«зеленой революции», механизацию труда, подняла на новый уровень различные
традиционные формы крестьянской кооперации и взаимопомощи. Если в 1965 г. средний
доход крестьянской семьи составлял всего 423 долл., то к 1971 г. он вырос до 1025 долл., а к
1977 г. достиг 2960 долл. Иными словами, только за 12 лет уровень крестьянского
благосостояния увеличился примерно на 700 %.
Те, кому довелось побывать в южнокорейской деревне до и после проведения Сэмаыль
ундон, не верили своим глазам. На месте жалких глинобитных хижин с камышовым
покрытием были воздвигнуты добротные каменные дома с черепичной крышей, а там, где
прежде, утопая в грязи, могла пройти крестьянская повозка, проложены современные
асфальтированные дороги. В деревни повсеместно пришли электричество, газ, школы и
больницы, другие социально-культурные объекты. Только по программе третьей пятилетки
(1972–1976) государство инвестировало в подъем села 2 трлн вон, которые принесли не
только прямой, но и косвенный экономический эффект. Быстрый рост покупательной
способности села на строительные материалы, сельхозмашины, удобрения, бытовую технику
стал сильным дополнительным стимулом бурного промышленного роста, превращения
Южной Кореи в одну из высокоразвитых индустриально-аграрных государств мира.
§ 5. Система «юсин» в политической культуре Юга Кореи
Еще одна важная особенность «военной революции» Пак Чжон Хи тесно связана с
выработкой упомянутой ранее доктриной «юсин», в которой органически синтезированы
национальные традиции корейского этноса и интегристские и мобилизационные элементы
иностранной, прежде всего, японской и американской, политической культуры. После
второго военного переворота в октябре 1972 г. Пак Чжон Хи не случайно стал именовать
обновленный текст Основного закона – Конституцией «юсин». Как отметил российский
исследователь С. О. Курбанов, это понятие заимствовано из японской лексики и является
синонимом слова «исин» (революция, реставрация, реформы). «Юсин» в написании
передается теми же двумя иероглифами, как и «исин», и, возрождая его на новой основе, Пак
Чжон Хи стремился провести некое тождество между великими реформами Мэйдзи,
положившими начало буржуазному перевороту в Японии и «военной революцией» в Корее.
Завуалированное обращение лидеров «военной революции» к мировому опыту Японии,
о чем не очень любят говорить в Южной Корее, логически вытекало из политической
биографии самого Пак Чжон Хи. В отличие от сверстников своего поколения он, как
отмечалось выше, не только не стал активным участником антияпонского патриотического
сопротивления, но добровольно пошел служить в армию метрополии, которая была
жестоким орудием порабощения его нации. В период своего профессионального военного
формирования Пак Чжон Хи не перестал поклоняться культу авторитарной власти,
солидаризму и сплоченности японцев, их высокому уровню национальной
самоидентификации, т. е. всему тому, чего явно недоставало в те годы самим корейцам.
Отсюда его определение системы «юсин» как оригинального и творческого учения, которое
направлено на полное устранение зависимости и неравноправия в международных
отношениях, возвращение корейцам подлинной инициативы и ответственности. «”Юсин”, –
отмечал Пак Чжон Хи, – это творческое проявление национальной воли для создания
стабильности, процветания и новой истории, объединения на основе нашего великого
самосознания, которое мы вновь обретем». Надо сказать, что риторика Пак Чжон Хи в
значительной степени напоминала то, что говорилось об идеях «чучхе» на Севере Кореи,
только, естественно, без коммунистической окраски.
Настойчиво призывая граждан страны обратить свои взоры к уникальным
национальным истокам, Пак Чжон Хи (подобно лидерам КНДР) не мог не пойти на
идеализацию и романтизацию исторического прошлого страны. В его устах мифический
основатель древнекорейской государственности Тангун всегда изображался как реальная
историческая личность, правление которого достойно высокого подражания. Из этих же