Тухачевский М. Поход за Вислу. Пилсудский Ю. Война 1920 года

Подождите немного. Документ загружается.

и Антанта, это и объединение капиталистов всего мира,

это и заговор империалистов, это, наконец, штаб Антан—

ты, а точнее, французский штаб. В этом п.Тухачевский

на удивление похож на некоторых моих подчиненных и

соотечественников, которые все наши поражения припи—

сывают мне, а все победы — либо себе, либо — если

знают, что им никто не поверит, — французам. Конечно,

такая болезнь — видеть не то, что есть, а то, что

хочется, — трудноизлечима, поэтому не с целью убедить

тех, кто так высоко мнит о себе, а ради исторической

правды скажу: во главе польских войск, как верховный

главнокомандующий армии, созданной из ничего, я встал

сам, без чьего-либо разрешения и покровительства, ибо

главой Польского государства меня единогласно избрал

самостоятельный и независимый сейм; сейчас ни для кого

не секрет, что оба эти события произошли не с благос —

ловения, а, напротив, вопреки воле того, что в те времена

называли Антантой. Впрочем, я не вижу в этом ничего

постыдного ни для себя, ни для Антанты. В политиче—

ском плане я всегда оставался на стороне тех, кто в

период нашей, к сожалению, недолгой весны новой жизни

собственной грудью защищал возрождающуюся Польшу,

бережно извлекающую из трясины рабства крупицы

своего независимого существования. Зная, как это труд —

но, я все свои усилия и мысли сосредоточил на одной

этой цели, в то время как Антанта — и это тоже не

секрет — больше была занята поисками решения русской

проблемы, чем урегулированием тем или иным образом

польских вопросов. В военных делах я тем более не был

склонен с кем-либо советоваться. Вот и ген.Генри, пред-

ставлявший в Польше военные интересы Франции (я о

нем вспоминаю с большой теплотой), если и имел ка—

кие-то иллюзии на этот счет, то они у него быстро

рассеялись. Впрочем, это и неудивительно, и не думаю,

что обижу кого-нибудь, если повторю очень умную

мысль другого представителя той же Антанты и того же

французского штаба, генерала Вейганда, которую тот

высказал как раз во время варшавского кризиса. Так

вот, устав от борьбы с нашим внутренним бессилием, с

пораженцами, которые в самую ответственную и опасную

годину стремились к покорности и, следуя чьей-то указке,

уже собрались посылать в Минск, в штаб-квартиру п.Ту—

хачевского мирную делегацию, я хотел снять с себя в

этот момент половину ответственности и предложил ген.

Вейганду разделить со мной управление нашей армии.

Он ответил отказом. Он очень умно заметил, что управ —

лять армией, так внезапно сформированной, как у нас, не

зная ни ее боеспособности, ни ее командиров, ни, нако—

нец, того, чего можно требовать от войск, — эта задача

для него слишком трудная и невыполнимая. Поэтому он

ограничивался лишь высказыванием теоретических суж—

дений и воздерживался, по крайней мере в отношении

меня, от каких-либо попыток повлиять на мои решения.

И если в качестве основы варшавского сражения я

выбрал совершенно абсурдный, как считаю, принцип,

выделив для пассивной обороны три четверти армии, а

для атаки — одну четверть, то этот абсурд лежит только

на моей совести, и ни на чьей другой.

Глава X

Война — это искусство. Искусство создает шедевры,

а шедевром военного искусства всегда является победа.

Поиск путей к победе — это работа каждого полководца,

а победа — это результат такой работы, результат

напряжения ума, нервов и воли. Действия войск, которы—

ми управляет полководец, являются своего рода матери—

ализацией того, что он накануне продумал, пережил,

проанализировал.

