Юлия Ивановна Фаусек. Месяц в Риме в Домах детей Марии Монтессори
Подождите немного. Документ загружается.
перед шкафом и с удивительным вкусом для такого малыша украшающим мраморное
изваяние Мадонны принесенными кем-то цветами. Он был так погружен в свое занятие,
что не слышал даже, как вбежали дети в комнату и стали рассаживаться по местам.
Изабелла тихо подошла к ребенку, обняла его за плечи и шепнула, что пора сесть на
место. Чичино тотчас же повиновался, слез со стула, еще раз блестящими глазами
взглянул на свою работу и спросил Изабеллу: «Красиво?» — «О, очень!» – ответила
Изабелла и ласково погладила его по голове. Между ними самая нежная дружба, но
Изабелла во всем, не только в работе, но и в ласках относится к ребенку с большой
бережливостью и простотой. Она прикасается к его душе, как к драгоценному, но очень
нежному и еще не законченному инструменту, который слишком усиленными и
преждевременными упражнениями можно испортить навсегда. Я невольно подумала:
Какое счастье, что этот одаренный и нежный ребенок находится в руках Изабеллы,
которая дает ему свободу самопроизвольно развиваться, осторожно и посильно его
возрасту, выводя из затруднений на его духовном пути. Бог знает, что выйдет из него,
быть может, самый заурядный человек, а если нет, то до той поры, когда все способности
его души могут развернуться во всей полноте и возможности, он будет сохранен. Но этого
не было бы в том случае, если бы Чичино попал в руки усердной учительницы, которая
старалась бы изо всех сил обогатить его всевозможными сведениями, или если бы
родители мальчика ли в нем таланты.
Когда я шла в «Дом детей» на Виа Гиусти в последний раз, я купила на соседнем
цветочном рынке большой букет белых роз. Дети были в саду с Изабеллой. Я села и стала
ждать, держа букет на коленях. В комнату вошли зачем-то Тесла и Чичино. Тесла
стремительно бросилась ко мне. «Эти цветы для Мадонны, да, синьора?» – быстро
спросила она. Чичино припал лицом к розам, вдыхая их аромат. «Это — для Мадонны?»
— спросил он, поднимая голову. Я разделила букет пополам и отдала цветы детям.
«Отнесите розы сестре Изабелле, а она пусть отдаст их Мадонне». Текла помчалась в сад,
крепко прижимая к себе цветы. Чичино взял бережно букет, который его маленькие руки
обхватывали с трудом, и с благодарностью посмотрел на меня своими умными глазами. Я
не могла удержаться и поцеловала этого милого ребенка, образ которого навсегда остался
в моей памяти. Из сада доносились радостные восклицания и легкий шелест детских ног.
Я подошла к двери и любовалась детьми, собравшимися около маленького фонтанчика, в
котором они устраивали розы, чтобы сохранить их свежесть. Когда дети сели завтракать,
Изабелла спросила меня: «Это вы, синьора, принесли розы? Это бьшо настоящее
Провидение! Завтра у нас праздник Мадонны, и мы горевали, что у нас нет цветов, хотели
украшать Мадонну просто листьями, и вдруг сначала Тес1а, а потом Чичино принесли эти
чудесные розы».
Это был последний день моего посещения «Дома детей» на Виа Густи.
3. CAZA DEI BAMBINI на MONTE PINCIO
Группа зажиточных родителей, видя, какие блестящие результаты дает воспитание
маленьких детей по системе Монтессори, обратилась к ней с просьбой устроить «Дом
детей» и для их малышей. Монтессори охотно пошла и на эту просьбу, и в настоящее
время на холме Пинчио в верхнем этаже старого интересного римского дома,
принадлежащего городской полиции, помещается этот «Дом детей», детей-аристократов,
как называет их Анна Федели. Родители детей – адвокаты, крупные чиновники, богатые
коммерсанты, содержатели больших отелей. Плата до 200 лир в год за ребенка,
помесячно, причем, в первые месяцы платится дороже, чем в последующие. За завтраки
плата отдельная. При «Доме» есть каретка в одну лошадь, в которой прислуга из «Дома»
за особую плату ездит по утрам за детьми, живущими далеко, особенно в дурную погоду.
