Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества
Подождите немного. Документ загружается.
М.М. Бахтин
Эстетика словесного творчества
МОСКВА
«ИСКУССТВО»
1979
Сканирование:
Кафедра русской классической литературы
и теоретического литературоведения
Елецкого государственного университета
http://narrativ.boom.ru/library.htm
(Библиотека «Narrativ»)
narrativ@list.ru
ББК 83
Б 30
Бахтин М. М.
Эстетика словесного творчества / Сост. С. Г. Бочаров; Текст подгот. Г.
С. Бернштейн и Л. В. Дерюгина; Примеч. С. С. Аверинцева и С. Г.
Бочарова. — М.: Искусство, 1979. — 424 с. — (Из истории сов. эстетики и
теории искусства).
В сборник избранных трудов М. М. Бахтина вошли работы, написанные
в разные годы: самая ранняя относится к 1919 году, самые поздние — к
началу 1970-х годов. Главные темы работ — искусство и ответственность,
автор и герой в эстетической деятельности и произведении искусства,
время и пространство в литературе, проблема текста, вопросы
методологии гуманитарных наук и др. Большинство работ публикуется
впервые.
10507-127
Б ————— 9-79
025(01)-79
Содержание
От составителя … 3
Искусство и ответственность … 5
Автор и герой в эстетической деятельности … 7
Проблема отношения автора к герою … 7
Пространственная форма героя … 22
Временное целое героя (проблема внутреннего человека —
души) … 88
Смысловое целое героя … 121
Проблема автора … 162
Из книги «Проблемы творчества Достоевского» … 181
Предисловие … 181
Из главы «Функции авантюрного сюжета в произведениях
Достоевского» … 182
Из главы «Диалог у Достоевского» … 184
Роман воспитания и его значение в истории реализма ... 188
К исторической типологии романа … 188
Постановка проблемы романа воспитания … 198
Время и пространство в произведениях Гёте ... 204
Проблема речевых жанров … 237
I. Постановка проблемы и определение речевых жанров … 237
II. Высказывание как единица речевого общения. Отличие этой
единицы от единиц языка (слова и предложения) … 245
Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных
науках. Опыт философского анализа … 281
К переработке книги о Достоевском … 308
Ответ на вопрос редакции «Нового мира» … 328
Из записей 1970 — 1971 годов … 336
К методологии гуманитарных наук … 361
Приложение
Из лекций по истории русской литературы.
Вячеслав Иванов … 374
Примечания … 384
От составителя
В работах М. Бахтина, составивших эту книгу, отражен весь путь
выдающегося ученого: от раннего выступления в печати — краткой статьи
1919 года — до заключивших этот путь заметок «К методологии
гуманитарных наук» (1974). Большая часть из собранных здесь работ при
жизни автора не была напечатана; некоторые из них были посмертно
опубликованы полностью или частично в журналах «Вопросы
литературы», «Вопросы философии», «Литературная учеба» и в
теоретическом ежегоднике «Контекст»; остальные публикуются впервые.
Почти все материалы (за исключением статьи «Искусство и
ответственность» и фрагментов из книги «Проблемы творчества
Достоевского») печатаются по рукописям, сохранившимся в архиве
автора.
На протяжении более полувека М. Бахтин разрабатывал свой круг
научных и философских проблем, внутренне между собою связанных; при
этом в разные периоды автора преимущественно интересовали те или
другие стороны этого целостного и связного комплекса тем и проблем.
Для понимания эстетики М. Бахтина существенное значение имеет
большой труд первой половины 20-х годов, посвященный соотношению
автора и героя в эстетической деятельности, в акте художественного
творчества и произведении искусства. Время, в которое создавалась эта
работа, разумеется, отражается в ней, особенно в ее терминологии. Но,
принадлежа своему времени, это сочинение М. Бахтина, как и другие его
труды, открывало новые проблемы и новые области изучения. В работе
была предвосхищена та актуальность, которую приобрела проблема
автора в современной эстетике и поэтике.
Научная позиция М. Бахтина в 20-е годы определялась в полемическом
отталкивании от тех направлений в искусствознании и поэтике, которым он
дал обобщенное название «материальная эстетика»; ближайшим образом
эта полемика относилась к формальной школе, глубокая критика которой
развернута в ряде работ М. Бахтина 20-х годов. Критика эта ведется и в
публикуемой работе об авторе и герое; здесь она философски развернута
как критика сведения жизненных ценностей к материалу. Другим объектом
фундаментальной критики в этой работе является концепция
«вчувствования», влиятельная в эстетике конца XIX — начала XX века.
3
Собственную область изучения М. Бахтин определяет здесь как
«эстетику словесного творчества». Эта емкая формула автора взята как
заглавие для настоящей книги.
