Алаев Л.Б., Ашрафян К.З., Иванов Н.И. (отв. ред.) История Востока. В 6 т. Том 3. Восток на рубеже средневековья и нового времени. XVI-XVIII вв
Подождите немного. Документ загружается.
более 10 тыс. человек. В этом же бою погиб командующий флотом Ли Сунсин, военное
мастерство и героизм которого снискали ему заслуженную славу у современников и потомков.
Имджинская война причинила Корее колоссальный ущерб. В 1611г., через 13 лет после ее
окончания, пахотный фонд страны все еще не достиг трети довоенного. В наиболее пострадавших
южных провинциях обрабатывалось тогда немногим более четверти прежнего количества земли. В
зоне боевых действий было уничтожено большинство запасов семян и орудий труда, истреблен
скот, разрушена оросительная система. Пришло в упадок ремесленное производство: многих
мастеров, особенно по керамике и фарфору, насильно увезли в Японию. Резко сократилась тор-
говля. Война и сопутствовавшие ей голод и эпидемии сделали некоторые уезды почти
безлюдными. Даже в 20-е годы XVII в. население Кореи оставалось на 15% меньше довоенного.
Понадобились гигантские усилия нескольких поколений, чтобы преодолеть последствия войны.
Властям пришлось с этой целью возродить традиционную для феодальной Кореи политику
«поощрения земледелия». В основные земледельческие районы направлялись специальные
чиновники с задачей собрать беженцев и вернуть их на прежние земли. Крестьян ссужали
семенным зерном из государственных запасов, наделяли орудиями труда. Общими усилиями
восстанавливались оросительные сооружения. Местные начальники, сумевшие привлечь в свои
уезды больше людей, лучше организовать распашку заброшенных земель, поощрялись наградами,
продвижением по службе.
Меры хозяйственного возрождения осуществлялись при сохранении прежней системы
эксплуатации. Ее даже пополнили новым налогом — самсуми (2 ту с каждого кёль). Введенный в
годы войны под предлогом обеспечения упомянутых трех родов войск (отсюда его название —
«зерно для воинов трех категорий»), он взимался вплоть до конца XIX в. Вместе с тем
послевоенная разруха наконец-то заставила правительство прислушаться к давним протестам
против натуральной подати. Вместо нее в 1608 г. учредили зерновой налог «заменный рис»
(тэдонми) в размере 16 ту с каждого кёль (из них 10 шли в центральную казну, 6 — местным
властям). Сразу отказаться от подати было нелегко, поэтому введение зернового налога
растянулось на столетие. Несмотря на высокую ставку, для крестьян он все же был
предпочтительнее, чем прежние подати. Впрочем, последние не были отменены совсем, ведь еще
оставались «подношения государю», достигавшие по-прежнему больших размеров.
Тяжелая обстановка в стране неоднократно вызывала народные волнения, самые крупные
произошли в 1623 г. Не считаясь с объективными трудностями, правящая верхушка вновь
развернула борьбу за власть. Едва закончилась война, как господствовавшая при дворе партия
«северных» раскололась на две враждующие фракции. Длительные столкновения между ними,
происходившие на фоне усиления недовольства народа своим положением, привели к тому, что их
давние конкуренты •—
329
«западники» устроили в 1623 г. вооруженный переворот. Но стоило им только захватить власть,
как в их среде также обострились противоречия. Один из вожаков партии «западников», Ли Гваль,
назначенный командовать войсками провинции Пхёнан, домогавшийся первых ролей в прави-
тельстве, в 1624 г. поднял мятеж. С 12-тысячной армией он двинулся на столицу и даже захватил
ее, но был вскоре разгромлен.
Между тем над Кореей, еще не оправившейся от Имджинской войны, нависла новая угроза, на
этот раз с северо-запада. Сложившееся к началу XVII в. государство маньчжуров (так стали
именовать себя чжурчжэни) с 1618 г. приступило к завоеванию Китая. По требованию минских
властей в 1619 г. Корея отправила на Ляодун 13 тыс. своих воинов на помощь китайской армии.
Постигшая тут Корею крупная неудача вынудила ее впоследствии придерживаться нейтралитета в
маньчжуро-китайском конфликте. Когда к власти пришли «западники», они слишком явно
изъявляли симпатии к Минской династии, прекратив всякие отношения с маньчжурами. Такая их
позиция раздражала маньчжурских правителей, не желавших терпеть минских союзников у себя в
тылу.
В самом начале 1627 г. 30-тысячное маньчжурское войско внезапно перешло по льду Амноккан и
вторглось в Корею. Преодолевая отчаянное сопротивление гарнизонов и населения встречавшихся
на пути крепостей, маньчжуры овладели Пхеньяном и двинулись к Сеулу, но на полпути к нему
вынуждены были остановиться. Их задержали бесконечные стычки с отрядами народного
ополчения, а также трудные условия, в которых они оказались: при приближении захватчиков
население разбегалось, заранее укрывая продовольствие и фураж. Возглавлявший поход сын
маньчжурского правителя Абахая (Тайцзуна) Амин предпочел в такой обстановке предложить
мир. Ван Инджо и его приближенные, по старой традиции укрывшиеся от опасности на о-ве
Канхвадо, согласились с ним. «Братский союз» Кореи с маньчжурами предусматривал вывод их
войск, отказ Кореи от помощи Китаю, ежегодный обмен посольствами, взаимную пограничную
торговлю.
