
не
назовешь
муд
рым
человека,
наловчившегося
концом
ножа
попадать
в
зрачок
глаза
(Пир
IV
26,5).
Нет
даже
намека
на заботу
об
изяществе
в
таких
лапидарных
иллюстрациях
ложного
и
правильно
силлогизма:
"Человек
может
слышать
и
ви
деть;
следовательно,
глаз
может
слышать
и
видеть
...
Че
ловек
не
может
летать;
следовательно,
и
руки
человека
не
могут
летать"
(Монархия
1116
- 7).
Данте
часто
нетерпе
лив
до
раздражительности.
Человека,
намеренно
пере
осмысливающего
Писание,
он
без долгих
слов
именует
тираном
и
верховным
преступником
(там
же,
4).
Он
готов
физически
расправиться
со
спорщиком,
не
показываю
щим
доброй
воли
к
пониманию:
"Д
если
противник
захо
чет
сказать,
что
пусть
во
всех
прочих
вещах
благородство
понимается
как
добротность,
людям
же
оно
приписыва
ется
тогда,
когда
забыта
память
об
их
былом
низком
про
исхождении,
то
на
такую
животную
тупость
хотелось
бы
ответить
не
словами,
а
ножом"
(Пир
IV
14,11).
Данте,
пишет
исследователь,
"ПРОРОК-ПОЭТ,
ПОЭТ
судья
мира
и
человечества,
равный
в
своей
исторической
и
духовной
миссии
императорам
и
папам,
являющийся
262
Замысел
человечества
у
Данте
_____
_
как
бы
третьим
солнцем"1.
Вернее
было бы
сказать,
Дан
те
видел
себя
как
поэт
и
философ
единственным
надеж
ным
хранителем
истины
мира.
Ни
император
ни
папа
не
авторитеты
перед
лицом
разума,
способного
самостоя
тельно
прислушиваться
к
природе
вещей.
Церковь
и
мо
нархия
нужны
не
сами
по
себе,
они
оправданы
только
в
меру
греховности
человека
как
орудия
его
исправления.
Церковь
и
монархия
подлежат
прежде
всего
реформе,
они
должны
быть
приведены
сначала
в
соответствие
со
своим
замыслом.
Церковь,
далее,
ограничена
во
време
ни
(она
позже
империи,
Монархия
111
13,3)
и
в
простран
стве
(ее
не
признаютазиаты
и
африканцы,
там
же,
14,7).
Монарх
обязан
следовать
во
всем
философской
мудрос
ти:
императорский
авторитет
опасен
в
отрыве
от
фило
софского.
Со
своей
стороны,
философский
не
то
чтобы
ослаблен,
но
недействен
без
императорского
из-за
"не
упорядоченности
людей"
(Монархия
16,17).
Если
позднейшие
гуманисты
для
доказательства
подложности
Константинова
дара,
якобы
передавшего
часть
верховной
власти
церкви,
углублялись
в
филоло
гические
тонкости,
то
Данте
решает
дело
с
характерной
прямотой:
такого
дара
в
принципе
не
должно
и
потому
не
могло
быть,
ибо монарху
не
пристало
делить
ни
с
кем
свою
единую
власть.
Если
монарх
поступил
против
этой
логики,
тем
хуже
для
него;
значит
Константинов
дар,
хо
тя
бы
и
был, не
имеет
силы
(Монархия
111
10).
Церковь
должна
нести
в
мир
божественное
откровение,
а
для
этого
обязана
полностью
отказаться
от
мирской
власти
и
материальных
богатств.
Радикализм Данте
ставит
его
в
уникальное
одиночество.
Отчасти
Петрарка,
а
после
него
только
Макиавелли
и
Леонардо
смели
думать
-
но
не
всегда
говорить
-
о
власти
церкви
так
же
незави
симо.
1
ХпОДОВСКИЙ
Р.И.
Гуманизм
Данте:
Путь
к
"Божественной
коме
ДИ\l1".
-
В
кн.:
Дантовские
чтения.
М.:
Наука,
1979,
с.
150.
263
I
_____
Итальянское
возрождение
Для
правителей
и
иерархов,
искажающих
разумную
идею
монархии
и
церкви,
у
Данте
нет
ни
извинения
ни
снисхождения.
Курию
Бонифация
VIII
он
называет
"мес
том,
где
ежедневно
продается
Христос"
(Рай
17,51).
Не
обычно
и
удивительно
то,
что
Данте
совершенно
лишен
какого
бы
то
ни
было
уважения
к
государству
и
церкви
как
укоренившимся
традиционным
реалиям;
так
же
как
и
к
наследственной
аристократии.
НаоБОРОТ,укорененность
учреждения
в
его
глазах
только
помеха
реформе
этого
учреждения,
Т.е.
приведению
его
в
соответствие
со
сво
ей
идеей,
а
потому
скорее
недостаток,
чем
нечто
почтен
ное.
Лучше
строить
начиная
от
нуля,
на
пустом
месте
чем
на
загроможденной
строительной площадке.
Всё
подлежит
воссозданию
по
нормам
разума,
ни
с
чем
не
надо
мириться
просто
потому
что
оно
таким
было
от
века.
Были
бы
"исправление
и
возделывание",
они
по
могут
божественному
семени
приняться
и
там,
где
оно
раньше
никогда
не
росло.
Тысячелетние
накопления,
"опыт
отцов",
родовитость
для
Данте
странным
образом
ровно
ничего
не
значат:
доброе
начало
упрочивается
или
улетучивается
в
течение
одной
жизни;
хорошее
новое
сразу
становится
"древним"
и
даже
лучше
древнего.
