которые могут содействовать выполнению определенных социальных функций, но не охватывают весь
диапазон психических явлений. Поэтому идентичные феномены душевной жизни трактуются по-
разному в контексте различных социально-исторических условий. Например, то, что представляется
современному врачу-психиатру системой бреда или паранойяльным расстройством на более ранних
исторических этапах развития общества, могло расцениваться как проявление божественного дара,
харизмы или гениальности. Едва ли корректно, например, рассматривать феномен шаманизма с
психиатрических позиций, ведь шаманизм подчиняется совершенно иным историческим
закономерностям и социальным нормам, нежели западная культура, породившая такую медицинскую
систему воззрений, интерпретаций и оценок, как психиатрия. Экстатические состояния и галлюцинации
шамана, в которых нетрудно усмотреть, казалось бы, очевидные признаки патологии, гармонично
включаются в единую систему мифологических и космологических представлений архаического
человека и составляют необходимый, естественный компонент шаманской практики целительства. Там,
где западный специалист-психиатр безошибочно определит состояние кататонического ступора,
человек Востока увидит состояние глубокой медитации, ведущей к Просветлению. Подчас трудно
провести четкое разграничение между творческой продукцией субъекта и продуктивными
психическими расстройствами, ибо духовные озарения и гениальные открытия могут по форме своей
манифестации напоминать бредовые, сверхценные или навязчивые идеи. Все это доказывает, что
никакая норма не может служить универсальным, надежным и устойчивым критерием оценки таких
явлений, как здоровье и болезнь, что для их научного постижения требуется историческое и
культурологическое исследование, расширяющее контекст и преодолевающее влияние внушенных нам
социальных стереотипов. Ориентация на определенную норму имеет следствием то, что явления,
которые неизбежно попадают в разряд “ненормальных” (т. е. не вписываются в рамки, установленные
данной нормой), расцениваются как “неполноценные” и “злокачественные”. Подобная оценка мешает
их углубленному исследованию и осмыслению, в них видят ошибку природы, бессмыслицу или зло,
которое следует устранить, не вникая в его сущность. Такая позиция едва ли конструктивна, ибо
предполагает страх и агрессию по отношению к тому, что не укладывается в построенную нами картину
мира.
Опираясь на привычные шаблоны, мы перестаем задумываться о смысле фундаментальных понятий
и продолжаем игнорировать все, что нарушает стереотип, ограничиваясь негативной поверхностной
оценкой. Нам не приходит в голову, что греческое слово “идиот”, ставшее ругательством в нашей
обыденной речи, первоначально означало лишь “своеобразный”, “неординарный” (греч. idios) и не
несло такого негативного оттенка. Возможно, это подразумевал Ф. М.Достоевский, дав именно такое
заглавие своему гениальному роману. Нормоцентрированный взгляд на явления душевной жизни не
обходится без поляризации, разграничения “позитивного” и “негативного”, что противоречит строго
научной исследовательской установке, поскольку наука всегда “по ту сторону добра и зла”. Вера в
незыблемость и абсолютность усвоенных нами норм и безжалостное искоренение тех проявлений
нашей душевной организации, которые мы в данный момент считаем негативными, “темными” и
ненормальными, уводят нас от подлинного понимания своей человеческой природы. Быть может,
склонность обнаруживать у себя всевозможную патологию объясняется нежеланием соответствовать
шаблону, протестом против нормирования, а игнорирование проблем здоровья есть следствие того, что
мы склонны постоянно отождествлять здоровье с отвлеченной среднестатистической нормой, которая
навязана нам и не наполнена для нас личностным содержанием.
Но здоровье не может быть ограничено рамками нормальности уже потому, что все однажды
устоявшееся, привычное и нормальное со временем неизбежно исчерпывает себя и преодолевается в
ходе духовного, социального и личностного развития, тогда как стремление быть здоровым исконно,
имманентно присуще человеческой душе, а потому не может быть преодолено как нечто отжившее. В
отличие от жестко закрепленной и однозначной социальной нормы, здоровье не может препятствовать,
оно как раз наоборот — способствует творческой эволюции человека.
“Здоровье” и “болезнь” относятся к числу тех диалектических, взаимодополняющих понятий,
которые в принципе не могут быть однозначно определены, и их постоянное осмысление, переоценка
приводит к становлению нового знания, к формированию более целостного взгляда на феномен
человека.
В силу того обстоятельства, что любые представления о здоровье детерминированы определенным
социокультурным контекстом, в котором они формируются, и потому не могут быть абсолютными,
возникает сомнение: корректно ли вообще делать предметом научного рассмотрения такое