Корейско-маньчжурский «братский союз» был вынужденным и потому сохранялся сравнительно
недолго. После его подписания завоеватели пытались остаться на северных корейских землях и
ушли только под давлением отрядов народного ополчения. Но и впоследствии они совершали
набеги на приграничные районы, грабили население; воюя с Китаем, требовали поставок
продовольствия, военных кораблей, судостроителей. Все это вызывало возмущение в Корее. В
такой обстановке ван Инджо отказался принять послов, прибывших с требованием признать
вассальную зависимость Кореи от провозглашенной маньчжурами в 1636 г. Цинской империи.
Естественно, что этот шаг не мог остаться без последствий.
В последние дни 1636 г. в Корею вступила 100-тысячная маньчжурская армия под командованием
самого императора Тайцзуна. Обходя хорошо укрепленные крепости, она устремилась прямо к
Сеулу. Ван Инджо переправил на о-в Канхвадо свою семью и семьи знати, но сам уехать туда не
успел: все дороги перекрыли маньчжуры. Вместе с наследником и группой придворных он
укрылся в горной крепости Намхан
330
к югу от Сеула, где размещался небольшой гарнизон и имелись 50-дневные запасы
продовольствия. Несколько недель защитники Намхана, отрезанные от остальной страны,
мужественно отбивали атаки численно превосходящего противника. Исход обороны решили не
боевые действия, а пришедшие в крепость вести о том, что маньчжуры сумели перебраться на
Канхвадо и захватили семьи вана и сановников. Узнав об этом, Инджо после некоторых колебаний
решил капитулировать.
Условия мира 1637 г. были теперь для Кореи значительно более тяжелыми. Ван признавал себя
вассалом Цинской империи, подтверждая это отправкой заложников (в том числе двух своих
сыновей), разорвал все связи с Минской династией, казнил по требованию маньчжуров трех
придворных, сопротивлявшихся капитуляции. Корея обязалась помогать маньчжурам в
завоевании Китая (поставками продовольствия и кораблей), ежегодно отправлять им четыре
посольства с большой данью (золото, дорогие ткани и пр.). Унизительный мир вызвал негодование
в Корее. Даже после его подписания в некоторых местах отряды народного ополчения продолжали
нападать на маньчжуров. Среди высших чиновников теплилась надежда на помощь Минской
династии, по этому поводу с ней велись секретные переговоры. По настоянию маньчжуров восемь
их участников были казнены. Утвердив в 1644 г. свое господство над всем Китаем, Цинская
династия ради умиротворения Кореи в 1645 г. сократила число ее посольств с данью до одного. Но
и после этого антиманьчжурские настроения в Корее не ослабевали. Вступивший на престол в
1649 г. ван Хёджон, долгое время являвшийся заложником при цинском дворе, начал даже
приготовления к «походу на север», но из-за тяжелого положения в стране вынужден был оставить
мысли о реванше. В 1654 и 1658 гг. Корее пришлось участвовать в борьбе цинских войск с
русскими на Амуре, послав туда отряды отборных стрелков.
Маньчжурские нашествия по масштабам разрушений уступали Имд-жинской войне, но они
принесли Корее немало бед, затормозив ее социально-экономическое возрождение. Столь грозные
проявления внешней опасности, от которой и впредь не было гарантий, породили у корейского
правительства иллюзию, что можно сохранить страну и свое господство над ней, отгородившись
от остального мира. С этой целью населению под страхом смерти запрещалось вступать в
контакты с иностранцами; с побережья выселили жителей и расставили там посты, следившие за
тем, чтобы к корейским берегам не подходили иностранные корабли; на верфях не разрешалось
строить суда дальнего плавания, рыбакам — уходить далеко в море. С XVII в. за Кореей надолго
укрепились названия «страна-отшельник», «запретная страна». Естественно, что полностью
порвать связи с внешним миром было невозможно. Тем не менее политика изоляции (со временем
ее, вероятно, усилили доходившие сюда сведения о европейской колониальной экспансии,
затронувшей уже Восточную Азию) в целом неблагоприятно сказалась на всех аспектах развития
Кореи.