Для
зла
и
малодушия
"не
может
быть
никаких
извинений"
в
сложившемся
порядке
вещей,
"потому
что
если
от
своего
природного
корня
человек
не
имеет
доброго
семени,
он
прекрасно
может
его
получить
путем
прививки"
(Пир
IV
22, 12).
Дворянин
Данте
выступает
против
мнения
импе
ратора
Фридриха
11
Гогенштауфена
и
с
ним
всего
мира,
доказывая,
что
знатность
и
благородство
не
имеют
ника
кого
отношения
к
наследственности.
Благородство
из
меряется
достоинством
человека,
приобретается
или
те
ряется
в
одном
поколении,
и
родовитый
негодяй
хуже
безродного
(там
же
7, 5 - 6).
Боккаччо пишет,
что
Данте
был
"неслыханно
ревно
стным
в
ученых
трудах
и
вообще
во всем,
за
что
он
брал
ся".
Дело
жизни
строилось
неотступным
упрямым
усили-
264
I
Замысел
человечества
у
Данте
_____
_
ем.
Когда
Петрарка
утверждает,
что
"человек
рожден
для
усилия
как
птица
для
полета"
(Книга
о
делах
повседнев
ных
XXI9, 11),
он
лишний
раз
показывает
себя
настоящим
продолжателем
Данте,
при
внешнем
(намеренном)
почти
полном
молчании
о нем.
Данте
следует
заветам
философов
и
внутреннему
чувству.
Всё
говорит
ему
о
достижимости
для
человека
счастливой
полноты
бытия.
Церковь
права
в
том,
что
не
бесное
счастье
дается
или
не
дается
человеку
свыше
по
мимо
его
воли
вместе
с
благодатными
"теологическими
добродетелями".
Но
и
философия
не
ошибается
в
том,
что
земное
счастье
зависит
от
доблести
человека
и
не
может
не
прийти
к
тем,
кто
утверждается
в
добродетелях
мужества,
разумности,
справедливости,
непраздности.
В
стихах
и
прозе,
на
латыни
и
по-итальянски
Данте
повто
ряет
правило
Аристотеля:
"блаженство
здешней
жизни"
состоит
в
"деятельном
проявлении
собственной добро
детели"
(Монархия
111
16,7;
Пир,
канцона
111
и
др.).
В
пре
дельном
усилии
-
назначение,
совершенство
и
счастье
человека.
Поэтому
не
надо
бояться
скрытых
в
человеке
энергий,
при
их
развертывании
с
расцветом
человечес
кой
природы
достигается
согласие
человеческого
суще
ства.
"Каждая
вещь,
-
излагает
Данте
Ари
стотел
я
, -
мак
симально
совершенна,
когда
вплотную
достигает
прису
щей
ей
добродетели,
и
тогда
она
наилучше
отвечает
своей
природе"
(Пир
IV
16, 7).
Счастливая
полнота
обеспечивается
непрестан
ным
упражнением
высших
способностей.
"В
подлинней
шем
смысле
нашими
собственными приобретениями
оказываются
нравственные
добродетели,
потому
что,
с
какой
стороны
ни
посмотреть,
они
в
нашей
власти"
(там
же,
17,2).
Это
"в
нашей
власти"
не
звучит
здесь
контрас
том
тому
"всё
во власти
ВсеВЬJшнего",
на
котором
стоит
церковь,
и
ее
догмату
о
дарованной,
не
заслуженной
при
роде
христианского
спасения.
Для
ума,
прошедшего
школу
фИЛОСОфско-теологических
диспутов,
здесь
сами
265
I
_____
Итальянское
возрождение
собой
должны
были
напрашиваться
проблемы.
Для
Дан
те
они
отступали
во
второй
ряд,
заслоненные
единой
на
сущной
и
не
терпящей
отлагательства
практической
за
дачей.
Возможность
добродетельной
жизни
и с
нею
зем
ного
счастья
в
понимании
Данте
-
не
теоретическая,
а
опытная
истина,
не
логически
доказанная,
а
показанная
примером
"древних"
и
многих
"новых"
людей;
а
если
та
кая
возможность
на
деле
дана,
то
прямой
долг
человече
ства
осуществить
ее,
так
сказать,
без
рассуждений.
В
практической
науке
о
человеческой
добродетели
(в
нрав
ственной
философии)
соображения
о
том,
каким
спосо
бом
действуют
в
мире
непостижимые
запредельные
си
лы,
оказываются
неуместными.
Такая
четкость
границ
между
мистически
непости
жимыми
сферами
и
областью
человеческого
разумения
и
действия
показывает,
что
Данте
был
современник
Дун
са
Скота
не
только
хронологически.
Отделение
практиче
ской
философской
мудрости
от
мистики,
а
самоустраи
вающегося
гражданского
общества
-
от
церковной
влас
ти
проведено
в
этике
и
в
политической
теории
Данте
с
решительностью,
к
которой
ничего
не
могли
бы
при
ба
вить
даже
антиклерикалы
новейшего
времени.
Разграничив
природную
и
благодатную
сферы,
Данте
развязывает
руки
гражданскому
обществу
и
его
идеальному
вождю,
философу-монарху.
Здесь
обеспе
чение
согласия,
призванного
объединить
все
стихии
ми
ра.