Каретка эта действует только по утрам. По окончании занятий родители или приходят
сами, или присылают за детьми. Я была свидетельницей, как утром такая каретка подвезла
к подъезду «Дома детей» целую группу ребятишек под предводительством высокой
молодой женщины, прислуги из.
«Дом детей» открыт в течение девяти месяцев: от начала октября до конца июня. Детей в
прошлом учебном году было немного более тридцати, при мне было их двадцать, так как
часть разъехалась уже на летние каникулы. Дети делятся на две группы: в первой
маленькие от 4-х лет до 6-ти, во второй 7-ми, 8-ми, есть даже двое девятилетних. Первую
группу ведет очень интеллигентная, образованная руководительница, ученица
Монтессори, Сигнора Велия Нери. Она производит очень хорошее впечатление и обладает
вполне монтессорскими качествами: спокойствием, с тихим голосом и отсутствием
многословия. Со второй группой большею частью занимается молоденькая учительница,
ведя детей, главным образом, по программе элементарных школ. Осенью большая часть
из них должна держать экзамены в различные школы.
Помещение состоит из нескольких комнат и кухни: самая большая для маленьких,
небольшая для старших, в которой дети только занимаются, затем столовая, умывальная и
шкафная. Изящная мебель – белая с узенькими голубыми бордюрами, полный
дидактический материал Монтессори, фортепиано, колокольчики Маккерони, Мадонна,
художественные картинки Гойа, терракотовая фигурка Пинокието, современного героя
маленьких италььянских детей, черные доски на стенах, группа растений в горшках с
прекрасной пальмой посередине, помещенная просто на полу недалеко от одного угла
комнаты, как в оранжерее, – вот обстановка большой комнаты.
В комнате для занятий со старшими только столы и стулья, шкаф для книг и детских
вещей, классная доска, несколько гравюр, стенной календарь, цветы на окне. Прекрасно
устроенная умывальная с низенькими столами, круглыми отверстиями для умывальных
чашек, маленькие кувшины дли I воды, полочки для щеток и мыла с колышками для
полотенец. В столовой – низенькие столы, приспособленные к росту детей, буфет для
посуды; стулья дети приносят из классных. Из дверей большой передней «Дома» по двум
низеньким ступенькам дети выходят прямо в парк Пинчио, где могут играть и бегать по
его великолепным широким аллеям. Кроме того, для них отведен маленький огороженный
участок земли, где под пинией и тенистым платаном дети располагаются, как хотят, и
делают, что хотят, в послеобеденные часы (от 1 до 3-х): одни просто играют, другие
выносят коврики и отдыхают или занимаются с дидактическим материалом.
В участке разбиты грядки с цветами и огородными овощами. Зимой время от половины
второго до трех и весной от девяти до десяти дети употребляют на уход за грядками.
Летом (май и июнь) поливать, окапывать, подчищать растения вследствие жары можно
только или рано утром (между шестью и семью) или вечером (между семью и восемью), а
потому плоды своего ухода (цветы и овощи) дети снимают в начале мая, и грядки до
осени пустуют.
Старшие дети собираются к 9-ти часам утра, младшие к 10-ти. Старшие до мая (от 9-ти до
10) работают на грядках. От 10-ти до 12-ти у младших занятия с дидактическим
материалом, старшие пишут, читают, считают.
Я была в «Доме детей» всего один день, и все мое внимание было обращено на маленьких.
Сигнора Велия Нери ведет занятия в духе Монтессори. На уроке тишины Нэри встала так,
что дети, когда она их вызывала шепотом, должны были пробираться мимо группы
растений. Каждый из них с улыбкой, на цыпочках осторожно, чтобы не задеть ни одного
листика, обходил растения, некоторые с ловкостью лавировали между цветочными
горшками. «Это развивает ловкость и осмотрительность», – сказала мне Нэри, видя, как я
любуюсь движениями детей.
Дети до 11 ч. 30 мин. были заняты материалом Монтессори, писали, читали билетики.
