ше красоты, чем в изящной фразе. Но каждой науке свойственна
ее особая эстетика языка. Человеческие факты — по сути своей
феномены слишком тонкие, многие из них ускользают от мате-
матического измерения. Чтобы хорошо их передать и благодаря
этому хорошо понять (ибо можно ли до конца понять то, что не
умеешь высказать?), требуется большая чуткость языка, точность
оттенков в тоне... Между выражением реальностей мира физичес-
кого и выражением реальностей человеческого духа — контраст в
целом такой же, как между работой фрезеровщика и работой ма-
стера, изготавливающего лютни: оба работают с точностью до мил-
лиметра, но фрезеровщик пользуется механическими измеритель-
ными инструментами, а музыкальный мастер руководствуется
главным образом чувствительностью своего уха и пальцев. Ничего
путного не получилось бы, если бы фрезеровщик прибегал к эм-
пирическому методу музыкального мастера, а тот пытался бы под-
ражать фрезеровщику. Но кто станет отрицать, что, подобно чут-
кости пальцев, есть чуткость слова?»
1
. «Настоящий... историк по-
хож на сказочного людоеда. Где пахнет человечиной, там, он зна-
ет, его ждет добыча»
2
.
А теперь поставим вопрос, который с точки зрения науки прин-
ципиально важен: «Как формируются новые научные идеи, дела-
ются открытия в связи с ролью языка?» Вот что писал по этому
поводу выдающийся французский физик XX в., один из осново-
положников квантовой механики Л. Бройль: «В силу своей стро-
гой дедуктивности математический язык позволяет детально опи-
сать уже полученные интеллектуальные ценности; но он не по-
зволяет получить что-либо новое. Итак, не чистые дедукции, а
смелые индукции и оригинальные представления являются ис-
точниками великого прогресса науки. Лишь обычный язык, по-
скольку он более гибок, более богат оттенками и более емок, при
всей своей относительной неточности по сравнению со строгим
символическим языком, позволяет формулировать истинно новые
идеи и оправдывать их введение путем наводящих соображений или
аналогий»
3
. Выходит, что акт научного творчества, приводящий к
открытию нового знания, совершается на уровне выдвижения но-
вой идеи на естественном языке, а формализованный язык при-
меняется для изложения результатов исследования. И научное от-
крытие и описание полученных результатов историк осуществля-
ет на одном и том же естественном языке, что свидетельствует о
своеобразной гармонии. Но здесь необходимо внести одно уточне-
ние. Не все из упомянутых составных частей языка историка при-
1
Блок
М. Апология истории или ремесло историка/ пер. Е.М.Лысенко. — М.,
1986. - С. 18.
2
Там же.
3
Бройль
Л. По тропам науки. — М., 1962. — С. 327.
202
частны в равной степени к получению историком нового научно-
го знания. Обнаружение исторических фактов связано с открыти-
ем новых источников. Однако развитие познания не сводится только
к обнаружению новых фактов, меняется, уточняется, обогащает-
ся картина представлений о прошлом. Такое движение познания
связано прежде всего с совершенствованием методов историче-
ского познания, теоретических его основ в целом. Новизна теоре-
тических подходов к изучению истории резюмируется в категори-
альном аппарате мышления.
Научные исторические понятия в чисто количественном отно-
шении имеют значительно меньший удельный вес в языке исто-
рика, чем литературная разговорная речь его эпохи. Но это не
самое важное. Более существенно то, что понятия не являются в
такой степени, как литературный язык, продуктом органическо-
го развития. Их содержание — результат научного исследования,
поэтому они обладают большей четкостью, причем речь может
идти и о наборе признаков явлений, фиксируемых в определен-
ный мыслительный образ. В этом смысле исторические понятия
отличаются большей строгостью содержания, чем лексика лите-
ратурного языка. Строгость эта — языковая, поэтому к содержа-
нию понятий не следует предъявлять больше требований, чем они
могут удовлетворить по своей природе. Математическая точность
не является критерием степени соответствия понятия действи-
тельности: такое соответствие никак не может быть выражено
количественно. Четкий набор признаков, включаемых в определе-
ние понятия, также не решает проблемы его точности, поскольку
определение — не обязательная форма существования понятий.
Известно, что многие понятия не сформулированы в качестве
определений. Это не является упущением историков, поскольку
наталкивает на природу понятия: оно — не только слово, термин,
но и обобщение признаков класса однопорядковых, т. е. повторя-
ющихся, явлений. Так как повторяемость в истории никогда не
бывает буквальной, то и однопорядковые явления отличаются по
набору признаков, причем не только количественно, но и каче-
ственно. Обычно за этим стоит степень развития того или иного
явления в конкретных исторических условиях. Понятия «рабство»,
«полис», «феодализм», «община», «собственность» и т.д. являют-
ся обобщениями однопорядковых явлений. Однако хорошо извест-
но, что каждое из них обладало своими отличительными и порой
очень существенными особенностями (признаками), которых не
было в других случаях. Можно ли считать обязательным призна-
ком абсолютизма отсутствие органа сословного представительства?
Очевидно, нет, хотя это было характерно для абсолютизма во
Франции. Является ли феодальная иерархия необходимым усло-
вием феодальной собственности на землю в средние века? Тоже
нет: в средневековых поземельных отношениях на Руси этого не
203