С
одной
стороны
Данте
безусловно
требует,
чтобы
духовенство
попросту
говоря
не
вмешивалось
в
мирские
дела
человека
и
общества;
они
сами
собой
сложно
бла
гоустраиваются
по
законам
своей
природы
следуя
свое
му
врожденному
порыву
к
счастью.
Данте
уверен,
что
именно
таким
и
только
таким
путем
имманентного
само
осуществления
мир
готовит
себя
для
принятия
сверхпри
родной
благодати
и
что
без
деятельного
нравственного
и
философского
просветления
человеческое
существо
по-
266
I
Замысел
человечества
У
Данте
------
ка
еще
просто
не
готово
для
встречи
с
божеством,
как
бы
невидимо
для
него.
Данте
вовсе
не
подвергает
сомнению
христианский
догмат
о
том,
что
нет
спасения
без
помощи
свыше;
он
только
ставит
на
вид,
что
для
акта
божествен
ного
спасения сперва
все-таки
должен
быть
объект
спа
сения
-
нашедшее
себя
или
по
крайней
мере
стремяще
еся
к
своему
осуществлению
человеческое
существо.
Ус
пех
встречи
земного
с
небесным
зависит
от
того,
придет
ли
человек
к
своему
создателю
распавшимся
и
потерян
ным
или
соберет
себя.
Таким
образом,
хотя
порядок
природы,
граждан
ского
общества,
этической
философии,
философской
мудрости,
с
ОДНОЙ
стороны,
и
порядок
благодати,
вечно
го
спасения,
Церкви,
веры,
с
другой,
строго
разграниче
ны,
однако
именно
этим
полным
отграничением
подго
товлено
их
взаимопроникновение.
Земной
и
небесный
миры
призваны
,
не
смешиваясь
между
собой,
пронизать
друг
друга
в
свете
вселенской
любви.
"Пир"
был
написан
едва
лишь
на
треть.
Принято
считать,
что
Данте
отложил
его
ради
"Божественной
Ко
медии",
снова
вернувшись
от
путей
философии,
увлек
шей
его
было
в
срединные
годы
жизни,
к
прямым,
молни
еносным
поэтико-мистическим
озарениям.
В терцинах
дантовской
поэмы
действительно
больше
размаха
чем
в
силлогизмах
"Пира".
Но
эти
два
самых
крупных
сочине
ния
Данте
различаются
между
собой
только
мерой
кры
латости
слова,
а
не
мыслью
и
интенциеЙ.
В
поэме
Данте
избрал
своим
путеводителем
по эм
пирею
-
высшему
небу
рая
-
мистика
Бернара
из
Клерво
(1090
-1153);
первому
вождю
Данте,
язычнику
Вергилию,
не
было
дано
взойти
на
христианские
небеса.
В
свое
вре
мя
аббат
цистерцианского
монастыря
в
Клерво
был
глав
ным
блюстителем
чистоты
веры,
стремившимся
уберечь
ее
в
сверхразумной
простоте
от
философских
и
гности
ческих
умствований.
В
"Божественной
Комедии"
Бернар
забыт
в
этой
своей
роли
обличителя
абеляровского
ра-
267
I
_____
Итальянское
возрождение
ционализма
и
преследователя
альбигойцев,
остался
только
Бернар,
воспевавший
беспричинность,
безотчет
ность
и
бескорыстие
божественной
любви:
"Любви
до
статочно
самой
себя,
она
мила
самой
себе
и
по
причине
самой
себя,
она
сама
себе
подарок
и
награда
...
Любовь
не
ищет
ни
доводов,
ни
поводов
вовне
себя
...
Люблю
по
тому
что
люблю;
люблю
чтобы
любить"
(83
гомилия
на
"Песнь
песней").
В
простой
стихии
любви
у
Данте
в
конечном
счете
соединяется
всё,
что
казалось
разрозненным,
потому
что
ни
одна
вещь
не
может
не узнать
в
ней
сама
себя.
Любовь
имя
первого
и
высшего
начала,
в
котором
соединяется,
примиряясь,
весь
мир.
Блуждания
личной
судьбы,
лаби
ринты
мира,
искания
философии,
сложности
догматики
к
концу третьей
кантики
"Божественной
комедии",
шаг
за
шагом
просветляясь
и
преображаясь,
растворяются
в
элементарном
сиянии
того,
что
"движет
Солнце
и
другие
светила".
Но
ведь
уже
и
в
"Новой жизни"
любовь была
для
Данте
ключом
к
человеку
и
к
миру.
Прекрасную
Даму
''Пи
ра",
философию,
он
понимает
в
том
же
смысле
"любящей
мудрости".
И
в
этике
Аристотеля,
который
назван
в
"Пире"
учителем
вселенной,
любовь-филия
поднята
над
всеми
добродетелями
и
соседствует
со
счастьем
и
бла
женством.
Данте
не
отождествляет
себя
со
священным
авто
ритетом.
Он
не
поэт
католической
церкви.
Дело
в
том,
что
ему
не
нужна
ничья
санкция.
Он
ничему
не
подотчетен,
и
в
этом
смысле
свободнее
Вергилия,
выполнявшего
по
крайней
мере
по
видимости
заказ
империи.
