Тузовский И.Д. Светлое завтра? Антиутопия футурологии и футурология антиутопий

Подождите немного. Документ загружается.

К сожалению, мы не представляем себе ситуацию в прошлом,

также и в исторически среднесрочной перспективе в будущем,

когда исполняются оба этих условия. Если мы рассматриваем всю

цивилизацию, то скорость коммуникационных процессов

индийских крестьян или просто людей старше 40-50 лет в России

обычно намного ниже, чем скорость коммуникаций американского

тинэйджера. Иной вопрос, что от коммуникаций индийского

крестьянина зависит более чем миллиардное население этой

страны, а в России люди старшего возраста обычно представляют

собой значительную часть интеллектуальной, экономической и

управленческой элиты. Если же мы рассматриваем некий

локальный «очаг» цивилизации, то вновь возникают сомнения в

правомочности этого тезиса об информационном обществе.

Рассмотрим ситуацию, скажем, 5 века до нашей эры. Греция,

классический период. Мы не можем восстановить, например,

данные о скорости распространения информации между полисами

и какие-либо количественные оценки объемов этой информации.

Однако можно отметить тот факт, что объемы информационных

потоков внутри полиса были, видимо, довольно большими. Здесь

мы опираемся на исследования антиковеда В.М. Строгецкого,

занимающегося проблемами информации и коммуникации в

греческом полисе. Он отмечает значительный объем «частной»

информации, который имел весьма большую ценность – на ее

основании принимались судебные решения, устанавливалось

родство, дема, право гражданства и пр. Кроме слухов и

свидетельств, которые были наиболее распространенными

«формами» распространения частной информации, греки вводили

понятие «молвы», которое также позволяет нам оценить влияние

хозяйства, объединение рынков капитала, валют, товаров, а также рост того, что я называю

«рассредоточением производства» [80, с. CXXVII]. Если наставшая эра глобальной экономики

означает ее монументальное единство, то почему структура занятости рассматривается изолированно

для США или Евросоюза, отбрасывая Индию, Аргентину, Бразилию и т.д. Единая экономика – единая

структура занятости. Тогда аргументация относительности преимущественной занятости в

«постиндустриальных» секторах услуг и информации оказывается вообще несостоятельной.

информации и ее распространения на жизнь греков: «Эсхин,

подчеркивая важность молвы в характеристике человеческой

репутации, говорил: “...но касаясь жизни и деятельности человека,

неопровержимая молва распространяется самотеком через город и

делает частные деяния индивидуума предметом внимания всех и

часто даже предсказывает, что может произойти”…» [173, с. 142].

Опять же важность информации для греков подчеркивается и в

другом месте статьи В.М. Строгецкого: «Таким образом, с точки

зрения эллинской полисной ментальности полноправный грек

обязан был активно заниматься общественным или частным делом,

быть открытым во всех отношениях для своих сограждан…» [173,

с. 144] - здесь мы напрямую сталкиваемся с понятием

«информационной открытости», за которое еще только борется

современное информационное или пред-информационное

общество.

Мы можем, на основании рассуждений В.М. Строгецкого,

реконструировать информационные потоки греческого полиса.

Информация внешняя попадает в город через сухопутные,

либо морские пути. И внутренняя и внешняя частная информация

распространяется слухами и «молвой» [155, с. 142]

Технологическими каналами распространения частной информации

в полисах были аккумуляция и распространение слухов

женщинами

. Очевидно, что и мужчины имели отношения к этому

процессу, однако в силу иного гражданского статуса их участие не

акцентировалось. Точкой аккумуляции и публичной и частной

информации становилась Агора. Весть о поражении сицилийской

экспедиции, как отмечает Строгецкий, стала известна всем

гражданам полиса на следующее утро после ее доставки морем – 20

Молве по Строгецкому приписывался часто сверхъестественный достоверный характер ,в отличие

от «земных» и малодостоверных слухов

Семонид Аморгский, например, считал хорошей женщиной ту, которая не тратит времени зря, сидя

и рассказывая всякие непристойные истории, а плохой ту, которая болтает без умолку. Одним из его

негативных женских стереотипов является образ или тип женщины подобной собаке, ибо она не

только много говорит, но и, будучи любопытной, выуживает сплетни о своих соседях и соседках [173,

с. 139]

