М.: Советская Россия. — М.: 1965. — 219 с., ил.
В центре предлагаемого вашему вниманию романа «Белые и черные» –
образ великого русского шахматиста Александра Алехина. Человек
единой цели, очень собранный, отрешенный от всего, кроме шахмат,
могучий духом и одинокий в своей трудной борьбе за шахматную
корону, Алехин со страниц романа вырастает в огромную трагическую
фигуру. Его одновременно и жаль, но им и гордишься как неукротимым
воплощением русского характера. Автор объективно, в сдержанной
манере рисует нелегкую судьбу величайшего шахматного гения, большую
часть своей жизни прожившего на чужбине и всей душой тянувшегося к
Родине.
С судьбой Алехина переплетаются драматические судьбы двух других шахматных гениев: Эммануила Ласкера и Хосе Капабланки, а также писателя Александра Куприна. Перед читателем проходит увлекательная личная жизнь этих людей, запоминающиеся образы «белых» и «черных» женщин, так или иначе связанных с героями романа, действие которого развертывается во многих странах мира.
Кроме живых героев, в романе ощутимо и незримо присутствуют и действуют шахматы – «белые и черные». Человек, имеющий о них даже смутное представление, невольно будет втянут в нелегкую, сложную жизнь признанных и непризнанных шахматных корифеев и начнет следить за передвижением фигурок на доске с такой заинтересованностью и вниманием, как будто бы на этой доске решается его собственная судьба.
С судьбой Алехина переплетаются драматические судьбы двух других шахматных гениев: Эммануила Ласкера и Хосе Капабланки, а также писателя Александра Куприна. Перед читателем проходит увлекательная личная жизнь этих людей, запоминающиеся образы «белых» и «черных» женщин, так или иначе связанных с героями романа, действие которого развертывается во многих странах мира.
Кроме живых героев, в романе ощутимо и незримо присутствуют и действуют шахматы – «белые и черные». Человек, имеющий о них даже смутное представление, невольно будет втянут в нелегкую, сложную жизнь признанных и непризнанных шахматных корифеев и начнет следить за передвижением фигурок на доске с такой заинтересованностью и вниманием, как будто бы на этой доске решается его собственная судьба.