Один мальчуган лет шести, с красивым правильным серьезным лицом, отличался своей
грацией, точностью и работоспособностью. Его мать, настоящая римская аристократка,
отдавая его в «Дом», просила приучить ребенка к труду и самостоятельности, и он за два
года пребывания в «Доме детей» вполне оправдал ожидания матери. Если бы только и
дальнейшее его воспитание шло по тому же пути! Хорошенькая, нарядная, видимо, очень
избалованная девочка, всегда с надутыми губами, недовольная, ни на чем не могла
остановиться надолго, всем мешала, капризно спрашивала: «Что мне делать?» Она первый
год в Саза, пресыщенная игрушками, книжками, путешествиями. «Не знаю, что и делать»,
– говорила с грустью Нэри, — родители мне очень мешают: они думают, что чем больше
они будут освобождать ребенка от труда и преподносить ему забав и развлечений, тем
дети будут счастливее. А на деле выходит другое. Посмотрите на эту прелестную
малютку, ведь она уже несчастна». И действительно, выражение ее хорошенького личика
носило печать недовольства и разочарования. «Моя маленькая дочка, двух с половиной
лет,—продолжала Нэри, – уже во многом обслуживает сама себя, даже мне, и у нее есть
дома часть материала Монтессори, а в будущем году она поступит в «Дом детей». Из
других детей выделялась еще маленькая (3-х лет и 9 месяцев) немка, Вильгельмина
Шмидт, со светлыми волосами, аккуратно связанными розовым бантом, и светло-
голубыми глазами, дочь содержателя большого пансиона в Риме. Девочка посещает «Дом
детей» только первую зиму, но уже неплохо говорит по-итальянски и страстно хочет
научиться писать. Руководительница не делала для этого никаких толчков, но девочка
сама берет наждачные буквы, ощупывает их и старается писать на грифельной доске
цветным мелом. За завтраком сама выкладывает из судочков на свою тарелку кушанья,
сама убирает грязную посуду и уносит в кухню, сама складывает судки и корзиночку,
моет руки, надевает шляпу и уходит в сад.
Пока Сигнора Велия Нери одна с детьми, в комнате царит мир и тишина, дети в
большинстве спокойно и сосредоточенно работают. Про старших этого нельзя сказать, и
учительница еще очень молода и неопытна, и дети поступили в «Дом» поздно — 7-ми, 8-
ми и 8 с половиной лет, не получив должных навыков. Это отделение представляет собой
просто маленькую подготовительную ступень для экзамена в настоящую школу. Не
принять их Общество не могло, так как это частное предприятие и ему нужны средства да
таких детей и немало. Большая часть – все же маленькие.
Но вот наступает часть завтрака (обеда). Дежурные накрывают столы, но этим дежурным
еще далеко до ловкости, спокойствия и сознания важности дела, какое так поражает в
других «Домах». Приходят матери, старшие сестры, гувернантки, болтают, вмешиваются,
суетятся, тормошат детей, и дети начинают болтать и капризничать.
Сигнора Велия Нери рассказала мне, что, когда в первый раз матери увидели, что дети
сами накрывают на стол, сами подают и убирают посуду, многие из них возмутились и
стали протестовать. «О, нет, нет, мы не хотим, чтобы наши дети приобрели эти дурные
привычки!» Но Монтессори заявила, что эти «дурные привычки» входят в круг занятий в
«Доме детей», и кто не желает, чтобы дети их приобретали, могут взять детей обратно.
Большинство родителей не возражали, и дети за немногими исключениями с
удовольствием приучаются исполнять все житейские обязанности.
В Доме были два американских и два русских мальчика, но при мне они уже уехали. Я
пожалела об этом: мне очень интересно было посмотреть, как относятся к такого рода
воспитанию русские дети.
«Дом детей» на Монте Пинчио осмотреть труднее, чем другие, так как родители
выражают неудовольствие частыми посещениями (да они и правы). Руководительница
же, Сигнора Велия Нери.любезно очень и охотно все показывает и рассказывает, за что я
была ей глубоко благодарна.
