Штраус Л. Введение в политическую философию

Подождите немного. Документ загружается.

Лео Штраус. Введение в политическую философию

его.

Он понимал эти приготовления как войну, духовную войну. Он же-

лал вызвать перемены во мнениях, которые в нужное время ускорили бы

изменения политической власти. В действительности ему удалось обра-

тить в свою веру не так уж много людей, но рассчитывал он повлиять на

многих. Этими многими были те, кто в случае конфликта между родиной

и их душами, их спасением, предпочли бы родину; эти многие были не

особенно ревностными христианами. Он ожидал, что они с сочувствием

отнесутся к его предприятию, которое было бесконечно более благопри-

ятным для земного отечества, нежели для небесного отечества христиан.

Они не смогут понять полное значение его предприятия, но можно рас-

считывать, что они смогут гарантировать, что его книги найдут отклик.

Они сделают его книги публично оправданными. Однако они не были бы

надежными союзниками в его войне до победного конца. Его отдален-

ный успех зависел от полного обращения нескольких человек, очень не-

многих. Они обеспечили бы жизненный центр, который постепенно вдох-

новлял бы, в благоприятных обстоятельствах, формирование нового пра-

вящего класса, нового типа государей, сравнимых с патрициатом Древ-

него Рима. Война Макиавелли имеет характер пропаганды. Ни один фи-

лософ ранее не думал о гарантиях для посмертного успеха, развивая для

этих целей специфическую стратегию и тактику. Более раннее филосо-

фы всех убеждений примирялись с тем, что их учение, подлинное, никог-

да не заменит того, что они рассматривали как учения ложные, но будет

сосуществовать с ними. Они предлагали свои доктрины современникам,

и прежде всего последующим поколениям, даже не мечтая о том, чтобы

контролировать человеческую мысль будущего как таковую. И если они

были политическими философами и пришли к определенным заключени-

ям относительно правильного политического порядка, они были бы по-

рочны, а следовательно, не были бы философами, если бы не желали по-

мочь своим согражданам в устроении их общих дел наилучшим образом.

Но они ни на мгновение не верили, что истинное политическое учение

является политическим учением будущего или же вероятно станет тако-

вым. Макиавелли - первый философ, попытавшийся подчинить себе слу-

чай, контролировать будущее, устроив кампанию, кампанию пропаган-

ды.

Эта пропаганда есть полная противоположность тому, что нынче под

ней подразумевают, а именно навязчивому проталкиванию идей и овла-

дению умами общественности. Макиавелли хочет убедить, а не просто

уговорить или запугать. Он был первым в длинной цепи современных

мыслителей, надеявшихся установить новые образцы и порядки с помо-

щью просвещения. Просвещение - lucus а поп lucendo* - начинается с

Макиавелли.

* Буквально "куст, не являющийся светом " (лат.)24~.

Что такое политическая_ф_илософ_ия?

Для того чтобы понять величие успеха Макиавелли, необходимо ясно

усвоить его принцип. Повторим его: нужно понизить стандарты или для

того,

чтобы сделать вероятным, если не несомненным, воплощение в

жизнь правильного или желательного социального порядка, или для того,

чтобы приобрести шанс; нужно сместить ударение с нравственного ха-

рактера на общественные институты. Правильный порядок, как его пред-

ставлял себе Макиавелли, был жестко управляемой республикой, пост-

роенной по образу и подобию Древнего Рима, но, как подразумевалось,

еще более совершенной. Ибо то, что римляне делали случайно или ин-

стинктивно, теперь будет сделано сознательно и намеренно: теперь - пос-

ле того, как Макиавелли понял причины успеха римлян. Республиканизм

в римском стиле, в интерпретации, данной ему Макиавелли, стало одним

из наиболее мощных течений современной политической мысли. Мы на-

блюдаем его присутствие в работах Харрингтона

*, Спинозы, Олджер-

нона Сидшг

*, Монтескье, Руссо, в Федералисте

' и у тех французов из

высшего общества, что приветствовали французскую революцию в инте-

ресах статуса Франции как великой державы. Но этот посмертный успех

Макиавелли не сравним по важности с тем успехом, который пришел бла-

годаря преобразованию его концепции - преобразования, вдохновлен-

ного его собственным принципом.