Если в 20-е годы М. Бахтин занят прежде всего вопросами общей
эстетики, методологии, философии языка, то в 30-е годы автор
обращается к вопросам исторической поэтики, в особенности поэтики
литературных жанров. В центре его интересов теперь теория романа,
разработанная очень широко: в круг этих разработок входят такие
вопросы, как эволюция образа человека в литературе, время и
пространство как основные координаты художественной картины мира
(теория хронотопа), исторические судьбы слова в различных сферах
культуры и литературных жанрах («слово в романе» — тема, к которой не
раз возвращался автор на протяжении многих лет, особенно интенсивно в
30-е годы), глубинные фольклорные основы литературного образа
(изучение карнавала и идея карнавализации литературы).
В настоящем издании впервые публикуются материалы, относящиеся к
большой работе М. Бахтина этого времени — несохранившейся книге
«Роман воспитания и его значение в истории реализма».
В поздних своих исследованиях 50-х — начала 70-х годов М. Бахтин
заново обращается к ведущим, сквозным темам своей эстетики
словесного творчества (жанры речи, проблема текста, высказывание как
предмет особой филологической дисциплины, названной М. Бахтиным
металингвистикой и обоснованной именно в этих поздних его работах,
проблема автора, наконец, философско-методологические основы всей
обширной сферы гуманитарно-филологического мышления). Публикуемые
материалы этой поздней поры творческой деятельности М. Бахтина имеют
свою особенность: это часто именно материалы к большой работе,
изложение принимает местами конспективный характер, разные темы
переплетаются и словно пересекают друг друга. Нам открывается
лаборатория мысли большого ученого. И в этом — особенный интерес и
ценность подобного рода «лабораторных» материалов из научного
наследия М. Бахтина.
Собранные в книге работы дают картину развития мысли автора на
протяжении десятилетий и позволяют в то же время почувствовать
органическую связность и целостность философского и научного
творчества М. Бахтина.
Искусство и ответственность
Целое называется механическим, если отдельные элементы его
соединены только в пространстве и времени внешнею связью, а не
проникнуты внутренним единством смысла. Части такого целого хотя и
лежат рядом и соприкасаются друг с другом, но в себе они чужды друг
другу.
Три области человеческой культуры — наука, искусство и жизнь —
обретают единство только в личности, которая приобщает их к своему
единству. Но связь эта может стать механической, внешней. Увы, чаще
всего это так и бывает. Художник и человек наивно, чаще всего
механически соединены в одной личности; в творчество человек уходит на
время из «житейского волненья» как в другой мир «вдохновенья, звуков
сладких и молитв». Что же в результате? Искусство слишком дерзко-
самоуверенно, слишком патетично, ведь ему же нечего отвечать за жизнь,
которая, конечно, за таким искусством не угонится. «Да и где нам, —
говорит жизнь, — то — искусство, а у нас житейская проза».
Когда человек в искусстве, его нет в жизни, и обратно. Нет между ними
единства и взаимопроникновения внутреннего в единстве личности.
Что же гарантирует внутреннюю связь элементов личности? Только
единство ответственности. За то, что я пережил и понял в искусстве, я
должен отвечать своей жизнью, чтобы все пережитое и понятое не
осталось бездейственным в ней. Но с ответственностью связана и вина.
Не только понести взаимную ответственность должны жизнь и искусство,
но и вину друг за друга. Поэт должен помнить, что в пошлой прозе жизни
виновата его поэзия, а человек жизни пусть знает, что в бесплодности
искусства виновата его нетребовательность и несерьезность его
жизненных вопросов. Личность должна стать сплошь
5
ответственной: все ее моменты должны не только укладываться рядом во
временном ряду ее жизни, но проникать друг друга в единстве вины и
ответственности.
И нечего для оправдания безответственности ссылаться на
«вдохновенье». Вдохновенье, которое игнорирует жизнь и само
игнорируется жизнью, не вдохновенье, а одержание. Правильный, не
самозванный смысл всех старых вопросов о взаимоотношении искусства и
жизни, чистом искусстве и проч., истинный пафос их только в том, что и
искусство и жизнь взаимно хотят облегчить свою задачу, снять свою
ответственность, ибо легче творить, не отвечая за жизнь, и легче жить, не
считаясь с искусством.
Искусство и жизнь не одно, но должны стать во мне единым, в единстве
моей ответственности.
Автор и герой в эстетической деятельности
Проблема отношения автора к герою
Архитектонически устойчивое и динамически живое отношение автора к
герою должно быть понято как в своей общей принципиальной основе, так
и в тех разнообразных индивидуальных особенностях, которые оно
принимает у того или другого автора в том или другом произведении. В
нашу задачу входит лишь рассмотрение этой принципиальной основы, и
затем мы лишь вкратце наметим пути и типы ее индивидуации и, наконец,
проверим наши выводы на анализе отношения автора к герою в
творчестве Достоевского, Пушкина и других.
