Он отмечал всех, кто входил к ней; никто не мог побеседовать с ней без того, чтобы он не
осведомился о теме беседы; он приставлял к ней ненавистных ей слуг; таковы были заслуги г-на де Руасси,
делавшего все ради славы недругов Государыни; те, кого мы более всего уважаем, чаще всего способны
втереться к нам в доверие, и те, кого мы считаем лучшими друзьями, могут служить орудием чужих
низменных страстей. Он вознамерился окружить Королеву людьми, коим она была безразлична; то, что они
были бесстрастны по отношению к ней – от природы или по приказанию, – [435] в какой-то мере делало их
преступниками. Желание добиться многого на этом пути толкало разных людей свидетельствовать против
нее; они получали требуемое, использовали любые средства; предпринималось многое, чтобы обесславить ее
и даже объявить преступницей; находились скверные слуги, которые вместо нее заботились лишь о себе:
осведомившись о ее самочувствии, они сразу же покидали эту добрую и великую Государыню – вот
преступление, которое нельзя простить; если кто-то из слуг желал оставить должность, занимаемую при ней,
другие вовсе не собирались страдать от этого, если только подобное намерение не исходило от одного из
них.
Барон де Темин пожелал уволиться с поста капитана ее гвардейцев; барон дю Тур, верный и
преданный человек, согласился с ним в необходимости получить награду за службу; они не отважились
говорить прямо, в обход г-на де Руасси, и напомнили ему о пенсии в две тысячи экю, соответствовавшей
этой должности, на которую, впрочем, они не соглашались, и дали ему понять через президента Жанена, что
хотят переговорить с ним по этому поводу; барону ответили, что он слишком явно служит Королеве-матери,
на что тот смело возразил, что до самой смерти останется ее верным слугой, даже если узнает о том, что все
обвинения, выдвигаемые против нее, справедливы.
Монсеньора лишили присутствия г-на де Брева только потому, что последний выражал свою
преданность Королеве, доверившей ему образование Монсеньора, о чем распорядился сам покойный Король.
Г-н дю Вер, следуя королевской воле, заявил г-ну де Бреву, что желание удалить его исходит от Монсеньора,
и вовсе не потому, что Король чем-либо недоволен, но в силу причин, объяснять которые он не намерен.
Короли действительно не обязаны разъяснять решения, которые принимают; в сей привилегии и
заключается их величие; в те времена, однако, этим злоупотребляли. [436]
Королева узнала об этой отставке и тут же рассудила, что от ее сына хотят удалить человека,
отмеченного самим покойным Королем; она опасалась последствий произошедшего, но тем не менее
говорила о случившемся столь спокойно, что ответ, который она дала г-ну де Бреву, попытавшемуся
оправдаться, перед ней, был таким: Король хотел только одного – облегчить его старость, избавить от забот в
столь дряхлом возрасте, в коем находился г-н де Брев. Однако от нее добивались только одного: признания,
будто она плохо справлялась с ведением государственных дел и растеряла то, что должна была сохранить.
Самые разные люди приходили к ней, чтобы убедить ее написать Королю письма с подобными
признаниями. Моден был выбран в силу своего красноречия; прежде чем поехать к Королеве, он отправился
к Барбену и сказал ему, что Люинь желает примириться с ней и, дабы начать примирение, отправляет к ней
его от лица Короля, однако он сам не отваживается предпринять эту поездку, поскольку незадолго перед
этим Королева заявила, что есть четыре человека, которых она никогда не простит: Люинь, Витри, Орнано и
он.
Барбен, уверенный в том, что ему говорят правду, принялся убеждать того совершить эту поездку,
рассказывая, с какой легкостью, идущей от природного великодушия, Королева прощает своих недругов и
что он сам рад тому, что г-н де Люинь озаботился его собственным положением и отправил к нему,
ожидавшему милости от Короля, посла; что Королю надоело дурное обращение с его матерью и нет места на
земле, где такое бы допускалось; ибо хотя Королева и не была чувствительна к оскорблениям, которые
слышала в свой адрес, ее притесняли; если же, напротив, к ней стали бы теперь относиться иначе, она перед
лицом всего мира не рискнула бы явить свои дурные замыслы, ежели, конечно» таковые у нее были.
Моден сделал вид, будто принял его доводы. Через несколько дней после этого разговора он сказал
ему, что [437] принял решение ехать, и попросил у него рекомендательное письмо к Королеве, которое и
получил. Королева приняла его со всевозможной благосклонностью – была приветлива и оказала ему почет,
он же в награду, настолько, насколько мог, развратил ее слуг и сделал большинство из них подчиненными
Люиня, получавшими от него жалованье и шпионившими за Королевой; но хотя он пустил в ход перед
Королевой все свое красноречие, он не смог убедить ее сделать что-то, недостойное ее мужества, или
172