ВЫВОДЫ И НАБЛЮДЕНИЯ
Мне хотелось бы теперь сделать по возможности общую сводку моих наблюдений над
детьми в описанных трех «Домах» и дать оценку тем положительным, по моему мнению,
сторонам воспитания и обучения маленьких детей по системе Монтессори, которые мне
удалось подметить за мое короткое пребывание в Риме (четыре недели).
Так как одно из важнейших мест Монтессори отводит воспитанию органов чувств, то,
прежде всего, я и остановлюсь на этой стороне системы. Здесь в основе – дидактический
материал, который вызывал и вызывает столько недоумений, споров и какого-то
боязливого к нему отношения. Я писала в 1914 году, что этот материал «притягивает к
себе руки, ласкает глаз и будит мысль». Я не отказываюсь и теперь от этих слов.
Наоборот, я еще сильнее убедилась, что это так и есть не только по отношению к
итальянским детям (детям Рима), но и нашим русским (детям Петрограда), с которыми я
имела возможность заниматься в течение двух учебных лет.
Всякий, кто читал книгу Монтессори, а тем более видел ее материал, знает, в чем он
состоит, а потому я не буду на этом останавливаться. Я буду говорить о детях
итальянских, о детях Рима. На русских же детей я буду ссылаться лишь изредка, так как
мой опыт в этом отношении еще очень кратковременный и главным образом касается
детей интеллигентного класса.
Помимо общего развития, Монтессори придает упражнениям детей с ее дидактическим
материалом большое значение для получения технического образования. В технических
школах часто приходится возвращаться к самому началу воспитания, к упражнению
чувств, чтобы заполнить огромный пробел. Часто такое заполнение является уже
невозможным, не говоря о трате времени, необходимого на дальнейшее развитие.
Самые маленькие дети в возрасте от 2,5 до 3,5 – 4-х лет занимаются с удовольствием
брусками с цилиндрами, серией кубов и призм, штангами с делениями, ощупыванием
шероховатых и гладких поверхностей. Затем они переходят к ощупыванию материй,
цветным мотушкам, геометрическим вкладкам и карточкам, уже применительно к счету,
наждачным буквам, наждачным цифрам, рассыпному рукописному шрифту, и, наконец,
как к результату всех этих упражнений, к письму и чтению, а также к настоящим
арифметическим упражнениям, как устным, так и письменным. Одновременно с этим
материалом идет материал для упражнения чувства веса, слуха и отчасти обоняния.
Монтессори сама говорит, что нужно уметь преподнести ребенку материал; преподнести,
но не навязывать. Таких детей, которые бы относились к нему равнодушно, сравнительно
немного: это или дети умственно отсталые, или физически болезненные, или натуры
робкие, застенчивые, или это дети состоятельных родителей, пересыщенные и игрушками
и книжками, и всякими развлечениями, а потому скажу прямо, «несчастные», быть может,
несчастнее иного ребенка бедняка. В большинстве случаев дети, равнодушно ко всему
относящиеся, через некоторый промежуток времени заражаются общим примером и
принимаются за ту или иную работу, выбирая ее себе по вкусу.
Часто бывает, что ребенок в первые дни пребывания в школе ничего не делает: он просто
ходит от одного столика к другому, присматриваясь к работе товарищей, или же,
усевшись в удобное креслице, со стороны наблюдает за общим ходом дела. На самом деле
такой ребенок не бездеятелен. Наоборот, он совершает огромную внутреннюю работу, с
трудом разбираясь в окружающем. Он подобен тому молодому студенту, который со
школьной скамьи, где он действовал по указке, попадает в университет и мечется из
одной аудитории в другую, не зная, на чем остановиться, пока его собственный разум или
счастливый случай в лице старшего опытного товарища или профессора не успокоит его
взволнованных мыслей. К такому ребенку через некоторый промежуток
руководительница подходит осторожно и, если не получает сразу же энергичного отпора,
предлагает ему то или другое занятие, давая ему лишь легкое указание, намек на то, как
надо действовать.
