Усиление исполнительной власти проявляется и в других отношениях, например -
в численности и сложности используемого аппарата. В России в 1995 г. работники
органов исполнительной власти (и государственные служащие, и работники не имеющие
этого статуса) составляли около 91% от общей численности людей, работающих в органах
государственной власти и управления. Наряду с повышающейся ролью
административных актов, это дает некоторым исследователям основания для того, чтобы
говорить об администрации как о четвертой власти, противопоставляемой не только
законодательным органам, но и собственной политической верхушке - правительству.
Судебная власть остается зависимой от других ветвей. Это происходит за счет ее
раздробленности на разные виды судебных органов, не объединенных в одну систему
(суды общие, арбитражные, административные, конституционные, военные и т.д.), за счет
зависимости - прежде всего при назначении судей - от исполнительной и законодательной
власти, за счет отсутствия (в большинстве случаев) права предпринимать действия по
собственному почину, не дожидаясь обращения граждан, организаций или
государственных органов. Единственная страна, по отношению к которой можно говорить
об относительной независимости и силе судебной власти - США; однако это исключение
уникально.
Последняя важная черта современных отношений между ветвями власти -
появление новых центров власти и управления, которые не могут быть отнесены ни к
одной из трех классических ветвей. Во-первых, это глава государства в тех странах, где
он обладает значительными собственными полномочиями и не сливается с
исполнительной властью; к их числу относится и Россия.
Характеристика российской президентуры с точки зрения разделения властей
заслуживает особого внимания. Дело в том, что глава государства как самостоятельный и
активный центр власти - скорее исключение, чем правило. В президентских системах
глава государства выступает во внутренних делах прежде всего как глава исполнительной
власти, а не как самостоятельный субъект управленческих воздействий. В парламентских
системах глава государства лишен собственных полномочий, которые он мог бы
осуществлять самостоятельно: он является лишь символом, за которым скрывается та же
исполнительная власть, а самостоятельно выполняет лишь некоторые функции арбитража,
опираясь при этом больше на убеждение, чем на принуждение. Глава государства может
играть самостоятельную, несводимую к функциям исполнительной власти роль лишь при
смешанных формах правления, в условиях противостояния Президента и парламента
(французская коабитация или сожительство). Но и там это явление временное, а не
постоянное, как в России. Многие авторы считают Президента РФ фактическим главой
исполнительной власти; то, что Конституция не указывает на это, не меняет существа
дела. Однако Президент и его администрация в некоторых отношениях дублируют
деятельность других органов государственного управления (контрольные функции),
некоторые функции выполняют независимо от системы исполнительной власти
(организация государственной службы, взаимодействие с местным самоуправлением и
т.д.). Следовательно, если Президент РФ и осуществляет руководство исполнительной
властью, то это лишь одна из сторон его деятельности, не объясняющая всего объема
полномочий. Российский Президент, таким образом, олицетворяет и новую,
президентскую ветвь власти, и исполнительную власть, фактическое руководство которой
он осуществляет.
Во-вторых, это специализированные вертикальные структуры, не подчиненные
непосредственно ни правительству, ни главе государства, ни парламенту или высшим
судебным органам. В России наиболее ярким примером является прокуратура; в других
странах, особенно в англосаксонских, независимые или неправительственные органы
управления гораздо более многочисленны. Масштабы их деятельности несопоставимы с
масштабами деятельности традиционных ветвей власти, но фактическая независимость
(подчиненность лишь праву) выносит их за пределы разделения властей. Кроме того, если