В
XIII
письме,
которое
служит авторским
предисловием
к
"Божествен
ной
комедии",
поэт отстаивает
свое
право
говорить
от
собственного
лица
частного,
пусть
может
быть
даже
и
грешного
человека:
"Если
же
кто-то
станет
лаяться,
воз
ражая,
будто
подобная
высота
созерцаний
невозможна
ввиду
греховности
говорящего
о
них
человека, то пусть
268
I
Замысел
человечества
у
Данте
------
прочтут
Даниила,
где
найдут,
что
даже
Навуходоносор
видел
от
Бога
посланные
видения,
обличавшие
грешни
ков,
только
предпочел
забыть
о
них.
Ибо
'Кто
повелевает
солнцу
Своему
восходить
над
злыми
и
добрыми
и
посы
лает
дождь
на
праведных
и
неправедных·
...
Тот
и
в
боль
шей,
и
в
меньшей
мере,
как
хочет,
являет
Свою
славу
сколько
угодно
дурно
живущим".
Это
довод
на
крайний
случай.
Тем
более
выстраи
вая
дело
жизни
на
опоре
деятельной
добродетели,
неот
ступного
труда,
мудрости,
поэтического
вдохновения,
любви,
Данте
понимает,
что
задуманное
и
осуществляе
мое
им
не
может
уступать
высшим
достижениям
прошло
го.
ОН
расстается
с
Вергилием,
венчающим
его
на
про
щание
короной
и
митрой:
"свободный,
правый,
здравый
суд"
нового
поэта
даст
ему
впредь
обойтись
без
этого
по
водыря
(Чистилище
27,
конец).
По
свидетельству
совес
ти,
по
мере
вкладываемого
усилия
Данте
знает,
что
в
нем
возобновляется
все
величие
древности.
Брунетто
Лати
ни
узнает
в
нем
единственное
растение,
"в
котором
ожи
вает
святое
себя"
римлян
(Ад
15, 73-76).
В
4-1
песни
"Ада"
Данте
встает
рядом
с
Вергилием,
Гомером,
Гора
цием,
Овидием
и
Луканом.
Все
пятеро
остаются
в
аду или
в
чистилище,
один
Данте
поднимается
к
свету
рая.
ПОЭТ
знает
за
собой
способность
"преподать
учение",
которое
согреет
"новым
светом,
новым
солнцем"
людей,
для
ко
торых
"былое солнце
не
светит"
(Пир
12,12-15).
ОН
начи
нает
новое
поэтико-философское
писание,
которому
суждено
продолжить
и
восполнить
священные
книги
про-
шлого.
"Божественная
Комедия"
приурочена
к
заметной
точке
времени,
пасхальным
дням
1300
года,
и
в
каждой
песне,
в
каждом
эпизоде
снабжена
отметками
времени,
узнаваемого
по
движению
Солнца,
Луны,
светил,
по
ос
вещенности
разных
географических
точек,
по
длине
и
на
правлению
тени,
долготе
пеших
переходов,
продолжи
тельности
действий.
269
I
-----
Итальянское
возрождение
Так,
чтоб
ударить
первыми
лучами
В
тот
город,
где
его
творец
угас,
Меж
тем
как
Эбро
льетсS'l
под
Весами,
А
волны
Ганга
жжет
полдневный
час,
СТОS'lло
солнце
...
т.е.
была
та
минута,
когда
в
Индии
полдень,
в
Иерусалиме
восход
солнца,
а
над
Испанией
еще
стоит
ночное
созвез
дие
Весы.
Вложенные
друг
в
друга
круги
и
сферы
ада,
чи
стилища,
рая
кажутся
частями
громадного
часового
ме
ханизма,
в
мерное
движение
которого
вовлечено
страда
ющее,
очищающееся
или
счастливое
человечество.
На
каждом
шагу
внутри
этих
вселенских
часов поэта
торопят
спутники
или
водители,
напоминая
о
порядке
движения
укоряя
за
малейшие
задержки,
отводя
считанные
мину~
ты,
а то
и
меньше,
для
бесед
со
встречными
и
просителя
ми.
В
чистилище
время,
по-видимому,
особенно
дорого
(Чистилище
24,91-92).
Такого
чуткого
и
нервного
переживания
времени
не
было
раньше
в
мировой
литературе.
Если
учесть
значе
ние
.l3aHTe
дл~
последующих
веков,
можно
ГОворить, что
своеи
поэмои
он
взводит,
поставив
стрелку
на
8
апреля
1300
года,
часы
европейской
истории.
Время
вдруг
за
спешило
вперед,
и
его
теперь
приходилось
Отсчитывать
по
часам
и
минутам,
торопясь
уложить
в
них
неотложные
поступки.
Эта
черта
дантовского
эпоса,
конечно,
пере
кликается
с
особенностью
его
времени:
именно
в
конце
13
и
начале
14
века
на
башнях
итальянских
городов
по
явились
первые
механические
часы.
Лично Данте
в
не
многих
автобиографических
свидетельствах
еще
почти
не
говорит
о
нехватке
времени,
о
массе
дел,
которые
не
успевает
закончить,
и
эта
кажущаяся
достаточность
вре
мени
у
него
пока
еще
сближает
его
со
Средневековьем.
Зато
начиная
уже
с
Петрарки
гонка
со
временем
стано
вится
одной
из
главных
и
во
всяком
случае
постоянных
ли~ературных
тем
вплоть
до
наших
дней.
Поворотной
ве
хои
между
старым
отрешенным
и
новым
тревожным
опы-
270
I
Замысел
человечества
у
Данте
____
_
том
времени
остается
поэма
Данте,
где,
как
ни
в
одном
творении
всех
времен,
время
скрыто
играет
главную
роль.