Приведу пример. Ребёнок после первых двух, трех дней бездеятельности начинает
скучать. Ему, видимо, хочется чем-то заняться, но он не знает чем и находится в
нерешительности. Руководительница берет брусок с цилиндрами (положим одинаковой
толщины и разной высоты), ставит его перед ребенком, вынимает цилиндрики из ячеек,
перемешивает их и, указывая на ячейки, говорит: «А теперь поставь цилиндры на места».
И больше ничего. Ребёнок принимается за работу: вставляет, вынимает, ошибается, сам
поправляет свои ошибки, повторяет работу еще раз, иногда несколько раз, и, когда она
ему надоест, отодвигает от себя брусок. Руководительница со стороны все время
незаметно наблюдает за ним. Подождавши немного, она ставит на коврик розовые кубики
и предлагает построить башню. Ребёнок принимается за новую работу, и он уже на пути.
Придя на следующий день в школу, этот ребёнок, когда его товарищи примутся за работу,
возьмёт опять или брусок, или кубики, повторит уже знакомые ему упражнения и пойдёт
дальше. Если ребенок берется за работу, превосходящую его силы, руководительница не
останавливает его. Он сам убеждается скоро, что эта работа ему не под силу, и берётся за
другую, с которой он в состоянии справиться, так как он действует самостоятельно, сам
себя контролируя, сам себя обучая. Руководительница тот час же отзывается, когда
услышит зов о помощи, но о помощи такой, которая заключается в том, чтобы вывести
ребенка из временного затруднения, после которого он, быть может, медленно, но верно,
движется вперёд. Руководительница не должна ни объяснять, ни показывать, как
проделать работу с начала и до конца, другими словами не должна делать работу за
ребёнка сама. Настоящая руководительница никогда не позволит себе этого; она ласково,
но твердо откажет ребенку в такой помощи.
Даже самые упрямые, избалованные постоянной помощью взрослых, самоуверенные, но в
то же время пассивные в работе мало-помалу как бы идут к смирению и постепенными
упражнениями приобретают любовь к самостоятельной работе.
«Развитие решимости, воображения и творческого дара в малом возрасте, – говорит
Монтессори, – не так важно, как развитие умения изучать среду при помощи чувств». И
вот мы видим блестящие результаты такого умения, приобретаемого повторными
упражнениями в развитии органов чувств, которые дети проделывают помногу раз, часто
возвращаясь через более или менее долгие промежутки времени к какому-нибудь старому
упражнению. Ребёнок уже пишет связные предложения, читает, считает и вдруг берёт
брусок и принимается вставлять цилиндрики, или же, завязав себе глаза, ощупывает
геометрические вкладки, вставляя их в соответствующие рамки. Сколько для нас,
взрослых, неважных и обыкновенных, а для ребёнка блестящих и глубоких открытий
делает он, совершенствуя свои органы чувств, двигаясь верными шагами по пути к
знанию. Здесь не место описывать все примеры, которые я наблюдала в Риме, которые
случались в моей практике. Скажу об этом только несколько слов.
«Все прямоугольники», — внимательно разглядывая окна, двери, столы, рамки, картины,
говорит маленькая девочка лет пяти. «А вот и кружок», — радостно восклицает она,
когда глаза её упали на круглую раму Мадонны. «Буду искать кружки», – решительно
заявляет она и начинает двигаться по комнате в охоте за кружками. Она отыскивает их
всюду, вплоть до пуговиц, застёжек, и собственного платья. На окне стоял цветочный
горшок с примулой. «Опять кружок», — сказала девочка, обводя пальцем блюдечко, на
котором стоял горшок. Потом она засмотрелась на пышно распустившиеся цветы
примулы. «Тоже кружочки, маленькие, маленькие», – радостно воскликнула она, указывая
на желтые серединки розовато-лиловых венчиков. Это было у меня в детском саду.
