Париж: Новоселье, 1953. — 113 с.
Лирика Софии Прегель в известной степени продолжает традиции
русской дореволюционной поэзии. Здесь сильны и мотивы тихой,
"несложной" жизни, где самоварный дым, "домотканое" утро, а в нём
лепятся люди, и в тишине поют птицы. Ей чужд эксперимент, словесные
фейерверки, головокружительные рифмы, она не выбивается из
негромких голосов своих современниц - Аллы Головиной. Анны
Присмановой, Лидии Червинской. Критика отмечала пристрастие
поэтессы к строфе из пяти стихов, эффектных при чтении вслух,
оттеняющих пуанту. Многие стихи Прегель - зарисовки стран и городов
("Венеция", "Campo Santo", "Барселона". "Стамбул", "Принцевы
острова") - "разнообразие, похожее на растерянность" (Г. Адамович):
"По чужим, нелепо мощеным улицам / Я иду в глубокой летней тоске".
- писала она. «Отказ от всякой, хоть немного сомнительной высоты,
от пророческих утверждений о неизвестном, от игры в чужую или свою
славу, всегда легкомысленной и самодовольной < ... > такое
тусклое, суровое "terre á terre" - свойство нашего поколения,
одного из самых несчастливых < ... > Нашему поколению не
осталось ничего, кроме правдивой бесцельно-любознательной
скромности, кроме присматривания к жизни и к миру без надежды его
понять, кроме честных и скудных слов». - писал Ю. Фельзен (Письма о
Лермонтове // Числа. Париж. 1930—1931. Кн. 4. С. 75-76). Вл.
Ходасевич сравнивал поэзию Софии Прегель с живописью фламандской
школы. "Такое сравнение напрашивается само собой", - отмечал он
(Ходасевич Вл. Книги и люди // Возрождение. 1935. .М> 3704.
25 июля). [Л. Грановская]
25 июля). [Л. Грановская]