Ашин Г. Современные теории элиты

Подождите немного. Документ загружается.

жеров без всякого почтения — их изгоняют, как провинившихся

лакеев.

Для обоснования тезиса об утрате акционерами контроля над

собственностью буржуазные экономисты прибегают к софист-

скому трюку. Сперва обращается внимание на то, что собствен-

ность «распыляется» среди тысяч акционеров, причем капитали-

стами объявляются мелкие держатели акций, хотя владельцы не-

скольких акций получают в виде дивидендов лишь мизерную

прибавку к своим доходам, основанным на других источниках

(это обычно служащие, лица свободных профессий и т. д.). Объ-

явив этих людей собственниками акционерных предприятий,

буржуазные экономисты затем заявляют, что эти «капиталисты»

не оказывают влияния на дела корпораций. Конечно, сотни тысяч

мелких акционеров не имеют никаких реальных прав, кроме по-

лучения дивидендов. Но ведь все дело в том, что подлинными

собственниками являются не они, а миллионеры и миллиардеры,

владеющие контрольными пакетами акций и в силу этого опре-

деляющие деятельность корпораций, включая назначение нуж-

ных людей в советы директоров. Рост паразитизма капиталистов

— несомненный факт, но он не отменяет того положения, что

подлинным хозяином капиталистической экономики является

элита монополистического капитала. Сторонники теории «обще-

ства управляющих» маскируют тот факт, что капиталисты стали

препятствием на пути общественного развития. И это препят-

ствие будет сметено не элитой менеджеров, этих наемных чи-

новников капитала, а социалистической революцией, которая

осуществится рабочим классом, идущим во главе трудящихся

масс.

Утверждение теоретиков «элиты управляющих» о том, что

место капиталистов занимает «новый класс менеджеров», не

выдерживает критики. Независимые, по их мнению, админист-

раторы и чиновники, не говоря уж об управляющих корпора-

циями, независимы лишь от народа и весьма зависимы от кор-

пораций. Это отнюдь не борцы против капиталистической соб-

ственности, а ее приказчики. Буржуазная политэкономия и ста-

тистика нарочито смешивает высших менеджеров, являющихся,

по существу, функционирующими капиталистами, со средними

и даже низшими функционерами в сфере управления; делается

это для того, чтобы изобразить менеджеров членами «салариата»

— людьми, получающими зарплату, «новым классом», забо-

тящемся о благе общества.

Концентрация производства усиливает разделение труда

121

внутри класса капиталистов, ведя к образованию слоев, выпол-

няющих различные функции в процессе эксплуатации трудя-

щихся масс (прежде всего собственников капитала и функцио-

нирующих капиталистов). Президенты и директора монополи-

стических объединений и являются, по существу, функциони-

рующими капиталистами. Они получают солидную долю при-

былей корпораций в виде дивидендов по своим акциям, огром-

ных окладов, «премий» в виде бесплатных акций или акций по

цене ниже рыночной и т. д. То, что буржуазная статистика отно-

сит их к категории «наемных служащих», ссылаясь на получение

ими зарплаты, — не более чем уловка, ибо эта зарплата является

часто лишь второстепенным источником дохода. И вербуется

элита менеджеров не из всех классов общества, как хотелось бы

представить дело сторонникам «функционального» обоснования

элитаризма. Исследования самих буржуазных социологов пока-

зывают, что большинство высших менеджеров являются выход-

цами из семей капиталистов и высокооплачиваемых служащих.

Возникла сложная и огромная бюрократическая машина,

управляющая капиталистической собственностью; но. право

принадлежать к верхушке этой бюрократии приобретается бла-

годаря частной собственности; полномочия представителя бю-

рократической верхушки проистекают из частной собственности.

Таким образом в политическом, юридическом и экономическом

отношениях управленческая элита составляет единое целое с

классом капиталистов. Члены этой элиты корпораций — как

собственники, так и менеджеры, делают вывод левые лейбористы

Артис, Седжвик и др.,— «являются слугами частной собствен-

ности». Причем верхушка менеджеров, являясь частью монопо-

листической буржуазии, занимает в ее структуре подчиненное

положение.