Мы уже достаточно говорили о том, что каждый момент произведения
дан нам в реакции автора на него, которая объемлет собою как предмет,
так и реакцию героя на него (реакция на реакцию); в этом смысле автор
интонирует каждую подробность своего героя, каждую черту его, каждое
событие его жизни, каждый его поступок, его мысли, чувства, подобно тому
как и в жизни мы ценностно реагируем на каждое проявление окружающих
нас людей; но эти реакции в жизни носят разрозненный характер, суть
именно реакции на отдельные проявления, а не на целое человека, всего
его; даже там, где мы даем такое законченное определение всего
человека, определяем его как доброго, злого, хорошего человека, эгоиста
и проч., эти определения выражают ту жизненно-практическую позицию,
которую мы занимаем по отношению к нему, не столько определяют его,
сколько дают некоторый прогноз того, что можно и чего нельзя от него
ожидать, или, наконец, это просто случайные впечатления целого или
дурное эмпирическое обобщение; нас в жизни
7
интересует не целое человека, а лишь отдельные поступки его, с
которыми нам приходится иметь дело в жизни, в которых мы так или иначе
заинтересованы. Как мы увидим дальше, менее всего в себе самом мы
умеем и можем воспринять данное целое своей собственной личности. В
художественном же произведении в основе реакции автора на отдельные
проявления героя лежит единая реакция на целое героя, и все отдельные
его проявления имеют значение для характеристики этого целого как
моменты его. Специфически эстетической и является эта реакция на
целое человека-героя, собирающая все познавательно-этические
определения и оценки и завершающая их в единое и единственное
конкретно-воззрительное, но и смысловое целое. Эта тотальная реакция
на героя имеет принципиальный и продуктивный, созидающий характер.
Вообще всякое принципиальное отношение носит творческий,
продуктивный характер. То, что мы в жизни, в познании и в поступке
называем определенным предметом, обретает свою определенность, свой
лик лишь в нашем отношении к нему: наше отношение определяет
предмет и его структуру, но не обратно; только там, где отношение
становится случайным с нашей стороны, как бы капризным, когда мы
отходим от своего принципиального отношения к вещам и миру,
определенность предмета противостоит нам как что-то чужое и
независимое и начинает разлагаться и мы сами подпадаем господству
случайного, теряем себя, теряем и устойчивую определенность мира.
И автор не сразу находит неслучайное, творчески принципиальное
видение героя, не сразу его реакция становится принципиальной и
продуктивной и из единого ценностного отношения развертывается целое
героя: много гримас, случайных личин, фальшивых жестов, неожиданных
поступков обнаружит герой в зависимости от тех случайных
эмоционально-волевых реакций, душевных капризов автора, через хаос
которых ему приходится прорабатываться к истинной ценностной
установке своей, пока наконец лик его не сложится в устойчивое,
необходимое целое. Сколько покровов нужно снять с лица самого
близкого, по-видимому, хорошо знакомого человека, покровов, нанесенных
на него нашими случайными реакциями, отношениями и случайными
жизненными положениями, чтобы увидеть истинным и целым лик его.
Борьба художника за определенный и устойчивый образ героя есть в
немалой степени борьба его с самим собой.
8
Этот процесс как психологическая закономерность не может быть
непосредственно изучаем нами, мы имеем с ним дело лишь постольку,
поскольку он отложился в художественном произведении, то есть с его
идеальной, смысловой историей и ее идеальною смысловою
закономерностью; каковы были его временные причины, психологическое
течение — об этом вообще можно строить лишь догадки, но эстетики это
не касается.
Эту идеальную историю автор рассказывает нам только в самом
произведении, а не в авторской исповеди, буде такая имеется, и не в
своих высказываниях о процессе своего творчества; ко всему этому
должно относиться крайне осторожно по следующим соображениям:
тотальная реакция, создающая целое предмета, активно осуществляется,
но не переживается как нечто определенное, ее определенность именно в
созданном ею продукте, то есть в оформленном предмете; автор
рефлектирует эмоционально-волевую позицию героя, но не свою позицию
по отношению к герою; эту последнюю он осуществляет, она предметна,
но сама не становится предметом рассмотрения и рефлектирующего
переживания; автор творит, но видит свое творение только в предмете,
который он оформляет, то есть видит только становящийся продукт
творчества, а не внутренний психологически определенный процесс его. И
таковы все активные творческие переживания: они переживают свой
предмет и себя в предмете, но не процесс своего переживания;
творческая работа переживается, но переживание не слышит и не видит
себя, а лишь создаваемый продукт или предмет, на который оно
направлено. Поэтому художнику нечего сказать о процессе своего
творчества — он весь в созданном продукте, и ему остается только
указать нам на свое произведение; и действительно, мы только там и
будем его искать. (Технические моменты творчества, мастерство ясно
осознаются, но опять же в предмете.) Когда же художник начинает
говорить о своем творчестве помимо созданного произведения и в
дополнение к нему, он обычно подменяет свое действительное творческое
отношение, которое не переживалось им в душе, а осуществлялось в
произведении (не переживалось им, а переживало героя), своим новым и
более рецептивным отношением к уже созданному произведению. Когда
автор творил, он переживал только своего героя и в его образ вложил все
свое принципиально творческое отношение к нему; когда же он в своей
авторской исповеди, как Го-
9