Пан Тухачевский, без сомнения, был неординарным

военачальником. В предпринятом походе за Вислу он

стремился претворить в жизнь все, о чем задолго до

этого думал и размышлял, стремился материализовать

всю предшествующую походу работу своего ума, своей

души. Он одерживал победы — это бесспорно. И он

должен был анализировать пути и методы, которыми

добивался побед, обогащая тем самым и войска, которы—

ми он управлял, и государство, которое представлял на

войне.

С нашей, польской стороны эту войну вел я. Хорошо

представляя себе характер работы полководца во время

войны, я знал, что и противоположной, советской стороне

в этот период было так же нелегко, как и мне. Поэтому

временами, как говорилось в предисловии, я с отвраще—

нием отбрасывал книгу п.Тухачевского, книгу, в которой

он в злобных выражениях пытается сделать то, чего не

смог добиться в реальной жизни, — уничтожить своего

противника, книгу, полную исторической фальши, книгу,

вызывавшую у меня отвратительное чувство, словно

кто-то грязными руками публицистики прикоснулся к

великому и чистому делу военной истории. И в эти

минуты меня поддерживала единственная мысль, что на

примере п.Тухачевского я могу показать ту огромную

работу, которую проделывает полководец, управляя войс—

ками в столь необычных условиях.

Пан Тухачевский, как полководец, добивался побед.

Но полководец отнюдь не обязан объяснять, как он

этого достиг. В его обязанность не входит облекать свои

действия в форму теоретических рассуждений, теоретиче—

ских выводов, во что-то, напоминающее доктрину. Фран—

цузская поговорка „la critique est aisее mais 1'art est

difficile!"* совершенно ясно указывает, кто создает ше¬

девры, а кто занимается формулированием доктрин и

теории искусства. Не каждый полководец, выигравший

большую войну, поддавался соблазну облечь свою работу

по управлению войсками в мантию теории, в мантию

целостной доктрины. Но почти каждый, работая над

своим шедевром — победой, пытался впоследствии хотя

бы в общих чертах показать методы своей работы,

проследить развитие своей мысли, которую он реализо—

вал в бою, в действиях живой человеческой силы подчи—

ненных ему войск.

Попробовал это сделать и п.Тухачевский, и, повто—

ряю, несколько страничек, которые он посвятил именно

этой области, являются, на мой взгляд, украшением его

лекций, украшением, примирившим меня с работой, за

которую я сначала взялся без особого на то желания.

Предпринимая свой поход за Вислу, п.Тухачевский

находился за много сотен километров от объекта своих

притязаний, от цели, которую сам себе определил. И

прежде чем преодолеть с войсками это пространство

шириною в пол-Европы, он прошел его в своих мыслях.

Пол-Европы — нешуточное дело! В своей книжке он

описывает методы управления войсками, методы работы

полководца, сформировавшиеся у него еще до того, как

*La critique est aisce mais l'art est difficile! (фр.) — Критиковать

легко, а делать — трудно!

они были применены на поле боя. Он говорит, что „при

современных широких фронтах... скопление таранных

масс является неминуемым следствием характера совре—

менной войны". Иными словами, в условиях прохождения

войсками больших расстояний он ищет способ воспол—

нять их силы путем создания, как он выражается, таран—

ных масс, которые, будучи оперативным резервом в

руках главнокомандующего, должны успеть всюду, где

приостанавливается развитие операции. Этим резервом

он намеревается сломить сопротивление противника вез—

де, где оно будет оказано. Это единственный способ,

утверждает п.Тухачевский, позволяющий проводить глу—

бокие операции в условиях растянутых фронтов и боль—

ших расстояний.

Я не хочу подробно анализировать эти выводы п.Ту—

хачевского. Признаюсь, мне было очень приятно читать

их, ибо в них не прослеживается доктринерская слепота

автора. В них чувствуется работа ума, взвешивающего

аргументы за и против, ищущего выход из огромного

напряжения мозга и нервов. К этим аргументам я могу

добавить множество новых, заимствованных из моего

собственного опыта, — видимо, и сам п.Тухачевский

согласится, что не исчерпал здесь все имеющиеся воз—

можности. Сейчас же я хочу только проследить действие

того, что он называет таранной массой, в течение всего

похода от Березины и Западной Двины до Вислы. Хочу

понять, где и в какой степени материализовалась эта

мысль п.Тухачевского в реальности, в бою, в действиях

войск. Итак, 4 июля начинается бой на „извилистом

ручейке" — Ауте. Построение войск п.Тухачевского мне

представляется четким, хорошо продуманным и смелым.