Еще Р. Миллс подсчитал, что в 50-х годах только 8% управ-

ляющих американских корпораций были выходцами из «более

низких слоев населения». С тех пор положение не изменилось.

Как свидетельствует Т. Дай, подавляющее большинство амери-

канских менеджеров происходит из «высшего и высшего сред-

него классов», большинство закончило привилегированные

учебные заведения. Узкая группа управляющих крупнейшими

монополистическими объединениями — владельцы миллионных

состояний, толстых пакетов акций. В 50-х годах воображение

обывателя поражала «зарплата» таких менеджеров, как К. Гри-

нуолт («Дюпон де Немюр»), X. Кэртис («Дженерал мо-

торс»),

122

Ю. Грейс («Бетлхэм стил»), которая превышала полмиллиона

долларов в год. В 70-е годы она превысила уже миллион, а такие

«рекордсмены», как Д. Махони («Нортон Симон»), получали

около 3 млн. долл.

Не вызывает сомнения тот факт, что доходы подобных

управляющих состоят большей частью из прибавочной стои-

мости, созданной рабочим классом. Если кто-то из высших ме-

неджеров и не располагал в начале своей карьеры крупным со-

стоянием (как, например, Р. Макнамара), то в процессе движения

по служебной лестнице он превращается в миллионера. Итак, это

часть класса капиталистов. И если менеджеры и служат кому-то

верой и правдой, то отнюдь не народу, а тем финансовым магна-

там, которые предоставили им столь прибыльные посты. Именно

поэтому Р. Миллс писал: «Ведущие администраторы и крупней-

шие богачи из мира корпораций не представляют собой двух от-

личных друг от друга и четко обособленных групп. Они весьма

основательно переплетаются между собой в мире корпоративной

собственности и привилегий»

Идеологи эксплуататорского класса, составляющего мень-

шинство общества и сосредоточивающего в своих руках власть,

нарочито подчеркивают сложность административного управле-

ния, возводя его в некое мистическое искусство, доступное лишь

избранным. Ими «по счастливой случайности» оказываются

представители господствующих классов. Подобным идеологам

ассистируют правые социалисты типа К. Кроссленда, который в

свое время писал: «Мы не хотим иметь такой мир, в котором ка-

ждый суетился бы, вмешивался везде со своим чувством ответст-

венности и никто мирно не обрабатывал бы свой сад». Как ви-

дим, достаточно примитивная философия, хотя и перефразирует

Вольтера: рабочие пусть занимаются своим непосредственным

делом, не стремясь к управлению социальной жизнью и уповая

на то, что квалифицированная элита лучше знает, как управлять.

Вопрос о том, что эта элита управляет не в интересах народа, а

эксплуататорского класса, тщательно обходится.

Но так ли таинственно искусство управления, что доступно

лишь избранным, причем из тех, кто владеет частной собствен-

ностью? Народные массы социалистических стран, лишив элиту

собственников ее привилегий, доказали воочию, что им по плечу

не только руководство современной индустрией, но и развитие ее

темпами, невиданными при капитализме. Функцию управления

современной промышленностью нельзя рассматривать в отрыве

от сущест-

123

вующих производственных отношений. Эксплуататорская

сущность капиталистических производственных отношений

определяет и характер управления как «оптимальной» экс-

плуатации трудящихся. Только апологеты эксплуататорского

меньшинства твердят о «врожденных талантах» к управлению

у власть имущих. В иных социальных условиях — при социа-

лизме — народные массы выдвигают из своей среды руково-

дителей самой современной индустрии, раскрывая в народе

яркие организаторские таланты.