тысяч человек (это только приблизительная оценка численности

граждан, а ведь были еще и рабы) узнали ее менее чем за сутки

[173, с. 144]. Были и иные точки сосредоточения информации и ее

«обработки»: палестры, театры, стадионы, лавки, парикмахерские,

бани, мастерские и т.д. [173, с. 146-148]

«Однако принятие политических решений, связанных с

поступившей информацией извне, в демократическом полисе было

возможно только после обсуждения ее в порядке свободной

дискуссии на народном собрании. Это обусловлено было тем, что в

демократических полисах вопросы частного права преобладали над

вопросами права публичного, поэтому акцент делался, прежде

всего, на взглядах отдельных граждан, а не на превосходстве только

мнения властных институтов. Поэтому прежде чем принималось

политическое решение по любому вопросу, была необходима

свободная дискуссия граждан. Финли подчеркивал, что важнейшей

особенностью демократии является участие всех граждан в

дискуссии и спорах…» [173, с. 145]. Из этого отрывка следует два

вывода: информация имела первостепенное значение в

политической жизни полиса, очевидно, что это было справедливо и

для его социальной, и экономической жизни. Во-вторых, в полисе

были разработаны и технологии обработки информации и принятия

решений – «дискуссии и споры граждан».

Интересно, что приведенная нами характеристика

информационных потоков в целом отвечает критериям

«информационного общества»: «…данные принципы [имеется в

виду особая, исключительная роль знания в информационном

обществе – И.Т.] определены особым характером

Следует отдельно отметить это рассуждение: «Из всех перечисленных центров, где осуществлялся

обмен информацией, обсуждались различные частные и публичные темы, распространялись слухи,

лучше всего выполняли эту функцию парикмахерские (koureiva). Прежде всего цирюльники сами

были известны своей болтливостью (Polyb. III, 20, 5). И во время своей работы побуждали к

ответному разговору своих клиентов. Объем информации, которую можно было получить в

парикмахерской, был весьма значителен и она могла быть достаточно различна по содержанию,

потому что за время работы цирюльника клиенты часто менялись и в целом принадлежали к разным

социальным группам….»

функционирования сетевой коммуникации, сущность которой

определена наличием горизонтальных связей и отсутствием

единого центра регулирования информационными потоками…»

[63, с. 9].

Из вышеприведенных рассуждений вытекает и ущербность

исключительной природы последнего тезиса, формирующего облик

информационного общества.

Высокая скорость распространения информации в

«информационном обществе» обеспечивается «наукоемкими,

высокотехнологичными средствами…». Мы не можем, конечно,

поспорить относительно низкой наукоемкости технологий

распространения информации в греческом полисе. Хотя для

времени, например, Гуттенберга разработка тиражирующей

технологии столь же наукоемкий проект, сколь для современности

– создание компьютера. Однако мы часто забываем о том, что

технология – это не столько результат, воплощенный материально –

в виде компьютера или истребителя пятого поколения. Технология

– это, в первую очередь, комплекс методов, решающих

определенную задачу. Компьютерные технологии – это, по сути,

метод организации материи – силикатов! – в структуру, которая

передает информацию от устройства к устройству и производит

вычислительные операции на основе двоичной системы счисления.

Полисные технологии – это организация полисного социума –

людей! – в структуру, в которой происходит передача информация

от одной группы людей к другой и анализ этой информации на

основании символьной системы греческого человека – как речи, так

и символической нагрузки понятий. В этом плане – агора,

женщины-осведомители [173, с. 142], «дискуссии и споры» перед

принятием решений – это высокие информационные технологии

афинского полиса. В статье Андрея Черезова присутствует

любопытный курьез – попытка рассмотреть человека как

компьютерную технологию (сервер коммуникации и обработки

запросов) [192]. Невзирая на явный постмодернизм, можно

отметить главное, что следует и из истории развития компьютеров

и из статьи А. Черезова – компьютер создавался как результат

осмысления человеческого мышления, его операционной

составляющей. «Мечтой», конечной стадией развития

компьютерных технологий остается «искусственный интеллект» -

полная симуляция человеческого разума технически-

компьютерными средствами. А не наоборот – «естественная

компьютерность»

То есть на основании данного определения, при учете критики

общей стадиальности наступления «информационного «общества»

для всей человеческой цивилизации, афинский полис – безусловно,

информационное общество.