На фронте протяженностью 100 километров он сосредо —

точил три свои армии, чтобы разбить стоящую здесь

нашу 1-ю армию. Против крупных польских сил на

Березине и в Полесье он выделил небольшое количество

войск, стремясь добиться перевеса там, где он хотел

решить исход сражения. Но тарана я там не вижу.

Просматривая организацию войск п.Тухачевского, я

предполагал, что таран сосредоточен в наиболее осна—

щенной 15-й армии. Однако ее боевое построение при

наступлении не было эшелонировано вглубину и не могло

обеспечить помощь там, где наступающие встретят силь¬

ное сопротивление. Более „таранным" выглядело постро¬

ение обеих фланговых армий, особенно 4-й. Но это

скорее соответствовало идее Седана, идее нанести про—

тивнику немедленное и полное поражение. Итак, тарана

я там не нашел. Впрочем, п.Тухачевский не обязательно

должен был реализовать свой замысел в самом начале

операции. Он открывал „смоленские ворота", открывал

их боем и боевой порядок войск строил для боя, а не для

глубокой стратегической операции с далеко идущими

целями, с необходимостью преодолевать большие рассто—

яния и упорное сопротивление противника.

Таким образом, 4 июля тарана не было. Но в ходе

боя, даже не дожидаясь его окончания, п.Тухачевский

этот таран создает. При организации дальнейшего про—

движения на запад он выделяет для этой цели две

армии: 3-ю и 15-ю. Он даже не жалеет на это времени.

Его идея ему дорога. Далеко, за несколько сот киломе—

тров ему видятся башни Варшавы, широкая лента Вислы,

а пройти эти километры предстоит ценой большого тру—

да, ценой больших сил. И питать предстоящие бои,

прорывать будущие преграды должны, по замыслу п.Ту—

хачевского, именно 15-я и 3-я армии. Он направляет их

туда, где трудно, туда, где стоят не измотанные боями

польские войска, — на юг. Наша 4-я армия, стоящая на

Березине, вот-вот примет на себя всю мощь материали—

зованной мысли п.Тухачевского — действие тарана. При

анализе этого маневра я сравнивал 15-ю армию, спокойно

продвигающуюся в направлении Молодечно, со старой

гвардией Наполеона. Она стоит с трубками в зубах, как

последний резерв великого императора Франции, равно—

душно взирая на кипящий пред нею бой; она знает, что

пальму победы, привилегию сломить сопротивление про—

тивника и нанести ему сокрушительное поражение полу—

чит она, как только прозорливое око императора узрит

подходящий момент.

И вот таран пошел. 3-я армия — на Минск, 15-я —

на Молодечно. Но противник вовсе не хотел испытать

на себе его действие и уклонился от удара (кстати

сказать, п.Тухачевский не исключал такую возможность

в своих теоретических рассуждениях). Таран, созданный

из частей 3-й армии и нацеленный на Минск, нанес удар

в пустоту. То есть получилось то, чего как раз и опасался

п.Тухачевский. В свою очередь, 15-я армия, выдвигаю—

щаяся в направлении Молодечно, но задерживавшаяся на

марше, пришла слишком поздно. Войска п.Сергеева, не

дожидаясь возможности увидеть все прелести таранного

удара, сами сломили сопротивление противника на голу—

бой Вилии, „наших рек родительнице", прежде чем таран

успел что-либо сделать. Наши войска вновь отступили,

но не под действием тарана, не под сосредоточенным

ударом всех армий п.Тухачевского, а под угрозой флан—

гового обхода, условия для которого противник создал

в результате трехдневных боев на Вилии. Таран и

таранные массы не имели с этим ничего общего.