Только
кажется
парадоксальным
то,
что
для
пропо
веди
добродетельного
поступка
поэтом
выбрано
как
раз
время,
близкое,
как
он
уверен,
к
концу
мира.
"Мы
нахо
димся
уже
в
последнем
возрасте
мира
и
ожидаем
поис
тине
завершения
небесного
движения"
(Пир
1114, 13).
Возрождение
добродетели
предполагает
преодоление
Фортуны
в
любых
ее
видах,
все
равно,
хотя
бы
и
в
виде
конца
света.
Данте
выписывает
из
Аристотеля:
"Чем
больше
человек
подчиняется
разуму,
тем
меньше
он
под
чиняется
фортуне"
(там
же,
IV
12, 9).
Недостоинство,
не
готовность
или
дряхлость
мира
огорчат
деятеля,
но
не
остановят
его.
Перед
лицом
разума
все
так
или
иначе
подлежит
немедленной
реформе,
начиная
с
церкви
и
властей.
Тре
буя
учреждения
всемирной
философской
монархии
и от
каза
церкви
от
светской
власти,
Данте
не
хотел
учиты
вать
укорененность
сложившихся
обстоятельств.
Следуя
ему,
гуманисты
позднее
не
хотели
в
упор
замечать
сред
невекового
тысячелетия
со
всем
его
наследием.
Дерз
кое
неуважение
к
сложившимся
реалиям
оправдано
хра
нением
верности
замыслу
латинского
Запада.
Волей
провидения
римскому
началу
суждено
покончить
с
раз
дором
человечества,
освободив
его
от
ига
тысяч
корыст
ных
правителей
и
соединив
весь
мир
в
одно
гражданское
общество.
Дело
всей
мировой
истории
сосредоточено
вокруг
этой
заветной
цели.
Ради
нее
слепо
рвались
к
мировому
владычеству
ассирийцы,
египтяне,
персы
Кира
и
Ксерк
са,
греки
Александра
Македонского.
Звездный
час
чело
вечества
наступил,
когда
добродетели
и
государствен
ной
мудрости
римлян
при
Августе
удалось
впервые
объ
единить
и
примирить
вселенную
(Рай
6,
80-81).
"Поскольку
везде
был
всеобщий
мир
...
корабль
челове-
271
______
Итальянское возрождение
ческого
сообщества
прямо
бежал
гладким
путем
к
на
дежной
пристани"
(Пир
IV
5,
8).
Достаточно
оказалось
этого
недолгого
промежутка
вселенского
покоя,
чтобы
вся
жизнь
мира
перешла
в
новое
качество:
Бог,
удостоив
воплотиться
в
человеке,
осенил
землю
своим
присутст
вием.
То
волшебное
затишье
мира
в
первые
годы
новой
эры
сменилось
новыми
раздорами.
Но
так
или
иначе
без
восстановления
распавшегося
всемирного
согласия
Данте
не
видит
пути
исполнения
призвания
человечест
ва
на
земле.
Свою
эпоху
он
понимает
как
второй
и
последний
звездный
час
мира.
В
зрелом
возрасте
"человеку
надле
жит
раскрыться,
словно
розе,
которая
оставаться
закры
той
больше
не
может,
и
разлить
порожденный
внутри
аромат
...
Надлежит
поэтому
быть
благоразумным,
Т.е.
мудрым;
а
для
этого
требуется
хорошая
память
о
пере
житых
вещах,
хорошее
знание
вещей
существующих
и
хорошее
предвидение
будущих"
(Пир
IV
27,4-5).
В
насту
пающие
последние
века
Данте
предвидит
развертыва
ние
всей
мощи
ума
человечества
в
познании
божествен
ного
начала,
мира
и
природы.
Если
всякая
вещь
в
мире
имеет
свой
смысл
и
особенное
назначение,
то
уникаль
ное
назначение
должно
быть
и
у
человечества
в
целом,
у
него
только
пока
еще
не
было
возможности
осуществить
ся
из-за
раздора.
"Собственное
дело
человеческого
ро
да,
взятого
в
целом,
-
постоянно
приводить
В
действие
всю
мощь
своего
возможного
ума"
(Монархия
14, 1).
Че
ловечество
может
-
и
безотлагательно
должно,
поскольку
запасы
времени
у
него
иссякают,
-
воспрянув,
вытряхнув
зло
и
ложь
из
мира
"как
пыль
из
ковра",
воспользоваться
заложенной
в
его
природе
возможностью
деятельного
мирного
счастья.
Земля
была
задумана
как
уютное
гнез
до
для
человеческой
природы
(Чистилище
28, 142
и
др.)
и
она
снова
станет
садом,
цветником,
клумбой
(Монар
хия
111
16, 11)
для
успокоившегося
Ч8ловечества,
славно
и
любовно
обладающего
ею.
272
I
Замысел
челове'lества
у
Данте
_____
_
Что
это
будет
за
жизнь
и
какая
"деятельность"
со
единившегося
в
"монархии"
(единовластии)
человече
ства?
Обращение
с
вещами
не
поглощает
и
не
обогаща
ет
человека
так,
как
узнавание
себя
в
общении
с
дру
гим.
По
Аристотелю,
"узнать
самого
себя
и
самое
трудное
и
самое
радостное
...
Как
при
желании
увидеть
свое
лицо
мы
смотримся
в
зеркало,
так
мы
можем
по
знать
себя,
глядя
на
друга"
(Большая
этика
11
15, 1213
а).
Данте
буквально
понимает
это
"глядеть
на
друга".