Ликвидация последствий маньчжурских нашествий потребовала от властей дополнительных мер
для «поощрения земледелия». В Монголии
331
закупили партию домашнего скота, распределив его в наиболее пострадавших уездах. Вновь
проводилась выдача крестьянам ссуд семенным зерном. В Сеуле учредили специальное
ведомство, отвечавшее за строительство и ремонт дамб, плотин, различных оросительных
сооружений. Главные усилия направлялись на восстановление пахотного фонда. К 1639 г. он
насчитывал уже 1300 тыс. кёль, в 1719 г. — 1395 тыс. Это меньше, чем до начала Имджинской
войны, но скорее всего приведенные официальные данные не отражали истинного положения дел
(из-за непорядков в учете, злоупотреблений и всякого рода махинаций с государственным
реестром и т.д.). Сведения хроник о распашке крестьянами целины и даже пастбищ, повсеместном
распространении «огненных полей» (участков подсечного земледелия) позволяют думать, что на
рубеже XVII—XVIII вв. земельный фонд Кореи был больше формально зарегистрированного.
Гигантский труд корейского народа, более активное внимание властей к хозяйственным нуждам,
наступивший длительный мир обусловили определенный подъем экономики Кореи. Всеобщее
применение в XVII в. получила высадка на поливных землях рисовой рассады, повысившая
урожайность этой важнейшей культуры. Крупным достижением стало разведение женьшеня
(основной центр — район Кэсона), создание пригодного для этого особого сорта («красный
женьшень»). Вошли в употребление заимствованные у соседей новые огородные растения: томат,
табак, перец, тыква. Увеличилось производство технических культур: хлопка, конопли, китайской
крапивы (рами). Расширились посадки тутового, лакового и бумажного деревьев. Велись большие
работы по разведению фруктовых садов, сохранению и расширению лесонасаждений.
Соответствующие сдвиги произошли и в других отраслях хозяйства. Возродилось и окрепло
ремесло: изготовление разнообразных тканей, фарфора, керамической и металлической посуды,
письменных принадлежностей, бумаги и пр. Практически заново воссоздавалось уничтоженное в
годы Имджинской войны книгопечатание: в середине XVII в. корейские мастера отлили несколько
сот тысяч наборных знаков. Увеличилось производство орудий труда, оружия (в том числе
огнестрельного), развивались судостроение, солеварение, рыболовство, заготовка морепродуктов.
Производственные потребности вызвали подъем горного промысла. В больших количествах
добывалась руда и выплавлялось железо. Двухвековой запрет на добычу серебра был снят, и к
концу XVII в. серебряные рудники имелись в 68 уездах (в них попутно получали свинец).
Добывалось также некоторое количество золота. В целом промышленное производство велось по-
прежнему на низком техническом уровне, но во многих его видах углублялась специализация,
появлялись отдельные новшества в технологии.
Несколько оживилась также внутренняя и внешняя торговля. Ее стимулировали как рост
городского населения (в Сеуле, например, по официальным данным, число жителей увеличилось с
80,5 тыс. в 1657 г. до 185,8 тыс. в 1717 г.), активизация различных отраслей хозяйства, так и
периодически случавшиеся неурожаи и голод (в 1670—1671 гг. от голода
332
погибло около 1 млн. человек). Как и прежде, купля-продажа осуществлялась в основном
торговыми фирмами (сиджон), которые действовали по поручению казны и имели монопольные
права. Количество принадлежавших им лавок увеличилось, они появлялись в уездных центрах и
даже в крупных селах. Однако все более сильную конкуренцию им составляли не связанные с
фирмами частные купцы, доставлявшие товары преимущественно по рекам, а также
многочисленные «сидячие» и странствующие торговцы. Продолжала расширяться сеть местных
рынков.
Курс на изоляцию Кореи не отменял внешней торговли, лишь ставил ее под жесткий контроль
властей. Урегулирование отношений с соседями, позитивные процессы в корейской экономике
обусловили некоторый рост внешних связей. Главным торговым партнером Кореи оставался
Китай. Возобновленный при Цинах регулярный обмен посольствами был одновременно обменом
крупными купеческими караванами, которые по прибытии в Пекин или Сеул несколько недель
вели куплю-продажу в специально отведенных местах. Наряду с этим в XVII в. зародилась
корейско-китайская пограничная торговля. Велась она на трех рынках: два располагались возле
Ыйджу (один — на китайской территории, другой — на островке посреди Амноккана), третий — у
г. Хверён на Тумангане. Периодичность и продолжительность функционирования рынков была
разной, но на всех наблюдалась интенсификация торговых сделок. Как и во внутренней торговле,
частные купцы из Сеула, Кэсона и других городов неуклонно теснили здесь старые фирмы,
представлявшие интересы казны. То же самое происходило в торговле с Японией,
восстановленной с 1609 г. Вместо прежних трех портов был открыт для нее только Пусан.
Первоначально сюда допускалось не более 20 японских торговых судов в год, в 1635 г. квоту
увеличили до 23. Помимо этого в Корею прибывали посольства с Цусимы, сопровождаемые груп-
пами купцов. Рынок для торговли с японцами устраивался сначала три, а с 1610 г. — шесть раз в
месяц.