Предложенная Макиавелли концепция не была защищена от серьез-

ных теоретических затруднений. Теоретической или космологической

основой его политического учения была разновидность разложившегося

аристотелизма. Это значит, что он предполагал, но не доказывал непри-

годность телеологического естествознания. Он отвергал взгляд, соглас-

но которому человек должен действовать с помощью добродетели, со-

вершенства, естественной цели; но это отвержение требует критики по-

нятия естественных целей. Это доказательство было предоставлено, по

крайней мере, так считалось, новым естествознанием XVII столетия. Су-

ществует скрытое родство между политической наукой Макиавелли и

новым естествознанием. Классики действовали согласно нормальным

обстоятельствам, а не по исключению; Макиавелли осуществляет свое

радикальное изменение в понимании политических вещей, путем действия

согласно исключению, крайнему случаю. Как явствует из Бэкона, суще-

ствует близкая связь между ориентацией Макиавелли и понятием пытки

природы, то есть контролируемым экспериментом.

Однако главной причиной, по которой концепция Макиавелли долж-

на была быть изменена, был ее бунтарский характер. Человеком, смяг-

чившим концепцию Макиавелли в той степени, которая была почти дос-

таточной для того, чтобы гарантировать успех его первоначального на-

мерения, был Гоббс. На мгновение можно подумать, что его правка Ма-

киавелли была шедевром ловкости рук. Макиавелли написал книгу под

названием "Государь"; Гоббс написал книгу "О гражданине"; то есть,

Лео Штраус. Введение в политическую философию

Гоббс выбрал в качестве своей темы не дела королевств и государств, а

скорее обязанности подданных; следовательно, то, чему учил Гоббс, зву-

чит куда более невинно, чем то, чему учил Макиавелли, не противореча

при необходимости его доктрине. Однако милосерднее и правильнее ска-

зать,

что Гоббс был честным и откровенным англичанином, которому не

хватало утонченной итальянской руки его учителя. Если угодно, можно

сравнить Гоббса с Шерлоком Холмсом, а Макиавелли с профессором

Мориарти. Несомненно, Гоббс воспринимал справедливость куда серь-

езнее, чем Макиавелли. Можно даже сказать, что он защищал причину

справедливости: он отвергает мнение, что сущность гражданского обще-

ства состоит в том, что оно основано на преступлении. Можно сказать,

что опровержение фундаментального убеждения Макиавелли было глав-

ной целью знаменитой доктрины Гоббса о естественном состоянии. Он

принял традиционное представление о том, что справедливость есть не

просто деятельность общества, а естественное право. Но он также при-

нял критику Макиавелли в адрес традиционной политической филосо-

фии: она стремилась слишком высоко. Поэтому Гоббс потребовал, чтобы

естественное право было выведено из таких начал, как элементарные нуж-

ды и стремления, определяющих поведение всех людей большую часть

времени, а не из человеческого совершенства или цели, желание которых

определяет поведение лишь немногих и совсем незначительную часть вре-

мени. Эти первичные побуждения конечно же эгоистичны; они могут быть

сведены к одному принципу: жажде самосохранения или страху перед

насильственной смертью. Это значит, что не блеск и очарование славы

или гордости, но ужас от страха смерти стоит возле колыбели гражданс-

кого общества: не герои, даже совершившие инцест и братоубийство, но

голые, дрожащие бедолаги были основателями цивилизации. Видимость

дьявольского полностью исчезает. Но не будем слишком опрометчивы. С

момента установления правительства страх насильственной смерти пре-

вращается в страх перед правительством. И желание самосохранения

развивается до желания спокойного самосохранения. Макиавеллиевская

"слава" на деле улетучилась; теперь она кажется просто несущественным,

мелким, нелепым тщеславием. Эта слава, однако, открывает дорогу не

справедливости и высоким качествам человека, а заботе о надежном ком-

форте, практическому, прозаическому гедонизму. Слава продолжает

существовать только в форме состязания. Иными словами, если стерж-

нем политического учения Макиавелли была слава, то стержнем полити-

ческой концепции Гоббса является власть. Власть бесконечно более прак-

тична, нежели слава. Совершенно не являясь целью высоких или демони-

ческих устремлений, она востребована холодной объективной необходи-

мостью или же является ее выражением. Власть морально нейтральна.

Или, что тоже самое, она двусмысленна как бы скрытой двусмысленнос-

тью.