Распространеннейший аргумент, к которому прибегают эли-

таристы,— ссылка на то, что руководство общественной жизнью

требует профессиональной подготовки. Народ же «неосведом-

лен», «плохо образован», «неподготовлен» к такой сложной дея-

тельности. Следовательно, ее надо предоставить профессиональ-

ной, «специально подготовленной» управленческой элите. Со-

вершенно ясно, что в классово-антагонистическом обществе

«специально подготовленными» к управленческой деятельности

оказываются представители господствующих классов. Широкие

массы трудящихся ставятся в неравноправные условия, миллио-

ны из них лишены элементарных благ цивилизации. Даже в такой

богатой капиталистической стране, как США, более 35 млн. лю-

дей живут ниже уровня бедности. В условиях подобной уродли-

вой цивилизации, где миллионы обречены на нужду и невежест-

во, верхушечный слой образованного господствующего класса

получает титул элиты.

Американские социологи У. Уорнер и Дж. Эблеген пы-

таются доказать, что американская элита не является закрытой,

что она постоянно пополняется за счет наиболее «мобильных»

людей из «нижних слоев». «Королевской дорогой» в элиту они

называют «хорошее образование», умалчивая при этом, что

образование в капиталистических странах — весьма дорого-

стояще и, как убедительно показал Р. Миллс, в основном дос-

тупно лишь выходцам из зажиточных слоев населения. По

данным даже буржуазной статистики, число студентов на ты-

сячу рабочих и трудящихся фермеров в этих странах в не-

сколько десятков раз ниже, чем число студентов на тысячу че-

ловек из господствующих классов.

Совершенно очевидно, что принимать активное участие в

политическом управлении могут лишь люди, получившие из-

вестное общее образование, обладающие определенной куль-

турой. Но какой вывод делают из этого буржуазные идеологи?

Что народ не способен к руководству столь сложной полити-

ческой жизнью общества, что политика —

124

прерогатива элиты. По-иному решают этот вопрос марксисты.

Они ставят своей задачей поднять политический и культурный

уровень миллионных народных масс настолько, чтобы они могли

активно участвовать в управлении государством. Взяв власть в

свои руки, трудящиеся массы во главе с рабочим классом созда-

ют условия для всеобщего народного образования, для проведе-

ния культурной революции, способствующей превращению ши-

роких народных масс в подлинного субъекта исторического

творчества. Красноречивое свидетельство этого — опыт СССР,

других социалистических стран, в частности революционной

Кубы, ставшей первой в Латинской Америке страной, ликвиди-

ровавшей неграмотность.

Отметим, что в последние два десятилетия определенным

образом меняются акценты в ряде элитарных концепций. При-

чина этой трансформации — научно-техническая революция и ее

социальные последствия, в частности дальнейшая бюрократиза-

ция капиталистического общества, ведущая к росту влияния и

статуса государственно-монополистической бюрократии. Для

обозначения именно этого слоя все чаще применяется термин

«новая элита» (менеджеры, верхушка чиновничества и интелли-

генции), которая в отличие от «старой» («элиты крови» и «элиты

богатства») рассматривается как важнейший агент создания

«новых» форм «постиндустриальной» социальной структуры.

Много пишется о том, что НТР возносит на гребень власти и

влияния эти социальные группы; буржуазные футурологи — Д.

Белл, Г. Кан, А. Винер — отводят им в будущем роль важнейших

составных частей правящей элиты

Все большее число западных социологов отказываются от

малоубедительных и легковесных восторгов по поводу «гени-

альности» высших слоев и ставят проблему элиты в прямую за-

висимость от бюрократизации капиталистических стран, ис-

пользуя этот термин при анализе «высших страт» в бюрократи-

ческой системе. «Новая элита», состоящая из должностных лиц

«западных правительственных организаций и частного предпри-

нимательства», объявляется продуктом «западных образова-

тельных институтов». Эта элита формирует «свою идеологию

(технократический либерализм), свою систему рекрутирования

(университеты, элитарные учебные заведения)»

. Вырабатывая

свою идеологию, бюрократическая элита исходит из понимания

общества как системы бюрократических институтов (Д. Белл, Э.