Аналогичный случай, когда девочка из итальянского «Дома Детей», любуясь голубым
ирисом в саду, нашла на другой день точно такой же цвет среди шелковых мотушек, был
и у меня, только в обратном порядке. Мальчик 6,5 лет, свободно владеющий карандашом,
отличающийся большим вкусом в подборе красок, очень любил возиться с цветными
мотушками. Он подбирал их по тонам, упражнялся в запоминании цветов, прося меня
предлагать ему отыскать тот или другой цвет и оттенок из другой серии мотушек,
разложенных на другом столе. Но больше всего ему нравилось комбинировать цвета и
оттенки, приговаривая: «Вот так красиво» или «это не красиво». Разложив зеленый цвет
по оттенкам, он позвал меня и, указывая на самый темный, сказал: «Вот такая сосна»;
указывая на другой, немного посветлее: «А вот такая елка». Я спросила: «А ты знаешь,
какие листья у молодой березы?» Он указал на светло-зеленый, слегка впадающий в
желтый тон и сказал: «Вот». Потом, разложив быстро все фиолетовые тона, выбрав один
из средних, весело сказал: «А такие фиалки, и такие, и такие», продолжал он, указывая то
на более светлые, то на более темные тона. Несколько других детей окружили нас, и стали
наперебой находить знакомые цвета предметов на мотушках. «Такой лимон, такой
апельсин, такое у меня платье, такие розы были у нас на Пасху, такие у меня башмаки»,
раздаются восклицания. «А вот уголь», – говорит мальчик, беря черную мотушку. «И
ночью так, когда откроешь глаза», – заявляет серьезно девочки. «А вот мел, – говорит
один, – и молоко, и снег», – прибавляет другой.
Шестилетний мальчик собрал и расставил у себя на столе геометрические тела: куб,
квадратную пирамиду, шестигранную призму, конус, цилиндр и шар. Он взял лист бумаги
стал обрисовывать стороны тел. Получив от одной стороны куба квадрат, он проверил все
другие стороны; затем принялся за пирамиду. Получил квадрат (основание) и треугольник
(сторону). От конуса он получил круг (основание). Положив конус, он провел карандашом
от вершины до основания. «Черточка», – решил он. «Линия», – сказала я ему, проходя
мимо. Мальчик был вдумчивый и точный. «Линия, линия», – повторял он. Наконец, он
добрался до шара. Положив его на бумагу, он стал мазать карандашом. Приподняв шар,
он в недоумении произнес: «пятнышко». Я позвала мальчика к доске, слегка смазала
мелом шар и предложила ему коснутся доски смазанным местом шара. «Точка!»
воскликнул в восторге мальчик, и, намазывая мелом шар, то в одном месте, то в другом,
испещрил всю доску точками. Вокруг него собрались и другие дети. «Мы знаем точку!»
— говорили некоторые с гордостью, как будто нашли какое-нибудь сокровище. А одна
маленькая девочка, подержав шар в руках, и поглядев на лист бумаги мальчика, на
котором красовались большие разноцветные квадраты, треугольник, шестиугольник,
прямоугольник, круги, — отпечатки от тел, сказала улыбаясь: «Какой он смешной – такой
толстый, а от него только точка». Это был один из самых радостных дней нашей
школьной жизни. Мне говорили: «Но ведь мальчик забудет этот факт». Что за важность,
если он забудет, думалось мне. Не в этом дело, важно то, что он сам дошел до этой
пресловутой точки, а для него это было целое открытие. И много раз потом он
возвращался к этой точке, и другие, старшие дети изобразили точку в своих тетрадках.
Да и вообще, по Монтессори, воспитание органов чувств состоит не в том, чтобы ребенок
знал цвет, форму и различные качества предметов, а в том, чтобы он утончал свои
чувства, упражняя ими внимание, сравнение и суждение о предметах. Конечной целью
таких упражнений является не знание, а вернее, точные пути, навыки распознавания.
О том, какое бесконечное разнообразие вносится в занятия с дидактическим материалом
Монтессори, здесь не приходится говорить. Это зависит вполне от изобретательности
руководительницы, а главным образом, самих детей. Разные дети выказывают не только
разные склонности, но и разные отношения к материалу. Интересно наблюдать за
выражением лица, за тем, как принимается ребенок за работу. В этом сказываются и
зачатки его характера, и направление ума. Например, перед ребенком брусок с
цилиндрами. Он стремительно вытаскивает их из ячеек, быстро перемешивает, схватывает
первый попавшийся цилиндрик и вставляет в первую попавшуюся ячейку. Если он
ошибся, он так же стремите