459
лись иногда и представители верхнего землевладельческого слоя полноправных общинников),
глав локальных родственных, клановых и кастовых групп. Включенность в имперскую структуру
власти правителей клановых территорий в качестве военачальников или посредников между
центром и его представителями на местах (в частности, джагирдарами), с одной стороны, и
налогоплательщиками—общинными землевладельцами — с другой, способствовала укреплению
социальных позиций клановых вождей и росту их экономического благосостояния (играло роль и
увеличение на протяжении всего XVII века объема сельскохозяйственной продукции и
соответственно доли заминдаров в прибавочном продукте).
Значительное превышение хасила над джамой в ряде регионов в первой половине XVIII в.
свидетельствует, что посредники-заминдары присваивали себе значительно больше, чем
предусматривалось центральной властью. Обычным явлением становился отказ заминдаров от
уплаты центру собранного ими налога. В статистике XVIII в. доходы государства фиксировались в
круглых цифрах, и это показывает, что большая часть «посредников» была, по существу,
автономными вождями более или менее крупных локальных групп. Заминдары имели, как
правило, поддержку своих кланов, родичей и соседей. В деревнях им принадлежали
многочисленные крепости даже на близлежащих к столице территориях. В Ауде, например, где
власть могольских падишахов казалась весьма прочной, заминдары были очень
могущественными, что делало их сопротивление Моголам весьма эффективным. Так, заминдары
клана баис обладали внушительными вооруженными силами и контролировали в деревнях 25
крепостей. Заинтересованность глав локальных групп в поддержке центра в их борьбе с другими
клановыми, локальными лидерами облегчало Моголам сохранение имперской власти на местах.
Однако стремление к максимизации своих доходов от управляемых территорий, порождая
стремление к политическому обособлению, приводило в первой половине XVIII в. многих
представителей местной элиты к конфронтации и открытой враждебности Моголам,
выражавшейся в многочисленных антимогольских выступлениях.
Помимо заминдаров во многих частях Могольской империи значительно усилилась локально
ориентированная землевладельческая знать из мусульман — владельцы мульков (букв,
«собственность, владение») и мадад-и мааш. Среди них было много представителей
мусульманского духовенства. Они стремились идентифицировать себя с местными за-миндарами,
с которыми имели весьма тесные социальные связи и общие интересы, что существенно ослабляло
имперскую власть на локальном уровне. С религиозными политическими структурами все более
связывали себя и представители торгового капитала, лишавшие своей поддержки центральную
власть. Многие из них благодаря широко распространявшейся практике откупа налогов (иджара)
и авансирования землевладельцев приобретали нередко права заминдари и приобщались таким
образом к феодальной эксплуатации и феодальной элите.
460
В первой половине XVIII в. стали очевидны и симптомы разложения джагирной системы,
являвшейся ранее основой имперской власти. Джа-гирдары все менее охотно выполняли свои
обязанности и все явственнее стремились превратить пожалованные им территории, с которых они
взимали в свою пользу налоги, в пожизненные или наследственные владения по образцу мульков
и заминдарских ватанов. Тенденция к подрыву служебного землевладения появилась еще в XVII
в., но лишь в первой половине XVIII в. принцип несменяемости джагирдара получает санкцию
центральной власти. Указ одного из марионеточных могольских падишахов, Рафи уд-Дараджата
(1719 г.), возведенного на трон братьями-сайидами, обязывал наместников провинций (субадаров)
и глав провинциальных фисков (диванов) всех областей государства утвердить «земли (махаллат)
джагирдаров», полученные ими в прежние времена, и «впредь не требовать санадов,
возобновляющих их права владения». Все пожалованные ранее «джагиры, должности,
содержание» утверждались указом Мухаммад-шаха: чиновникам предписывалось не затруднять
пожалованных лиц требованием обновления рескриптов (санадов) для подтверждения их прав.
Разложение джагирной системы усиливалось благодаря развитию провинциальной автономии.
Ослаблением имперской власти пользовались, насколько это было возможно, могольские
наместники-субадары. В стремлении превратиться в независимых наследственных правителей они
опирались на местную землевладельческую знать.
Субадары Ауда — перс Саад-хан, более известный под почетным именем Бурхан уль-мульк, и
сменивший его на этом посту в 1740 г. его зять и племянник Сафдар Джанг целеустремленно, шаг
за шагом, расширяли сферу своей компетенции в этой области, некогда являвшейся «бастионом»
могольских падишахов. Они добились от слабых правителей Дели права самим назначать и