Шилз, С. Липсет), «эффективно» руководимых квалифи-

цированными менеджерами, из того, что НТР разрешила

125

основные социальные проблемы, а оставшиеся в рамках струк-

турного статус-кво с максимальной эффективностью решает

элита бюрократии.

Можно согласиться с Т. Боттомором, который пишет, что

концепция «новых элит» прямо направлена против марксист-

ского учения о ведущей роли рабочего класса в революционном

переустройстве общества

. Вместо учения о всемир-

но-исторической миссии пролетариата предлагается концепция

ведущей роли «новых элит», которые научными средствами

улучшают социальную структуру общества, а «бесклассовое»

рекрутирование элит приводит к «оптимальному соотношению»

между элитами и массами и снимает социальную напряжен-

ность.

Такой подход учитывает тот факт, что НТР приводит к росту

влияния научно-технической и гуманитарной интеллигенции:

монополистическая буржуазия вынуждена обращаться к ней не

только по технологическим, но и по политическим, а также со-

циальным вопросам. Вместе с тем односторонняя интерпретация

социальных последствий НТР объективно маскирует господство

монополистической буржуазии в капиталистическом обществе,

служит апологии последнего. Теоретики технократии утвержда-

ют, что развитие НТР ведет к установлению власти «интеллек-

туальной элиты». Однако более осторожные представители этого

направления резонно замечают, что интеллектуалы в лучшем

случае решают вопрос о способах, а не о целях производства и

жизнедеятельности общества. Хотя правящая элита может аб-

сорбировать отдельных представителей верхушки интеллигенции

и менеджеров, не они определяют экономику и политику капи-

талистических стран; они лишь способствуют функционирова-

нию государственно-монополистического капитализма. Рас-

сматриваемые концепции призваны скрыть глубокий конфликт

между капиталистическим обществом с его мертвящей регла-

ментацией и творческой интеллигенцией, протестующей против

системы «тотальной манипуляции» (слова Г. Маркузе), объявить

этот протест «бессмысленным, иррациональным» (выражение Р.

Арона).

В современных неотехнократических теориях проблема

элиты занимает центральное место. У Дж. Гэлбрейта, например,

современная технология с неизбежностью порождает элиту,

представляющую собой «техноструктуру», образуемую иерар-

хией специалистов во главе с менеджерами. Причем «техност-

руктура» — это не совокупность личностей, но институт. Не

индивид, не отдельный лидер, пишет

126

Гэлбрейт, «а целый комплекс ученых, инженеров и техников, ра-

ботников сбыта и рекламы, экспертов, бюрократов, координато-

ров... становится руководящим разумом деятельности фирмы.

Это и есть техноструктура»

. Элита анонимна. Смерть или при-

ход нового человека, продолжает Гэлбрейт, не оказывают ни ма-

лейшего влияния на «Дженерал моторс» или на «Континентал

кэн». Люди, безусловно, чувствуют, что власть перешла к «тех-

ноструктуре». Таким образом, «новая элита» — не элита лично-

стей, но корпоративная элита, функциональная по отношению к

современной технологии. Менеджеры, представляющие «тех-

но-структуру», выступают у Гэлбрейта как элита новаторов, ру-

ководствующаяся не кратковременными интересами получения

прибылей, а долговременными интересами увеличения мощи и

престижа корпораций, которые «совпадают» с интересами обще-

ства в целом. Таким образом, пропагандируется тезис Берли и

Минза о том, что на смену элите капиталистов приходит элита

специалистов, которая предпочтительнее первой, ибо не обладает

своекорыстием,— тезис, который может служить иллюстрацией

того, как утопические иллюзии переходят в апологетику.

Гэлбрейт (а также Д. Белл) повторяет знакомую нам идею об

«отделении собственности на капитал от функции контроля» как

основе власти «техноструктуры»: если на малых предприятиях

управляют их собственники, то в корпорациях власть перешла к

«техноструктуре», причем «власть техноструктуры абсолютна, а

власть собственников, то есть держателей акций, равна нулю»

Выше уже отмечалось, что налицо явная подмена понятий.