Собственно, наши аргументы имеют значительную брешь,

если пользоваться старым географически-национальным подходом

к обществу. Афинский социум получал информацию от

сицилийской экспедиции, конечно, дольше, чем индийский

программист-фрилансер от своего заказчика, скажем, из Канады.

Однако афинский полис – столь же локальная система

географически, сколь интернет-комьюнити – технологически-

локальная система. В одном случае ограничивающим фактором

служит географическое пространство, в другом – виртуальное

пространство. И это – важная отправная точка для другого блока

наших умозаключений.

То есть на основании приведенного выше определения

«информационного общества», при учете критики общей

стадиальности наступления «информационного «общества» для

всей человеческой цивилизации, афинский полис – безусловно,

информационное общество. Это сознательная авторская

спекуляция, которая, тем не менее, раскрывает и спекулятивное

Обратный пример этого в научной фантастике близкой к антиутопическому повествованию –

ментаты в «Дюне» Ф. Херберта [37, 38, 36]

значение самого термина «информационное общество». Еще раз

повторим: не-информационных обществ не бывает; информация

обладает исключительным значением не только в современном

социуме, но и в древности; высокая скорость передачи и обработки

информации характерна для любой географически-локальной

системы, это подтверждается и историческим примером

рабовладельческих Афин и расхожими выражениями, типа

«Москва (Челябинск, любой другой населенный пункт) – большая

деревня» и т.д. Роль этой «глобальной деревни» сегодня играет

пространство Интернет-, теле-, радио-коммуникаций. Однако

удаление человека от теле- или радиоприемников, компьютера с

Интернет-соединением, сотового и городского телефона играет

такую же роль как высылка из древнегреческого полиса. Обрубая

каналы связи, мы исключаем индивида из его социального

пространства. Чем больше у индивида типов каналов связи, тем

более многомерно его информационное пространство, но оно – это

пространство – было, есть и будет всегда – даже Робинзон Крузо

искал, в первую очередь, общения.

2.1.5. Информационно-постиндустриальное общество:

прогноз, проект или ангажировано-конъюнктурная

провокация? Позиции исключительного значения информации

были концептуализированы в одну систему. С экономической

точки зрения информационное общество – это общество, в котором:

«- ведущей отраслью экономики является интеллектуальное

производство

- информационные ресурсы рассматриваются как самый

большой потенциальный источник капитала, а информация

является производительной силой

- информационный сектор экономики развивается более

быстрыми темпами, чем остальные отрасли, промышленность по

показателям занятости и доли в национальном продукте уступает

место сфере услуг, а в сфере услуг преобладают сбор, обработка,

хранение и распространение информации;

- информация становится предметом массового потребления и

доступна каждому благодаря относительной ее дешевизне» [168, с.

42].

Однако необходимо указать на непоследовательность такой

схемы – она не учитывает генезис всей системы факторов.

Поначалу информация начинает рассматриваться как источник

«легкого» капитала, в силу этого информационный сектор

привлекает лучшие кадры (тем более что изначально критерии к его

участникам достаточно высокие) и инвестиции, информационный

сектор начинает развиваться опережающими темпами, становится

ведущей отраслью экономики. Все объективно и правильно, кроме

ответа на вопрос: а какую роль в этом процессе сыграла сама

концепция информационного общества? Насколько провокативно-

значимой оказалась принятая социальная парадигма?

Всепроникающее «развитие» ИКТ стало результатом спекуляции

информационно-социальной концепции, а не только «объективных

законов исторического развития». Кроме того, дешевизна

информации хорошо объясняет масштабы ее потребления… и

плохо – масштабы производства. Производить не приносящий

дохода продукт капиталист не будет. То есть мы снова подходим к

выводу, что либо тезис о дешевизне информации преувеличен, либо

капиталистические мотивы исключены в деятельности IT-компаний

и развитие информационного сектора осуществляется

исключительно альтруистами. Правда, это противоречит

сверхвысоким доходам таких компаний как Microsoft и Google.

Собственно, общий результат нашей критики теории

информационного общества можно подвести заочным диалогом из

двух фраз - одного из сторонников этой теории и ее противника в

абсолютизируемом виде: «Информационное общество является не

умозрительной конструкцией, неким идеальным образом будущего,

оно обладает реальными, объективными признаками…» [59, с. 3].