Власть или забота о ней лишены прямого человеческого влечения к

Что такое политическая философия?

славе. Она возникает посредством отчуждения первичных человеческих

мотиваций. У нее дряхлый вид. Она скорее более очевидна в серых кар-

диналах, нежели в Сципионах и Ганнибалах. Респектабельный, прозаи-

ческий гедонизм, умеренность без возвышенности и утонченности, охра-

няемые или сделанные возможными "политикой власти" - вот значение

поправок Гоббса к Макиавелли.

Учение Гоббса было все еще слишком дерзким для того, чтобы быть

принятым. Оно тоже нуждалось в смягчении. Такого рода смягчение ока-

залось делом рук Локка. Приняв фундаментальную концепцию Гоббса,

Локк внес в нее единственную поправку. Он понял, что человеку для са-

мосохранения нужно не ружье, а пища, или вообще собственность. Та-

ким образом, желание самосохранения превращается в желание соб-

ственности, приобретения, и право на самосохранение становится пра-

вом на неограниченное приобретение. Практические последствия этого

маленького изменения огромны. Политическое учение Локка есть про-

заическая версия того, что у Гоббса все еще обладало определенным по-

этическим качеством. Оно, основываясь на предпосылках Гоббса, само

по себе более разумно, чем политическое учение Гоббса. С точки зрения

громкого успеха Локка, контрастирующего с очевидной неудачей Гоб-

бса, особенно в англосаксонском мире, мы можем сказать, что открытие

или изобретение Макиавелли необходимости в имморальном или амо-

ральном заменителе для морали одержало победу в идее Локка о том,

что этим заменителем является стяжательство. Здесь мы имеем дело с

крайне эгоистической страстью, удовлетворение которой не требует ни-

какого пролития крови и результатом которой выступает всеобщее улуч-

шение. Иными словами, если мы принимаем предпосылку Макиавелли,

то решение политической проблемы экономическим средствами наибо-

лее изящно: экономизм - это зрелый макиавеллизм. Никто не понимал

этого глубже, чем Монтескье. Его трактат Esprit des Lois" написан так,

как если бы это был документ о непрекращающемся бое, неразрешенном

конфликте между двумя социальными или политическими идеалами: Рим-

ской республикой, чьим принципом является добродетель, и Англией,

чьим принципом является свобода. Однако фактически Монтескье в кон-

це концов делает выбор в пользу Англии. Превосходство Англии в его

представлении основывается на том, что англичане нашли замену для су-

ровых республиканских римских добродетелей; эта замена - торговля и

финансы. Древние республики, основанные на добродетели, нуждались

в безупречных манерах; современная система, заменяющая добродетель

торговлей, оказывается плодотворной для мягких манер, для humanite".

В работе Монтескье мы наблюдаем последнее возрождение поэзии, ле-

* О духе законов

(фр.)-

•:.-:.•

Человечность

(фр.).

чЩ

Лео Штраус. Введение в политическую философию

жащей в основе современной прозы. Поэмы предпосланы только двум

книгам Esprit des Lois: книга о народонаселении начинается стихами

Лукреция в похвалу Венере; первая книга о торговле - поэмой в прозе

самого Монтескье.

Эта коварная мудрость, испорченная очаровательными и очарованная

испорченными, эта деградация человека вызвала страстный и до сих пор

незабываемый протест Жана-Жака Руссо. С Руссо начинается то, что мы

можем назвать второй волной модерна: волной, принесшей немецкую

идеалистическую философию и романтизм всех рангов во всех странах.

Это великое и сложное контрдвижение состояло в первую очередь в воз-

врате из мира модерна к способам мышления предшествующих времен.

Руссо вернулся из мира финансов, из того, что он первым назвал миром

буржуа, к миру добродетели и города, миру гражданина. Кант вернулся

от понимания идей у Декарта и Локка к платоновскому пониманию. Ге-

гель вернулся от философии рефлексии к "более высокой жизненности"

Платона и Аристотеля. И романтизм как целое есть в первую очередь

движение возврата к истокам. Между тем во всех этих случаях возврат к

досовременной мысли был только начальным шагом движения, которое

вело,

сознательно или бессознательно, к куда более радикальной форме

модерна, которая была еще более чужда классике, нежели мысль сем-

надцатого и восемнадцатого веков.