Новым явлением экономической жизни Кореи, отражавшим нарастание в ней товарно-денежных
отношений, стало употребление в качестве денег медных монет. Вопрос о необходимости их
введения для нужд торговли обсуждался при дворе с 1603 г. Дважды делались попытки ор-
ганизовать их производство и распространение, но оба раза все мероприятия срывались из-за
маньчжурских нашествий. В середине XVII в. завезли из Китая большую партию монет; некоторое
их количество отлили корейские мастера. Однако монеты получили тогда ограниченное хождение,
преимущественно в примыкавших к Сеулу и Кэсону относительно развитых районах. Лишь с 1678
г. монетное дело в Корее приняло более или менее устойчивый характер, началось постепенное
расширение сферы применения медных денег. Их внедрение происходило медленно, и
натуральные деньги еще долго сохраняли преобладающее положение, особенно на окраинах.
Длительный период войн и разрухи способствовал дальнейшему ослаблению позиций государства
в аграрной сфере и росту частного феодального землевладения, в первую очередь крупного.
Ведомство ванского
333
имущества Нэсуса только в западной провинции Хванхэ в 1662 г. контролировало земли в 92
местах, причем одно из его владений имело 70 ли в окружности. Ведущее место в системе
земельной собственности с конца XVI в. заняли дворцовые земли (кунбанджон), принадлежавшие
членам семьи и родственникам вана, и ведомственные земли (амун тунджон), находившиеся в
распоряжении чиновной верхушки. Приобретались они разными путями, но чаще всего
посредством насилия. Как сообщалось в одном из докладов вану в 1659 г., «даже в окрестностях
Сеула земли в большинстве своем захвачены дворцами. Они захватывают целые горы и равнины и
ставят там межевые знаки». В сходных масштабах и теми же способами увеличились владения
ведомств. Дворцовые и ведомственные земли изымались из налогообложения, отчего страдала
казна. Стремясь приглушить всеобщее недовольство, ван Сукчон объявил в 1690 г. о прекращении
земельных пожалований своей родне, заменив их выдачей больших сумм денег (до 500 тыс.
медных монет) на покупку земли. Впрочем, члены правящего дома добились возобновления
ванских пожалований.
Продолжали шириться и другие из названных выше категорий земельной собственности. В
частности, это происходило с владениями конфуцианских «храмов славы». К началу XVIII в. их
уже стало 592, из них 232 получили наделы в дар от вана. Гораздо существеннее для «храмов
славы» были многочисленные частные пожертвования, зачастую включавшие землю. Видимо, не
случайно
2
/з
всех
храмов находилось в южных провинциях страны — основном районе частного
феодального землевладения. Наиболее динамично, однако, росла собственность местных богачей
— тхохо, отличавшихся крайней бесцеремонностью и стяжательством. Еще в 1603 г. в одной из
петиций вану Сонджо сообщалось: «После войны потеряны земельные списки. Нарушая
законность, тхохо захватывают обширные земли. Бедные люди лишаются работы». Со временем
объектами их присвоения стали также лесные участки, места рыбной ловли и даже общественные
кладбища, за пользование которыми они требовали высокую плату.
Обогащение одной части господствующего класса сочеталось с обнищанием другой,
преимущественно средних и низших его слоев, имевших меньше возможностей выстоять в
трудных военных и послевоенных условиях. В попытке оградить их интересы, а заодно и умерить
аппетиты знати часть чиновников предложила возродить в Корее систему служебных наделов
(чикчон). Дискуссии об этом с 1660 г. неоднократно возникали при дворе, но всякий раз кончались
безрезультатно из-за нежелания ванов покушаться на владения сородичей. Сторонникам возврата
к служебным наделам все же удалось в 1688 г. вырвать у Сукчона согласие на их предложение, но
оно осталось только на словах. Очередная попытка ограничить произвол и хаос в сфере
отношений земельной собственности также не принесла успеха.
В такой обстановке естественным было усиление в Корее социальных противоречий.
Периодически происходили выступления крестьян и городской бедноты против поборов и
своеволия чиновников и землевла-
334
дельцев. Масштабы и острота выступлений особенно возрастали в пору неурожаев и голода. В
тяжелейшем с этой точки зрения 1671 году народные волнения прокатились по всей стране.
Власти жестоко расправились с их участниками.
Приготовления к несостоявшемуся реваншу у маньчжурских завоевателей несколько ослабили
распри в правящей верхушке Кореи. Но с конца 50-х годов XVII в., когда пришлось отказаться от
«похода на север», возобновились прежние междоусобицы. Правившая в то время страной
«западная» партия в 1674 г. была отстранена от власти. Пришедшие ей на смену «южане» вскоре
погрязли в собственных противоречиях, и в 1680 г. их свергла «западная» партия. Последняя
также затем разделилась на «стариков» — высших сановников из числа крупных конфуцианских
деятелей — и «молодых», выражавших интересы рвавшейся к власти чиновной молодежи.