В
его
поэзии
от
"Новой
жизни"
до
"Божественной
комедии"
место
главного
действия
занимает
оптика
взглядов,
пе
ресечение
зрительных
лучей.
Высшим
и
самым
напол
ненным
событием
неизменно
оказываются
встречи
ли
цом
к
лицу.
Жизнь,
понимание,
экстатическая
радость
загораются
при
встрече
взоров.
Взгляд,
встречаясь
с
другим
взглядом,
открывает
в
онтологической
оптике
Данте
новый
мир
посреди
обыденности,
и
эта
подлин
ная
действительность,
однажды
приоткрывшись,
спо
собна
наполнить
бытием
человека.
"Жадность
(cupidi-
tas),
пренебрегая
самоценностью
человека,
тянется
к
прочим
вещам;
наоборот,
любовь,
пренебрегая
всем
прочим,
тянется
к
Богу
и
человеку
и,
в
порядке
следст
вия,
к
человеческому
благу"
(Монархия
111, 14).
Слово
perseitas,
условно
переводимое
как
самоценность,
сло
жено
из
рег
se,
"сам по
себе".
Среди
лабиринта
вещей,
манящих
и
обманывающих,
-
и
в
каждом
человеке
тоже
можно
видеть
только
просто
вещи,
-
внимательная
оп
тика
открывает
"человека
самого
по
себе"
и
с
ним
под
линный,
бездонный
мир,
таящийся
среди
веществен
НОГО,ограниченного.
Между
двумя
крайностями
-
разными
видами
ухода
от
мира
и
прикованностью
к
его
вещам
-
Данте
занимает
золотую
тщательно
взвешенную
середину.
Поэтическое
и
философское
внимание
к
природе
и
человеку
не
исклю
чает
политической
и
художественно-хозяйственной
практики,
даже
обязательно
ведет
к
практике.
"Понимаю-
273
I
_____
Итальянское
возрождение
щая
потенция
направлена
не
только
на
всеобщие
формы,
Т.е.
идеи,
но
также,
посредством
некоего
распростране
ния,
и
на
конкретные
частности
...
Созерцательный
ум,
распространяясь,
становится
практическим,
имеющим
целью
действие
и
делание"
(Монархия
I
З,
9).
Для
Средневековья,
в
эпоху
Данте
и
долго
еще
после
него
было
принято
считать
монашество
самым
достойным
уделом
зрелого
и
тем
более
старческого
возраста.
У
Данте
оно
вовсе
не
идеал.
Умудренность
и
жизненный
опыт
не
обязательно
должны
вести
к
отре
чению
от
мира.
"Бог
ждет
от
нас
только
верующего
сердца"
(Пир
IV
28,9).
Дело
будущего
человечества,
о
котором
говорит
Данте, не
похоже
на
отбывание
вре
менной
повинности
на
земле,
как
оно
непохоже
и
на
бе
зостановочное
манипулирование
вещами.
Поэта-фи
лософа
захватывает
тайна
вселенского
смысла
и
тайна
"человека
самого
по
себе",
и
здесь
оно
вроде
бы
ближе
к
идеалу
"созерцательной
жизни";
но он
знает,
что
без
философской
политики
и
мудрого
хозяйствования,
де
лающих
землю
садом,
не
может
быть
созерцательного
покоя.
Прямая
ответственность
за
природу
и
общество,
лежащая
на
человеке,
имеет
категорический
характер,
и
самой
беспросветной
доли
в
его
аде
удостаиваются
не злодеи,
а
бездеятельные.
В
этом
равновесии
между
необходимым
-
но
не
бо
лее
того
-
действием
политика
и
хозяина,
отвечающего
за то
чтобы
земля
была
счастливым
садом,
и
экстатичес
ким,
требующим
всей
развернутой
мощи
человеческого
ума,
любящим
постижением
тайны
лица
и
смысла
приро
ды
Данте
видит
призвание
будущего
соединенного
чело
вечества.
Оно
придет
к
согласию
в
"достойной
деятель
ности"
и
"созерцании
деяний
Бога
и
природы"
(Пир
IV
22,
11).
По
существу
весь
последующий
Ренессанс
следует
этой
программе.
Но
она
вскоре
незаметно
распадается
на
ряд
отдельных
научных
и
художественно-технических
задач.
274
Античность
и
ее
добродетель
_____
_
Античность
и
ее
добродетель
Поворот
философской
поэзии
от
рационалистиче
ски-аналитического
к
художественно-пластическому
ос
воению
действительности
произошел
исподволь.
Иссле
дователи,
останавливая
внимание
на
"массе средневе
кового
материала"
у
Данте,
относят
его
к
той
эпохе
и
привязывают
начало
Возрождения
к
формированию
во
инствующей,
отталкивающейся
от
Средневековья
идео
логической
позиции
ренессансного
гуманизма.
Однако
за
декларативным
отталкиванием
часто
стояло
много
скрытого
родства
со
старым.
По
существу
в
занятиях,
предметах,
темах,
целях,
воззрениях
ренессансного
гу
манизма
не
обнаруживается
в
14-16
веках
сенсационных
сдвигов
по
сравнению
с
12-1 3
веками.
Перевес
"грамма
тики"
(словесности)
над
"логикой"
(философской
схолас
тической
диалектикой)
констатировался
в
Европе
и
в
кон
це
12
века.
Волна
увлечения
эллинством
-
античной
лите
ратурой,
философией
и
наукой
-
захватила
с
1 3
века,
и
не
в
первый
раз,
интеллектуалов
Византии.