Проследим дальше попытки использовать таран. К

моему великому удивлению, выбор дальнейшего направ—

ления для таранных масс вовсе не был продиктован

стремлением найти для них участок с самым сильным

сопротивлением противника. Наоборот, когда дело не

выгорело на голубой Вилии, на пути п.Тухачевского

встал ее серый любовник, Неман, который, защищая

родную землю, диктовал п.Тухачевскому направление

движения войск. Он вынудил его забыть о противнике и

приспособить движение тарана к извилистому течению

Немана. Таран, накрепко связанный с Неманом, уже не

отвечает задачам боя, задачам поддержания слабеющих

флангов. А фланги действуют абсолютно самостоятель —

но, без всякой связи с тараном. На пути встает новая

преграда, преграда, на которой укрепился противник.

Это — Неман и Шара.

Таран, стиснутый Неманом, суживается и уплотняет—

ся. В этом месте он идет наиболее плотной массой. Как

будто п.Тухачевский предчувствовал, что именно правый

фланг, его 4-я армия будет остановлена и ей потребуется

помощь тарана.

Неман сломлен. Но кто его в конце концов форсиру—

ет? Опять не таран! Опять 4-я армия п.Сергеева со своей

конницей! Опять фланговый обход, даже без попытки

прорвать оборону тараном! Опять таранные массы бол—

таются без пользы, подчиняясь не указаниям п.Тухачев—

ского, а велениям Немана!

Дальше возникает новая преграда. Не помогла Ви-

лия, не помог Неман. Преградой встают опять две

реки — Нарев и Буг. Таран, стиснутый еще Неманом,

так и идет в плотном стратегическом построении, не

расширяясь к югу: ударив на юге один раз в пустоту, он

уже не хочет решать там исход операции.

Что же происходит на этих реках? Интересен в этом

отношении приказ п.Тухачевского, датированный 1 авгу—

ста 1920 года и приведенный в книге п.Сергеева. Цити-

рую дословно: "Перед фронтом 15-й армии противник

оказывает упорное сопротивление в целях окружения и

уничтожения противника; командующий фронтом прика—

зал нашей армии: продолжать движение в направлении

Остроленки, двумя дивизиями ударить по противнику в

общем направлении на Мазовецк". То есть опять 4-я

армия п.Сергеева, задержанная в это время тем же

Наревом под Ломжей, должна помогать тарану, а не

таран — 4-й армии. Так и хочется сказать: "В тревогу —

мы к богу, а по тревоге — забыли о боге". Упорное

сопротивление должно быть сломлено не тараном, а

опять обходным маневром "нетаранной" северной армии.

Итак, таран пока нигде не дал результат: он либо бил

в пустоту — как это было под Минском, либо опазды—

вал — как под Вильно, либо оставлял решающее слово

за обходящей 4-й армией — как на Нареве. Может, он

пригодился на последнем этапе похода, когда Висла

предстала пред очами если не п.Тухачевского, то его

войск? Не хочу быть злорадным. Мне известны тяготы

управления войсками, я знаю, что ошибки иногда неиз—

бежны. Но у меня мелькает мысль, что — кто знает —

может, навязчивая идея тарана и привела п.Тухачевского

к поражению под Варшавой. Построенная тараном 15-я

армия, по его приказу от 8 августа, шла не для того,

чтобы решить исход боев под Варшавой, ибо ее участие

в них не предусматривалось, а имела задачу чисто гео—

графическую: перейти широкую Вислу, где противника не

было.

И только последняя задача тарана, задача, рассчитан—

ная не на победу, а на поражение, была выполнена „самой

таранной" 15-й армией. Когда все другие армии или в

беспорядке отступали (16-я), или спасались бегством,

бросая своих товарищей по несчастью на произвол судь¬

бы (3-я) , 15-я армия в течение двух дней 18 и 19 августа

пробовала играть роль старой гвардии, которая умирает,

но не сдается.