Разногласия между ними позволили «южанам» в 1689 г. вернуть бразды правления, казнив при
этом более 80 своих противников. Однако их триумф был недолгим: в 1694 г. ван Сук-чон передал
власть лидерам «молодых». С тех пор на многие годы стержнем политической жизни
господствующего класса Кореи стало противоборство партий «молодых» и «стариков».
Тяжкие невзгоды, обрушившиеся на Корею в XVI—XVII вв., нанесли большой ущерб корейской
культуре, но не остановили ее развитие. Как и прежде, оно определялось растущими
потребностями общества, огромным творческим потенциалом корейского народа и
характеризовалось существенным продвижением по многим направлениям. Указанный период
знаменателен началом знакомства корейцев с европейской культурой. В XVII в. корейские послы
и сопровождавшие их лица неоднократно привозили из Китая появившиеся там труды
европейских ученых, географические карты, образцы оружия, подзорные трубы, часы и др.
Состоялись также первые непосредственные контакты с европейцами. В 1628 г. в Корее оказались
три голландских моряка, потерпевших кораблекрушение. К ним отнеслись благожелательно и
даже приняли на службу (поручили обучать солдат обращению с огнестрельным оружием). В 1653
г. на корейском берегу высадились более 30 голландских моряков, спасшихся от
кораблекрушения. В течение 13 лет, проведенных ими в Корее, они делились своими знаниями по
военному делу, мореходству и т.д. Не преувеличивая значения этих контактов с европейцами, все
же следует отметить, что благодаря им несколько расширился кругозор образованной части
корейского общества, прежде ограниченный общением только с Китаем и Японией.
В XVI—XVII вв. техническая мысль Кореи по-прежнему не стояла на месте. Своеобразием
времени обусловлено то, что известны в основном новинки военного характера: «корабль-
черепаха», «огневая колесница», фугасы для подрыва крепостных стен, разрывные снаряды,
забрасываемые внутрь осажденных крепостей. Корейские оружейники изготовили тысячи
мушкетов, медных пушек разного калибра, большое количество боеприпасов. Их мушкеты
пользовались спросом в Китае. Там проявляли интерес не только к изделиям, но и к технологии
производства в- Ко-
335
рее огнестрельного и холодного оружия, высших сортов шелка, бумаги, узорчатых циновок и т.д.
Считается, что корейские мастера, вывезенные в годы Имджинской войны, предопределили
подъем производства в Японии бумаги и особенно фарфора.
Ученые Кореи создали ряд крупных трудов по различным отраслям знания. Среди них выделялась
обширная (25 книг) «Тоный погам» («Сокровищница восточной медицины»). Ее автор Хо Джун,
проанализировав более 500 корейских и китайских медицинских трактатов, составил в 1610 г.
систематизированный свод сведений об известных тогда болезнях и способах их лечения, ставший
пособием для нескольких поколений корейских лекарей. Многочисленные новые данные о своей
стране, накопленные с конца XV в., позволили группе ученых (Ли Хэн, Юн Ынбо, Син Гондже и
др.) значительно расширить и уточнить изданный ранее обобщающий труд по географии Кореи. В
1530 г. они опубликовали «Синджын тонгук ёджи сыннам» («Новое, дополненное описание
корейской земли и ее достопримечательностей») в 55 книгах, содержащее разнообразную
информацию о каждом уезде. Его переиздали в 1609 г. Понадобилась большая работа для
восстановления по единственному уцелевшему в ходе Имджинской войны экземпляру «Лиджо
сил-лок» хроники правившей в Корее династии Ли. В 1603—1606 гг. заново отпечатали 804 тома,
освещавших период 1392—1592 гг. Все они, как и хроники последующих ванов, хранились в
нескольких местах, чтобы таким образом сберечь их для истории.
Дальнейшее развитие получила борьба двух основных течений в философии. Зародившуюся еще в
XV в. материалистическую концепцию сформулировал и отстаивал Со Гёндок (Хвадам*, 1489—
1546), взгляды которого подверглись нападкам сторонников ортодоксального неоконфуцианства,
господствовавшего в корейской идеологии. Ведущие позиции в их среде занимал Ли Хван (Тхвеге,
1501—1570), утверждавший незыблемость постулатов идеализма и отвергавший любую критику
учения Чжу Си. Крупный конфуцианский ученый и государственный деятель Ли И (Юльгок,
1536—1584) пытался сочетать идеалистическое мышление с элементами стихийного
материализма, подчинить теоретические суждения насущным запросам общества. Но в идеологии
и политике преобладали воззрения последователей Ли Хвана. Их нетерпимость к инакомыслию
усилилась после завоевания Китая маньчжурами, когда в Корее стали считать свою страну
единственным хранителем истинного конфуцианства. Воинственный догматизм привел к тому,
что это учение утрачивало изначально присущие ему рациональные черты и все более замыкалось
в рамках пустой схоластики.
Между тем страна нуждалась в осмыслении происходивших в ней противоречивых процессов,
поиске путей решения назревших проблем. Потребности общественного прогресса породили на
рубеже XVI—XVII вв. идейное течение сирхак («реальные науки»), представлявшее в течение
двух столетий все передовое в корейской культуре. Его сторонники, как
* Здесь и далее в скобках приводятся литературные псевдонимы.