Вторая фраза: «… считалось, что эти [информационные]

технологии сами по себе способны изменить систему мировой

политики… Данное мнение существовало в первые десятилетия

развития компьютерных и сетевых технологий. Однако

информационные технологии продолжали “экспоненциально”

развиваться, а завершение становления “информационного

общества” не наблюдалось в политической практике. На

сегодняшний день, когда компьютерные сети стали глобальными,

вычислительные мощности - невостребованными, а задержки в

передаче информации — приближающимися к нулю,

исследователи неизменно продолжают вести речь лишь о

становлении “информационного общества”…» [57, с. 3].

То есть мы имеем дело одновременно с двумя

противоположными оценками: информационное общество – это

уже объективная характеристика реально существующего социума;

информационное общество бесконечно «не за горами». Об этом мы

уже говорили выше. Данный парадокс приводит, например,

российский исследователь Д.В. Иванов: «Однако информационное

общество нигде не состоялось, хотя основные технико-

экономические атрибуты постиндустриализма налицо» [119]. Еще

более жестко это формулирует Е.В. Нехода: «постиндустриальное

общество находится в процессе своего становления, его основные

черты только конструируются. Пока даже трудно определенно

сказать, в какой мере современное общество несет в себе

постиндустриальные признаки» [158, с. 161]. Это высказывание

совершенно четко выдает характер постиндустриальной парадигмы

сегодня. Д. Белл создавал свою теорию на обширном

социологическом и экономическом материале – для гуманитарных

наук это было эмпиризмом в высшей степени. Он отмечал уже

существующие явления и тенденции и концептуализировал их в

новое гипотетически наступающее общественное состояние. Его

последователи – судя по высказыванию Е.В. Неходы –

затрудняются определить явления постиндустриализма спустя

почти полвека после выхода труда Д. Белла, однако продолжают

следовать постиндустриальной парадигме! Это не вопрос

критического научного восприятия спорной концепции, а вопрос

некритического усвоения идеологии и определенной социальной

парадигмы.

Если мы принимаем тезис о, например, «информационном»

характере афинского полиса, то второе утверждение не может быть

верным. Однако принятие этого тезиса означает и неправомочность

«футурологической природы» концепции информационного

общества. Нам кажется, что «компромисс» классического подхода к

этой проблеме и нашего подхода вполне возможен.

Информационным общество было всегда. Однако в силу некоторых

обстоятельств в 70-80-е гг. возникает концептуальная основа для

теории информационного общества, как общества возникающего

впервые. Осознание с течением времени вечно-информационной

природы социума приводит к завершенности «пророчества» об

информационной стадии. Однако изначальный «футурологический

проект» по-прежнему незавершен (да и не будет завершен никогда).

Автор предлагает концепцию осмысления современной «двойной»

социальности (виртуальной в информационном пространстве и

актуальной в пространстве географическом), которая, возможным

образом, разрешает противоречие «вечного наступления»

информационного общества.

2.2. Киберфронтир: почему не сбывается пророчество об

информационном обществе?

Мануэль Кастельс в работе «Галактика Интернет»

употребляет термин фронтир для обозначения Интернета как

передовой линии развития компьютерных информационных

технологий [124, с. 61]. Кастельс при этом делает очень важное

наблюдение, которому, однако, не придает, как нам кажется,

должного значения – линия фронтира постоянно смещается «к

западу» [124, с. 63]. Термин «электронный фронтир» в отношении

Интернета и виртуальной реальности также используется

либертарианской организацией «защиты» свободы нового

виртуального пространства - Electronic Frontier Foundation

Как отмечают А.А. Кононов и Г.Л. Смолян, «Интернет

является необходимой системообразующей средой для

формирования элементов информационного общества» [130, с. 5].

Анализировать «географию» нового информационного

пространства необходимо именно на основе анализа Интернета -

специфической среды коммуникации между человеческими

индивидуумами, внутри которой формируются новые феномены

социальности, новые социальные отношения и особенная

социокультурная среда. Невозможность вынесения Интернет-

пространства за скобки социальности вытекает из работы А.М.

Бекарева: «всякое предполагаемое человеком пространство

существует не вне, а внутри границ социального» [79, с. 283-284].

2.2.1. Специфика социальности виртуальной

коммуникации: «паутина» в географическом ландшафте или

«пятое измерение» пространства? Виртуальное пространство

Интернет-коммуникаций оказывается новым измерением

пространства вообще, а отношения внутри этого информационного

официальный сайт организации – http://www.eff.org/