Руссо возвратился от современного государства, в том виде, в каком

оно сформировалось в его время, к классическому городу. Однако пос-

ледний был истолкован им в свете концепции Гоббса. Ибо согласно Руссо

корнем гражданского общества является право на самосохранение. Но,

отклоняясь от Гоббса и от Локка, он провозглашает, что это фундамен-

тальное право указывает на социальный порядок, родственный класси-

ческому городу. Причина этого отклонения та же самая, что и первичная

мотивация современной политической философии вообще. В концепци-

ях Гоббса и Локка фундаментальное право человека сохранило свой из-

начальный статус даже внутри гражданского общества: естественное

право осталось критерием для позитивного права; сохранилась возмож-

ность обращаться от последнего к первому. Это обращение, было конеч-

но же в общем-то неэффективным; оно определенно не несло с собой га-

рантий своей собственной эффективности. Из этого Руссо вывел заклю-

чение, что гражданское общество должно быть сконструировано так,

чтобы сделать всякое обращение от позитивного права к естественному

совершенно излишним; гражданское общество, построенное надлежащим

образом в соответствии с естественным правом, автоматически будет

порождать только позитивное право. Руссо выражает эту мысль следую-

щим образом: общая воля, воля общества, в которой каждый субъект

права должен будет иметь голос при создании закона, не может ошибать-

ся.

Общая воля, имманентная обществам определенного типа, замещает

Что такое политическая философия?

трансцендентное естественное право. Не стоит излишне обращать вни-

мание на то, что Руссо мог питать сильное отвращение к тоталитаризму

наших дней. На самом деле он благоволил тоталитаризму свободного

общества, но отвергал на самом ясном из возможных языков любой воз-

можный тоталитаризм правительства. Трудность, к которой ведет нас

Руссо, лежит глубже. Если последним критерием справедливости стано-

вится общая воля, то есть воля свободного общества, то каннибализм

столь же справедлив, как и полная его противоположность. Любое уста-

новление, освященное умом народа, должно будет считаться сакральным.

Мысль Руссо обозначает решающий шаг в движении секуляризации,

пытающемся гарантировать осуществление идеала, или доказать необ-

ходимое совпадение рационального и реального, или избавиться от того,

что по существу выходит за пределы любой возможной человеческой дей-

ствительности. Допущение подобного превосходства раньше позволило

людям установить надежное различие между свободой и произволом.

Произвол состоит в совершении того, что считается желательным; сво-

бода — в том, чтобы правильно делать только благо; и наше знание блага

должно идти от высшего принципа, сверху. Эти люди допускали верти-

кальное, идущее сверху, ограничение произвола. На принципах Руссо

ограничение произвола осуществляется горизонтально, произволом дру-

гих людей. Я справедлив, если я предоставляю любому другому человеку

те же права, на которые претендую и сам, каковы они ни были. Горизон-

тальное ограничение предпочтительней вертикального, поскольку выг-

лядит более реалистичным: ограничение моих претензий претензиями

других является самопринудительным.

Можно было бы сказать, что учение Руссо об общей воле есть юриди-

ческая, а не моральная доктрина и что закон необходимо свободнее мо-

рали. Это различие можно проиллюстрировать ссылкой на Канта, про-

возгласившего в своем моральном учении, что всякая ложь, всякое выс-

казывание любой неистины аморальны, а между тем в своем юридичес-

ком учении он провозгласил, что свобода слова одинаково является как

правом на ложь, так и правом на истину. Можно, конечно, порядком усом-

ниться в том, что само разделение закона и морали, которым так горди-

лась немецкая философия права, является обоснованным. Помимо всего

прочего, моральное учение Руссо не может избавиться от указанной труд-

ности. Место, которое в его юридическом учении занимает право на са-

мосохранение, в его моральном учении занято правом или обязанностью

устанавливать законы для самих себя. "Материальная" этика уступает

дорогу "формальной" этике, в результате становится невозможным ког-

да-либо установить ясные субстантивные принципы и приходится заим-

ствовать их из "общей воли" или того, что стало называться Историей.