336
правило, были образованнейшими людьми своего времени, впитавшими все богатства опыта и
знаний, накопленных Кореей и ее соседями. В отличие от официальных идеологов, занимавшихся
в основном бесплодным комментированием конфуцианских канонов, они делали упор
(подчеркнув это названием своего идейного направления) на практически полезные изыскания в
различных отраслях науки. В центре их внимания находились злободневные вопросы положения
страны, забота об улучшении жизни народа, выработка рекомендаций властям о проведении
необходимых преобразований. Все это обычно сопровождалось критическим анализом
существовавших теорий и конкретной действительности, что требовало немало личного мужества.
Основоположником сирхак считается Ли Сугван (Чибон, 1563—1628). Трижды посетив в составе
корейских посольств Китай, он ознакомился там с трудами европейских и китайских ученых,
привез многие из них на родину. Полученные сведения и свои взгляды по разным аспектам жизни
корейского и других народов Ли Сугван изложил в 1614 г. в «Чибон юсоль» («Рассуждения
Чибона»). Выступая в этом произведении против курса на изоляцию Кореи, он высказывался за
широкое восприятие всего нового и полезного, что имеется в других странах. Вместе с тем он
критиковал традиционное для верхушки корейского общества слепое преклонение перед Китаем.
Ли Сугван осуждал междоусобицы придворных «партий», выражал сочувствие простому народу,
подчеркивая его решающую роль в успешном для Кореи исходе Имджинской войны. Избранная
им методика исследования научных проблем (критический подход к распространенным
представлениям, объективное сравнение реалий Кореи и других стран, выдвижение
конструктивных предложений) была унаследована и развита несколькими поколениями деятелей
сирхак.
Среди ближайших последователей Ли Сугвана наиболее значительным был Лю Хёнвон (Панге,
1622—1673). Довольно рано отказавшись от чиновной карьеры в столице, он провел основную
часть жизни в одной из деревень провинции Чолла, посвятив себя научным занятиям. Важнейшее
из его произведений — «Панге сурок» («Записки Панге») — содержит первые в истории сирхак
проекты реформ в экономике, политике, военном деле, просвещении, конкретные идеи о развитии
в Корее земледелия, ремесла, торговли, денежной системы, об улучшении многих сторон
деятельности государства. Центральное место отводилось земельной реформе, которая, по
замыслу автора, должна была обеспечить равномерное наделение землей крестьян, резко
ограничить крупную собственность. Предусматривались также меры по устранению социального
неравенства (ликвидация крепостничества, отмена экзаменов на чин и выдвижение людей только в
зависимости от их способностей и т.д.). Предложенные Лю Хёнвоном преобразования отвечали
действительным нуждам общества и потому обрели немало приверженцев в образованной среде,
но не нашли отклика в правящих кругах.
В литературе и искусстве Кореи также происходили позитивные процессы: росло жанровое
многообразие и стремление к реалистичному
337
отображению окружающего мира, повысилось внимание к своей стране, ее природе и людям,
ослабевало распространенное прежде следование китайским образцам. Наряду с традиционной
тематикой заметное место в литературе заняла Имджинская война. Известными поэтами были Чон
Чхоль (1537-1594), Лим Дже (1549-1584), Пак Инно (1561-1642), Квон Пхиль (1569—1612), Юн
Сондо (1587—1671) и др., а также упоминавшиеся выше философы Ли Хван, Ли И. В прозе на
первый план выдвинулись повесть и роман. Крупнейшими писателями являлись Хо Гюн (1569—
1618) — создатель «Повести о Хон Гильдоне», благородном разбойнике, и Ким Манджун (1637—
1692) — автор повести «Скитания госпожи Са по Югу» и романа «Облачный сон девяти». Своей
повестью «Мышь под судом» Лим Дже положил начало сатирической прозе. Еще один новый
жанр — военное повествование, первый образец которого — анонимное сочинение XVII в.
«Имджинская хроника».
Соответствующие изменения претерпевали музыкальная культура (возрос интерес музыкантов к
народным мелодиям, городскому фольклору), театр масок и театр марионеток (бродячие труппы
исполняли пьесы безымянных авторов, преимущественно сатирического характера). В тра-
диционных видах живописи (изображение растений, животных, птиц) выделялись Хван Джипчун
(род. в 1533 г.), Ли Джон (род. в 1541 г.), О Моннён (род. в 1566 г.) и др. Новое в архитектуре XVI
в. связано в основном со строительством многочисленных «храмов славы» (некоторые из них
отличались изяществом форм). Имджинская война и маньчжурские нашествия потребовали
больших реставрационных работ. Несмотря на это, в XVII в. были сооружены конфуцианские
храмы в Сеуле и Кэсоне, беседки, павильоны и ряд других зданий в Канге, Чинджу, Пхеньяне.