Итальянский
гу
манизм
как
предпочтение
риторики,
латинской
поэзии,
филологии,
истории
логико-философским
И
теологичес
ким
дисциплинам,
"литературная
элегантность,
эклек
тизм,
интерес
не
только
к
нравственным
и
педагогичес
ким,
но
и
к
политическим
и
религиозным
проблемам,
от
вращение
к
схоластике
и
безразличие
к
традиционным
профессиональным
университетским
наукам"1,
все это
коренилось
по
существу
уже
в
древнеримском
гуманиз
ме,
имело
ряд
вспышек
в
Средние
века
и
к
14
веку
лишь
количественно
разрослось.
Не
гуманизм
составил
харак
терную
особенность
Ренессанса,
а
наоборот,
Ренессанс
придал
гуманизму,
непрерывно
продолжавшемуся
в
Ев
ропе
со
времен
Цицерона,
особенную
окраску.
1 Kriste//er
Р.О.
The Renaissance
in
the history of philosophical
thought.
-In:
The Renaissance: Essays
in
interpretation ... ,
р.
136.
275
I
______
Итальянское
возрождение
в
ренессансных
исследованиях,
как
во
всякой
на
уке,
не
существует
плавного
перехода
от
изучения,
из
дания,
перевода,
толкования,
сопоставления
текстов,
произведений
искусства
к
суждениям
историософско
го
характера.
Бесконечный
перебор
материала
или
ми
фообразное
обобщенное
определение
-
эти
две
нера
достные
крайности
подстерегают
каждого
историка.
П.О.Кристеллер,
редкий
знаток
ренессансных
текстов,
ради
приближения
к
конкретности
предлагает
распле
сти
единую
культуру
эпохи
на
три
параллельных
движе
ния:
гуманизм,
платонизм,
аристотелизм.
Но
когда
в
результате
этого
Фичино
и
Джованни
Пико
попадают
в
разряд
платоников,
их
работа
по
"соглашению"
Плато
на
с
Аристотелем
остается
в
тени;
и
если
совпадение
противоположностей,
coincidentia
oppositorum
в
фило
софии
Николая
Кузанского
объявляется
тоже
чем-то
"явственно
платоническим"1,
то
удобству
классифика
ции при
носится
в
жертву
зависимость
Николая
от
Ари
стотеля,
у
которого,
кстати,
мысль
о
выходе
первых
и
последних
вещей
из
сферы
рассудка
и
о
постижении
их
только
интуитивным
умом
высказана
четче
чем
у
Пла
тона.
При дроблении
единого
явления
на
составные
каждая
из
нитей
оказывается
не
менее
сложной
чем
целое,
которое
зато
становится
от
этого
еще
менее
по
нятным.
Большинство
историков,
устав
от
абстракций,
стремится
конечно
"уйти
назад,
к
прочной
почве
доку
ментов
и
текстов"2.
Масса
привлекаемых
вновь
источни
ков,
публикация
которых
закончится
очень
не
скоро,
за
ставляет
пока
забыть
о
подведении
итогов.
Однако
та
же
причина,
которая
заставляет
снова
и
снова
обращаться
к
Ренессансу,
-
какое-то
его
продолжающееся
присутст-
1 Ibid.,
р.
142-145
2 Grayson
Сесil.
The Renaissance and the history of literature. - In:
The Renaissance Essays in interpretation ... ,
р.
205.
276
I
Античность
и
ее
добродетель
_____
_
вие,
-
дает
почувствовать
за его
разными
чертами
еди
ную
направленность.
Ренессанс
как
возрождение
античности
с
необхо
димостью
предполагает
другую,
более
важную
и
корен
ную
черту
-
нефаталистическое
отношение
к
историчес
ки
сложившимся
обстоятельствам.
На
языке
Ренессанса
это
называлось
"спором
добродетели
с
Фортуной".
Античность
была
тут
прежде
всего
спроецирован
ным
на
прошлое
предельным
потолком
того,
что
возмож
но
достичь
человеку.
Многие
современные
историки
культуры
стараются
отмежеваться
от
винкельмановско
шиллеровских
идеализаций
в
поисках
свежих
гипотез
о
том,
чем
была
подлинная
античность.
Но
Ренессанс
за
нял
в
отношении
к
античности
будущую
позицию
Вин
кельмана
и
Шиллера.
Античность
была
заведомо
своей.
Ей
могли
приписывать
недостижимое
величие,
но
никог
да
не
опасались неверно
ее
понять.
"Современные
идеи
аутентичности
даже
не
появлялись
на
горизонте"1.
Но
ведь
уже
и
Средневековье
одомашнило
древность,
при
ВЫКЛО
к
присутствию
В
своем
быту
великих
многосмыс
ленных
останков,
как
пастух
в
малолюдном
Риме
к
Коли
зею.
В
испанском
варианте
"Поэмы
об Александре"
(13
век)
действуют
"дон
Александр",
вызывающий
против
ника
на
турнир
и
проходящий
тривиум
И
квадривиум
у
своего
седого
наставника
Ари
стотел
я
,
и
"граф
Демос
фен",
строящий
козни
против
Александра
в
непокорном
городе
Афинах.
Античность
жива
для
читателя
в
рамках
привычного
ему
пространства.
Ренессанс
по
сути
насле
довал
это
интимное
отношение
к
древности
-
за
одним
важным
исключением.