Власть мелких держателей акций действительно близка к нулю.

Но тем больше власть владельцев контрольных пакетов акций.

Компетенция «техноструктуры» — текущее управление корпо-

раций, разработка средств, с помощью которых достигаются це-

ли, ставящиеся владельцами контрольных пакетов акций. По

Гэлбрейту, «техноструктура» управляет корпорацией в интересах

самой «техноструктуры», но ее интересы «корреспондируются с

интересами общества». В действительности интересы менеджер-

ской элиты корреспондируются с интересами монополистиче-

ской буржуазии, которой «техноструктура» исправно служит.

По существу, Гэлбрейт анализирует эволюцию форм частно-

капиталистической собственности. На первом этапе капиталист

владеет предприятием и управляет им. На втором — усиливается

обобществление капитала, которое идет более быстрыми темпа-

ми, чем концентрация капитала в

127

руках отдельных личностей; преобладающей формой становится

акционерный капитал. На третьем этапе концентрация произ-

водства обгоняет возможности отдельных корпораций, преобла-

дают государственно-монополистические тенденции. В процессе

этой эволюции капитал становится все более «анонимным», но

это не исчезновение частной собственности на средства произ-

водства, а лишь усложнение ее форм.

По Гэлбрейту, власть ныне во все большей степени ассоции-

руется с доступом к знанию, информации, поэтому центр власти

перемещается от элиты владельцев капитала к элите специали-

стов, носителей знания, «от капитала к организованному зна-

нию». Кредо неотехнократов, как, впрочем, и всех технологиче-

ских детерминистов,— «элита спасет мир», но только «хоро-

шая», квалифицированная элита. Это — не более чем либераль-

ная утопия, переходящая в концепциях Д. Белла и 3. Бжезинско-

го в утопию консервативную.

И Гэлбрейт, и Белл широко пользуются понятием «дефицит».

В современных условиях такие факторы производства, как капи-

тал, земля, труд, полагает Гэлбрейт, избыточны, тогда как знания

дефицитны; власть переходит к такому фактору производства,

который оказывается наиболее дефицитным. Именно с измене-

нием характера «дефицита»— важнейшей проблемой, которая

встанет перед человечеством, считает Белл,— произойдет ие-

рархизация элиты по новым критериям. Ссылаясь на объектив-

ный процесс возрастания роли ученых и специалистов в услови-

ях НТР, неотехнократы заявляют, что именно они — элита со-

временного общества. И она достойна занимать командные по-

сты в обществе, ибо обладает научными знаниями, профессио-

нальным опытом, умением руководить современными организа-

циями. Эта элита не только более эффективна, но и более спра-

ведлива, ибо признает только одну ценность, одну заслугу —

знание, это—элита заслуг, «меритократия».

Проблема элиты стоит в центре концепции «постиндуст-

риального общества». Белл называет следующие его черты: пе-

реход от производства товаров к экономике обслуживания; гос-

подствующее положение «класса» профессиональных и техни-

ческих специалистов; централизация теоретических знаний как

источника новаторства и формулирования политических прин-

ципов (осевой принцип); контроль над технологией; создание

новой «интеллектуальной технологии». Итак, «осевой» принцип

общества — наука, а его

128

элита — те, кто представляет науку; происходит переход от

«общества производящего» («индустриальное общество») к ин-

формативному, от эмпирического знания к теоретическому как

основному способу «проектирования мира». Отсюда — ведущая

роль «интеллектуальной технологии» (особенно таких методов,

как линейное программирование, системный анализ, кибернети-

ка, теория игр, ЭВМ, которые дали мощные средства для экспе-

риментов в области социальных отношений). На этом фоне и

происходит рост значения научной элиты, которая выходит на

авансцену «постиндустриального общества». Она становится

интегральной частью правящей элиты, оттесняя элиту собст-

венников. Если ранее доминирующими фигурами были пред-

приниматели, бизнесмены, то на смену им придут ученые — ма-

тематики, экономисты, специалисты в области вычислительной

техники. Господствующими учреждениями этого общества будут

интеллектуальные институты, именно там будут ставиться зада-

чи, требующие наиболее ответственных творческих решений,

туда будут стекаться наиболее талантливые люди. Руководство

обществом перестанет быть уделом бизнесменов и крупных

корпораций, как было раньше, а перейдет в ведение исследова-

тельских организаций, промышленных лабораторий, универси-

тетов и тех администраторов, которые будут ими управлять.