Глава 18
МАНЬЧЖУРСКОЕ ЗАВОЕВАНИЕ КИТАЯ
В середине XVII в. империя Мин вступила в стадию экономического социального и
политического кризиса. Он сопровождался не только победным шествием Крестьянской
войны 1628-1647 гг., но и начавшейся утратой китайских территорий, переходивших под
власть иноземных завоевателей. Ко времени вступления повстанцев Ли Цзычэна в Пекин
империя Мин утратила о-в Тайвань. В 1641-1642 гг. он был захвачен Нидерландской Ост-
Индской компанией. В 1621 г. войска маньчжурского хана Нурхаци, главы ханства Цзинь,
завоевали Ляодун в Южной Маньчжурии. Его сын Абахай провозгласил себя в 1636 г.
императором государства Цин. В 1641 г. цинские военачальники присоединили к последнему
и Ляоси. Цинская империя простерла свои владения практически вплоть до Великой стены,
став серьезной угрозой империи Мин и повстанческому государству Да Шунь.
Положение в маньчжурском государстве к весне 1644 г. осложнилось Ьще в сентябре 1643 г.
умер Абахай - бывший хан. На трон был возве-?Г2м
еГ
°и£
ЫН
'
пятилетний
ФУЛИНЬ, правивший под
девизом Шуньчжи (1544—1661). Князья Доргонь и Цзиргалан — его родственники и сопер-
ники в борьбе за престол - стали равными по званию принцами-регентами. Талантливый
полководец и волевой, умный политик Доргонь (Жуй ван) вскоре забрал себе основные
рычаги власти, а в 1644 г. понизил соперника до звания «регент-помощник», став
фактическим правителем государства. В отличие от Китая, где царили раздробленность и
внутренняя борьба в обществе и правящей верхушке, цинский лагерь сохранил единство.
Минскую империю с севера, у Великой стены, прикрывала «Восточная армия» У Саньгуя.
Под командованием этого опытного военачальника к 1644 г. насчитывалось до 120 тыс.
отборных строевых солдат воинов-поселенцев, наемников-пехотинцев и конницы. Лагерь У
Саньгуя с центром в крепости Шаньхайгуань полнился бежавшими из столицы и других мест
минскими солдатами, военачальниками, чиновниками шэньши и землевладельцами,
толкавшими полководца на разгром повстанческой власти Да Шунь. Желая избежать
кровопролития, совет повстанческих вождей в Пекине предложил У Саньгую признать новую
власть и династию государства Да Шунь. Авангард повстанцев вплотную подошел к
Шаньхайгуаню. Здесь У Саньгуй наголову разгромил двадцатитысячное войско Тан Туна и
Бай Гуанэна, посланное из Пекина.
В середине мая Ли Цзычэн со своими основными силами двинулся против У Саньгуя,
овладевая по маршруту следования городами и крепостями. В ответ на это У Саньгуй стал
спешно набирать новых солдат и вступил в переговоры с маньчжурами о взаимопомощи и
союзе. Напуган-
340
ный приближением армии Ли Цзычэна, минский полководец сам примчался в ставку Доргоня.
Его встретили как желанного союзника. К этому времени крестьянская армия уже потеснила и
разгромила заслон, выставленный У Саныуем, а повстанческий авангард окольным путем
проник за Великую стену. Здесь, у прохода Ипяньши, Доргонь крупными силами нанес ему
поражение, двинувшись после этого на Шань-хайгуань, к которому с юга уже подошли
основные силы Ли Цзычэна.
27 мая у Великой стены состоялось генеральное сражение. В нем участвовало до 400 тыс.
человек. Доргонь со «знаменными» войсками находился неподалеку. Он приказал У Саныую
бросить в бой все его силы, чтобы измотать крестьянскую армию. В решающий момент из-за
рядов армии У Саньгуя, огибая ее правый фланг, на поле появилась маньчжурская конница
Доргоня, стремительно врезавшаяся в боевые порядки повстанцев. Неожиданный и
сильнейший удар свежих сил многочисленной кавалерии смял ряды крестьянской армии.
После короткой схватки с маньчжурами она дрогнула, начала отходить и вскоре обратилась в
бегство. Только Лю Цзунминь во главе арьергарда прикрывал беспорядочное отступление,
сопровождавшееся большими потерями. Разбитая крестьянская армия отошла к Пекину.
После повторной коронации Ли Цзычэна, состоявшейся 3 июня, повстанцы в походном строю
и полном порядке покинули Пекин, а его жители ожидали вступления войск У Саньгуя. В
самый последний момент Доргонь не разрешил У Саньгую даже подойти к Пекину, а
приказал, обходя столицу, спешно преследовать армию Ли Цзычэна. Сам же регент с частью
«знаменных» войск без лишнего шума 6 июня проник в Запретный город, т.е. укрепленную
стеной дворцовую часть Внутреннего города — аристократического района Пекина.