Он
с
крайней,
абсолютизирующей
настойчивостью
подчеркнул
онтологическую
разницу
между
древним
и
новым,
уличил
современность
в
вопию-
1 Chastel
А.
The arts during the Renaissance. -
In:
The Renais-
sance: Studies
in
interpretation. New York; London: Methuen, 1982,
Р·237.
277
I
______
Итальянское возрождение
щем
недостоинстве
перед
лицом
античности
и
при
этом,
что
гораздо
важнее,
отождествил
себя
с
последней.
Мно
гие
в
разные
века
театрально
отряхивали
прах
обыденно
го
окружения
от
своих
ног.
Петрарка
описывает
гуманис
тов
старого
закала,
с
головой
утонувших
в
давних
веках
(Книга
о
делах
повседневных
XXIV 2).
У
большинства
из
них
антикварная
страсть
сопровождалась
скорбной
или
в
лучшем
случае
светлой
меланхолией.
Здесь
проходит
граница
между
гуманизмом
и
Ренессансом,
сочетаемы
ми,
но
не
тождественными
величинами.
Не
для
всякого
гуманизма
заражение
античностью
означало
одновре
менно
выход
поступка
на
самую
высокую
и
освещенную
сцену
своей
собственной
современности.
В
важном
письме
к
королю
Роберту
"О
своих
лаврах
и
против
ревнителей
старины,
всегда
презирающих
со
временность"
(Книга о
делах
повседневных
IV
7
от
30
ап
реля
1341)
Петрарка
присоединяется
к
отчаянию
тех,
кто
плачет
об
упадке
современности,
но
делает
отсюда
нео
жиданный
вывод:
"От своего отчаяния
они
коснеют,
нас
наше
отчаяние
побуждает
к
действию,
и что
для
них
узда
и
оковы,
то
нас
еще
больше
толкает
и
подстегивает
тру
диться,
чтобы
стать
такими,
какими
в
их
(косных
ревните
лей
старины)
мнении
могут
быть
только
прославленные
древние".
Ничтожество
современности
одних
погружало
в
грусть,
других
пробуждало
к
отчаянному
усилию.
Знаме
нем
усилия
служила
античность.
Возрождалась
в
конеч
ном
счете
не
она
в
своем
факте,
а
человек
как
таковой.
Эта
мобилизующая
сила
античности
значила для
Ре
нессанса
намного
больше
чем
сокровища
ее
культуры.
Можно
представить,
какими
вредными
мечтателями
долж
ны
были
казаться
любителям
древностей
молодые
люди,
решившие
оживлять
то,
что
безвозвратно
умерло
тысячу
лет
назад.
Когда
Петрарка
в
1373
признает,
что
"подтолк
нул
многих
к
этим
нашим
занятиям,
которые
были
забро
шены
в
течение
долгих
веков"
(Старческие
письма
XVII
2
к
Боккаччо
"О
том,
что
не
надо
прерывать
занятий
из-за
воз-
278
I
Анти.,ность
u
ее
добродетель
_____
_
раста"),
то
имеет
в
виду
вовсе
не
собирание
и
изучение
древней
литературы,
не
филологию,
риторику
и
стилисти
ку,
а
донесенные
в
художественном
и
поэтическом
слове
уроки
высшего
осуществления
человека.
Он
называет
эти
восстанавливаемые
им
"древние"
черты:
ненависть
к
пра
здности,
трудолюбие, способность
к
духовным
порывам,
напряженный
труд
как
пища
души
("человек
рожден
для
усилия
как
птица
для
полета"),
мужественное
постоянство.
Колуччо
Салутати
искал
дружбы
Петрарки,
привлеченный
не
столько
его
славой,
сколько
"истинной
добродетелью
...
ибо ты
приобрел
такую
высоту
добродетели,
какой
только
возможно
достичь
человеческому
роду"
(Письма
11
8).
В
го
ды
Данте
и
Петрарки
такое
могло
еще
быть
непосредст
венно
понятно
и
"добродетель"
стала
двусмысленной
(см.
ниже)
только
когда
гуманизм
снова
стал
филологией.
В
ренессансном
настроении
смиренно-благочести
вая
религиозная
добродетель
оказывалась
проблематич
ной.
Недоверие
к
ней
было
понятно.
у
всех
перед
глазами
были
святоши,
которые
показывали,
как
легко
подделать
достоинства
души,
невидимые
по
определению.
Примеры
цеРКОвно-монашеского
лицемерия
заставляли
искать
в
античности
надежного
мерила
человеческой
ценности.
Первая
новелла
"Декамерона"
-
история
сера
(юриста)
Чеппарелло,
грязного
мошенника,
сластолюб
ца
и
убийцы,
который
в
предсмертной
исповеди
застав
ляет
счесть
себя
аскетом
неслыханной
святости
и
за то
после
смерти
удостаивается
народного
поклонения
под
именем
святого
Чаппелетто.
Пакости,
безнаказанно
творимые
выжигой
Чеппарелло
в
каждый
день
его
жиз
ни,
явное
могущество
лжи,
наивность
легковерного
мо
наха-исповедника
делали
бы
новеллу
уроком
цинизма
("всё
обман"),
если
бы
не
два
островка
прочной
суши
среди
болота
лицемерия
и
глупости.
Первый
-
божест
венная премудрость,
которая
делает
так,
что
образ
свя
того
Чаппелетто
всё
равно
возвышает
души
паломни
ков.
Второй,
как
это
ни
парадоксально,
-
стойкость
са-
279
I