26
1. Когда вы описываете реальный или воображаемый объект, вы одновременно наблюдаете
его. В процессе описания ваше внимание фокусируется таким образом, что восприятие становится
все более детальным.
2. Описание образа вслух слушателю или запись рассказа на магнитофон есть самый лучший
способ вызвать эффект «дополнительного открытия».
3. Чем более чувственным и менее абстрактным будет ваше описание, тем сильнее окажется
эффект, особенно когда вы обрисовываете сложные или отвлеченные ситуации (в отличие от
конкретных).
Позднее мы вернемся к этим принципам. Пока же достаточно будет сказать, что они лежат в
основе не только метода просмотра образов, но и самого явления гениальности.
3.9. Поток сознания.
Когда вы работаете с образами, не забывайте, что вам необходимо достигнуть праздника
совершенно спонтанного, раскованного воображения, подобного тому потоку сознания, который
поощряют у своих пациентов психоаналитики. На определенном этапе занятий вам уже не
придется прилагать усилия для вызова образов. Напротив, вы будете удивлены их изобилием, их
поразительной четкостью, неожиданной и фантастической природой. Именно тогда вы можете
быть уверены, что приступили к просмотру потока образов.
3.10. Типичный поток образов.
По моему предложению мой соавтор Ричард По в качестве примера записал свой поток
образов. Ссылки Ричарда на отправной пункт и момент «Ага!» относятся к способам решения
проблем, к которым мы обратимся в следующих главах. Предлагаем вашему вниманию эту запись
в первородном виде — неотредактированную и без сокращений, что даст вам некоторое
представление об описательном монологе.
Я вижу какой-то рисунок из зеленовато-желтых расплывчатых точек вроде крапин ягуара или
гепарда, разбросанных на черном фоне, мерцающих, я приближаюсь к ним, и они растут. Я
наплываю на эти точки — они становятся больше, между ними черное пространство, и я вижу, что
это мех ягуара. Я могу протянуть руку и потрогать его, я чувствую, что он гладкий на ощупь. Я вижу
голову гепарда. На самом деле это гепард, а не ягуар. Это пятна гепарда. Он поворачивается ко
мне, и я могу притронуться к его голове. Я трогаю его уши и чувствую их податливость, они словно
резиновые; я чувствую, что из его рта капает слюна, когда я глажу его по голове, и он
поворачивается и смотрит на меня, смотрит настороженно, нет, не настороженно, а приветливо,
словно я часть его гепардовой семьи, он смотрит на саванну, может быть, высматривает дичь, и
мы оба в африканской саванне. Деревья стоят редко. Я вижу водопой, около него зебры, все
залито солнечным светом, травянистая степь тянется до горизонта. Я чувствую кожей горячий
ветер, я чувствую единение с гепардом. Мы вместе, я не чужой в этой стране, мы оба охотники и
осматриваем стада, и я ощущаю дуновения ветра. Очень жарко. Сейчас полдень в тропической
Африке, солнце страшно печет. Оно сжигает небо. Я не могу смотреть на него, потому что оно
слишком яркое, оно стоит прямо над нами, оно жарит и полыхает. Оно такое яркое, что небо
больше не кажется голубым. Оно тошнотворно-желтое... Стоп... пропал контакт, надо
остановиться... Ветер и солнце, огромный простор, я оглядываюсь, но не вижу своего «Ага!», не
нахожу ответа на свой вопрос. Мой вопрос — как лучше подойти к написанию книги. Я думаю об
этом, и небо открывается. Величественная фигура, кажется, это мужчина, нет, не могу понять,
мужчина это или женщина, да, это женщина с темными волосами, затянутая в корсаж, волосы
причесаны по моде и одежда в стиле итальянского Возрождения. У нее темные волосы. Она
похожа на итальянку. Она средних лет. Мне так кажется. Она одна из Борджиа или из другой
великой итальянской семьи времен Возрождения, она одна из них — королевской крови или
графиня. Она смотрит на меня пронзительными глазами. Я ощущаю веющий от нее запах
благовоний, аромат ее волос. Это какой-то простой, старинный, незамысловатый запах вроде
ладана, что-то, что могло существовать в те времена. Позади нее комната. Она стоит, раздвигая
руками в стороны рваные края неба, а позади затхлая комната. Я вхожу туда, вхожу в комнату, там
пахнет плесенью, там очень тепло. Там есть мензурки, фляги, бутылки, печь алхимика — атанор
— из кирпича. Там огонь. Становится жарко, меня овевает горячий ветер, я потею, потому что
жарко. Было жарко в саванне, жарко и в этой комнате, жарко и тесно, и я смотрю на огонь в
атаноре. Я смотрю в самую глубину и вижу дитя, почти эмбрион, свернувшийся в огне, и я знаю,