Прослеживая с исторической точки зрения процесс

материализации мысли п.Тухачевского, я не хочу ска—

зать, что он витал в облаках, заранее обрекая себя на

неудачу. Это не так. Его мысль имеет свою ценность, и

немалую. В ней много того, над чем я советую задумать—

ся всем, кто занимается военным искусством. Есть по—

пытка, пусть неудачная и которая наверняка не удовлет—

ворила и самого автора.

Когда я пытаюсь глубже вникнуть в мысль п.Туха—

чевского, когда стараюсь отыскать в его рассуждениях и

выводах корень ошибки, я обнаруживаю ее всегда в

одном и том же. Ошибка заключается не в таране, не в

методах восполнения сил при ведении глубокой военной

операции, заранее рассчитанных на сопротивление про—

тивника, но также заранее исключающих и саму мысль о

том, чтобы диктовать противнику свою волю и навязы—

вать ему способ действий, надеясь, что он будет сопро—

тивляться только там, где этого пожелает замысел док—

тринера.

Ошибку в рассуждениях и выводах п.Тухачевского я

вижу в том, что он старался провести параллель между

своими действиями и действиями германской армии на

французском фронте в 1914 году. В своем анализе на

предыдущих страницах я усиленно пытался показать,

какими опасными ловушками могут быть для полковод—

цев слова, фразы, геометрические фигуры и географиче—

ские названия — все то, что вызывает гневный протест

великого Наполеона, до сих пор взывающего из-под

купола Дома Инвалидов: „Mais c'est la realite des choses

qui commande messieurs!"

Итак, поход немцев на Париж, к Сене и за Сену.

Неужели п.Тухачевскому не приходило в голову, что

этот поход — плод великой мысли и огромной работы

ума и нервов Шлиффена — тесно связан с попыткой

решить проблему, которая в его времена встала перед

стратегией и дождалась попытки своей реализации в

1914 году. Это была попытка решить проблему масс,

создать стратегию масс. Когда в невообразимой погоне

за количеством, за численным превосходством, в пого—

не, характерной для стратегии после прусских побед

1870 года, армии Европы вышли далеко за рамки мил—

лиона человек, возникла новая, неизвестная дотоле про—

блема: как сочетать движение с массой? Как согласовать

маневр с множеством сооружений, необходимых для

войны, с огромным количеством артиллерии, с бесчислен—

ными обозами, со всей массой приспособлений, без кото—

рых война с ее современными средствами ведения борь—

бы была бы бессильна? Стратегия масс и их движение

ради победы! Вот то, над чем в тиши кабинетов напря—

женно работали высшие офицеры, вот то, что занимало

многие умы, мечтающие о новых Каннах и Седанах,

Йеннах и Аустерлицах!

Я знаю, что мою книгу будут читать люди, которые

над этими вопросами не ломали себе голову и не трепали

нервы, поэтому приведу одно сравнение, которое, воз—

можно, покажет всю величину и значимость данной

проблемы.

Возьмем миллионный город, например Варшаву, и

поставим вопрос о ее переносе куда-нибудь в Псе-Вульки

или в Псе-Кишки, из которых и вылазить-то неполитич¬

но, как говаривал Заглоба.* Представим себе Варшаву,

передвигающуюся изо дня в день, пешком, на колесах, со

всем гигантским хозяйством каждодневных нужд и за—

бот.

А дьявольская погоня за количеством уже превышала

пять миллионов. И стратегия масс требовала, чтобы пять

Варшав стремились к победе, чтобы пять Варшав могли

жить каждый день на новом месте, чтобы пять Варшав,

обеспечивая дело победы, ежедневно отбрасывали отхо—

ды военной деятельности куда-то в далекий тыл и еже-

*Заглоба — один из героев романов Г.Сенкевича (Прим. перев.).