С подходом новых «знаменных» войск маньчжуры установили власть над всей столицей,
стали скапливаться во Внутреннем городе, выселяя оттуда китайцев и усиливая повсюду
охрану. Всем жителям Пекина было приказано обрить головы и оставить косу на макушке,
что означало подданство государству Цин. Доргонь объявил, что столица последнего пе-
реносится в Пекин.
Через несколько месяцев Фулиня привезли в Пекин и 30 октября 1644 г. повторно
провозгласили императором. Доргонь объявил о благоволении к бывшим минским
чиновникам и военачальникам. Тем из них, кто признавал и поддерживал власть Цин,
давались чины и звания в новом государственном аппарате. Всех прочих призывали
поддержать новую династию в целях общей борьбы с повстанцами. Землевладельцам и
купечеству гарантировалась защита. Всем, кто раскается, покинет лагерь «разбойников» и
перестанет их поддерживать, было обещано прощение. Крестьянам обещали снижение
налогов. Сельскому и городскому населению маньчжурский регент сулил покой и порядок.
Эта гибкая политика и умелая пропаганда возымели успех в северных провинциях — зоне
Крестьянской войны 1628—1647 гг. По своей исконной религии Доргонь и его окружение
были шаманистами, однако с момента вторжения в Китай сразу же объявили себя рьяными
сторонниками
341
и защитниками конфуцианства, стремясь тем самым привлечь на свою сторону минских
чиновников, шэныпи, помещиков, интеллигенцию и простой народ.
Оставив Пекин, армия Ли Цзычэна двинулась на юго-запад с целью соединения со своими
частями, оставшимися в крупных городах столичной провинции и Шаньси. Войска У Саньгуя
и Шан Кэси, подкрепленные маньчжурской конницей князей Додо и Боло, неотступно
преследовали повстанцев, взяв Баодин. Около Чжэндина повстанцы дали преследователям
новое сражение. Ожесточенный бой длился два дня, обе стороны понесли большие потери,
был ранен сам Ли Цзычэн. Ни та ни другая сторона не одержали победы, оставшись стоять
друг против друга. Через некоторое время ночью повстанцы начали отход. Повернув резко на
запад в сторону гор Тайхан, крестьянская армия через перевал Гугу-ань вступила в
провинцию Шаньси.
Это послужило сигналом феодальным силам в Хэнани. Здесь чиновники, шэньши и помещики
с помощью помещичьих дружин, сельского ополчения и минских войск, посланных с юга,
разгромили местных повстанцев. В северных провинциях не только бывшая минская
бюрократия, шэньши, помещики, купцы и ростовщики, но и крестьянство и трудовой люд
городов были измучены длительной войной и разорением. Из-за этого армия Ли Цзычэна в
Шаньси не получила поддержки со стороны населения и понесла значительные потери. С
резким ухудшением положения начались раздоры в совете повстанческих вождей. Один из
них, Ли Синь, был убит из-за разногласий, некоторые командиры со своими частями
отделились от главных сил, другие скрылись. Ослабленная крестьянская армия оставила юг
Шаньси и через перевал Тунгуань перешла в соседнюю провинцию Шэньси, сделав своей
базой г. Сиань. Здесь повстанцы укрепились и резко увеличили численность войск. Ли Цзычэн
предпринял неудачную попытку договориться с Чжан Сяньчжу-ном — правителем Великого
Западного государства (Дасиго). Последний с титулом князь (вон) под девизом правления Да
Шунь создал повстанческую власть в Сычуани и враждовал с Ли Цзычэном. Между тем вой-
ска У Саньгуя и маньчжурская конница покорили провинцию Шаньси.
В целом завоевание Северного Китая происходило для государства Цин малой кровью.
Войска У Саньгуя, Шан Кэси и других полководцев-китайцев здесь встречали самое
благожелательное отношение, прежде всего со стороны чиновников, шэньши, помещиков и
вообще богатых людей. Помещичьи дружины, отряды сельской самообороны во главе с
землевладельцами и шэньши всячески помогали полководцам и «знаменным» войскам
бороться с «разбойниками» и наводить «порядок и спокойствие» в своих уездах, округах и
областях. Так была завоевана южная часть столичной провинции и большая часть Шаньдуна.
Тем не менее в Шаньдуне маньчжуры впервые столкнулись с партизанским движением,
охватившим затем частично Хэнань и Чжили. Повстанцы организовали свои отряды —
«войска из вязовых рощ».
С присоединением Северного Китая к империи Цин маньчжуры захватили громадные
пахотные площади — государственные земли ди-
343
настии Мин, а также земли помещиков и крестьян. Завоеватели либо просто сгоняли крестьян с их
участков, либо превращали их в краткосрочных арендаторов, крепостных, слуг или рабов. На
захваченных землях династия Цин создала свою систему казенного землевладения. Это были
прежде всего императорские (хуан чжуан), княжеские (цзунши чжуан), «восьми-знаменные» (баци
чжуан) и просто казенные поместья (гуан чжуан). Земли в этих поместьях обрабатывали