Впрочем, как бы спохватившись, Белл старается несколько

ослабить «слишком экстремистский» вывод о том, что элита

ученых будет монопольно управлять обществом. Он оговарива-

ется, что не верит, чтобы технократы или ученые могли добиться

такой власти, ибо в «современном обществе» политическая сис-

тема превалирует над всем. Но, поскольку элита политиков ос-

новывает свои решения на рекомендациях экспертов, их мнение

все чаще оказывается определяющим. Раз крупнейшие институ-

ты «постиндустриального общества» будут носить интеллекту-

альный характер, производственные и иные решения будут под-

чинены контролю «интеллектуальных центров общественного

влияния». Важнейшие решения будут приниматься элитой по-

литиков, но базироваться они будут на исследованиях элиты ин-

теллектуалов; принятие решений будет носить все более и более

технический характер. Взращивание талантов и распространение

образовательных и интеллектуальных учреждений станет ос-

новной заботой общества. Интеллектуальные и научные круги не

только будут привлекать наиболее одаренных людей, но в ко-

нечном счете они же будут определять и престиж человека, и его

положение

5—740

129

в обществе. Интеллектуальная элита рассматривается как одна

из правящих элит, хотя «реальная власть находится в руках пра-

вительственных элит».

По прогнозам буржуазных футурологов, будущее общество

должно быть дифференцированным, стратифицированным: элите

противостоит непривилегированное большинство. В одном из

прогнозов «Рэнд корпорейшн» элита будущего (верхушка уче-

ных, экспертов) должна держать в подчинении большинство,

пользуясь методами психологического манипулирования. Слой

интеллектуалов и специалистов также оказывается неоднород-

ным. Белл различает три «класса»: «творческую элиту ученых и

высшей профессиональной администрации», «средний класс»—

инженеров и других специалистов и «пролетариат умственного

труда» — техников, ассистентов, младших сотрудников. В «по-

стиндустриальном обществе», пишет Белл, основным противо-

речием является не противоречие между рабочим, классом и

буржуазией, а между специалистами и «простонародьем». Для

последних характерен стихийный протест, иррациональная ре-

акция на роль науки и научно-технической интеллигенции, все

более упрочивающей свое доминирующее положение.

Итак, основное противоречие капиталистического общества

— между пролетариатом и буржуазией — Белл подменяет про-

тивопоставлением пролетариата интеллигенции, большинство из

которой также подвергается жестокой эксплуатации со стороны

монополистического капитала и все более сближается по своему

положению с рабочим классом. Белл стремится принизить роль

рабочего класса, который находится в низшей точке его системы

социальной стратификации. Он утверждает, что рабочий класс

сокращается количественно (при этом он нарочито сужает поня-

тие «рабочий класс», включая в него людей, занятых преи-

мущественно неквалифицированным, тяжелым физическим тру-

дом), и делает вывод о том, что «рабочий вопрос» перестал быть

центральным, уступив место противоречию между квалифици-

рованной элитой и неквалифицированной массой. «Решающее

разделение в современном обществе пролегает не между теми,

кто владеет средствами производства и недифференцированным

пролетариатом,— пишет Белл,— оно пролегает по линии бюро-

кратических и властных отношений — между теми, кто обладает

властью принимать решения, и теми, кто не обладает ею»

. Та-

ким образом, перед нами вариант традиционной элитаристской

дихотомии, хотя и имеющей обличье «новейшей» модели

130