Руссо были известны эти затруднения. Они были вызваны ослаблени-

ем понятия человеческой природы, а в конечном счете поворотом от цели

Лео Штраус. Введение в политическую философию

человека к его началу. Руссо принял антителеологический принцип Гоб-

бса. Следуя ему более последовательно, чем сам Гоббс, он был вынужден

отвергнуть концепцию Гоббса или потребовать, чтобы естественное со-

стояние

—

примитивное, досоциальное положение человека - было по-

нято как совершенное, а не как устремленное за собственные пределы, к

обществу. Он был вынужден потребовать, чтобы естественное состоя-

ние,

начало человека, стало целью для общественного человека: только

потому, что человек отошел от своих начал, потому, что он тем самым

испортился, человеку нужна цель. Эта цель есть прежде всего справед-

ливое общество. Справедливое общество отличается от несправедливого

тем, что оно становится настолько близким естественному состоянию,

насколько это возможно: желание, детерминирующее человека в есте-

ственном состоянии, желание самосохранения, является корнем справед-

ливого общества и определяет его цель. Это фундаментальное желание,

являющееся в то же время фундаментальным правом, отличает юриди-

ческое от морального: общество столь далеко от того, чтобы основываться

на морали, что выступает ее основой; цель общества, таким образом, дол-

жна быть определена в юридических, а не в моральных терминах; и не

может быть обязательства войти в общество (или общественный договор

не может связать "массу людей"). Какими бы ни были значение и статус

морали, она определенно предполагает общество, и общество, даже спра-

ведливое общество, есть зависимость или отчуждение от природы. Сле-

довательно, человек должен выйти за пределы всего социального и мо-

рального измерения и возвратиться к целостности и простоте естествен-

ного состояния. Поскольку забота о самосохранении подталкивает че-

ловека к вступлению в общество, то он должен возвратиться от самосох-

ранения к его корню. Этот корень, абсолютное начало, есть ощущение

существования, ощущение простой сладости существования. Предаваясь

единственному ощущению своего настоящего существования, без всякой

мысли о будущем, живя, таким образом, в сладостном забвении всех за-

бот и страхов, индивид ощущает сладость всего существования: он воз-

вратился к природе. Именно ощущение существования порождает жела-

ние самосохранения. Это желание принуждает человека всецело посвя-

тить себя действию и мысли, жизни в заботе, обязанностях и нищете, от-

секая тем самым от блаженства, захороненного в его глубине или исто-

ке.

Только немногие люди способны найти обратный путь в природу.

Напряжение между желанием сохранить существование и его ощущени-

ем выражается, таким образом, в неразрешимом противоречии между

огромным большинством тех, кто в лучшем случае будет хорошими граж-

данами, и меньшинством одиноких мечтателей, являющихся солью зем-

ли.

Руссо оставил это противоречие неразрешенным. Немецкие филосо-

фы,

подхватившие эту проблему, думали, что примирение возможно и

оно будет осуществлено или уже было осуществлено Историей.

Что такое лолитическаяфилпсоф_ия?

Немецкая идеалистическая философия претендовала на восстановле-

ние и даже на превосхождение наивысшего уровня классической поли-

тической философии, сражаясь со снижением ее ценности, вызванным

первой волной современности. Но не говоря ничего о замене Добродете-

ли Свободой, политическая философия, принадлежащая второй волне

модерна, неотделима от философии истории, которая в классической

политической философии отсутствует. Ибо каково значение философии

истории? Она демонстрирует сущностную необходимость воплощения

правильного порядка. В конечном счете случайность отсутствует; иными

словами, та же реалистическая тенденция, которая вела к понижению

стандартов в первой волне, привела к философии истории во второй. Вве-

дение философии истории не было и подлинным средством от снижения

стандартов. Воплощение справедливого порядка достигается слепой эго-

истической страстью: это незапланированный побочный продукт чело-

веческой деятельности, которая никоим образом не устремлена к пра-

вильному порядку. Он мог быть задуман Гегелем столь же величествен-

но,

как это было и у Платона; у кого из них он был задуман более величе-

ственно - в этом можно сомневаться. Определенно Гегель мыслил уста-

новить его макиавеллиевским, а не платоновским путем: в манере, проти-

воречащей самому справедливому порядку. Заблуждения коммунизма

были уже заблуждениями Гегеля и даже Канта.

Трудности, с которыми столкнулся немецкий идеализм, вызвали тре-

тью волну модерна - несущую нас и по сей день. Эта последняя эпоха

началась с Ницше. Ницше сохранил то, что явилось ему в качестве интуи-

ции, благодаря историческому сознанию XIX столетия. Однако он от-

верг точку зрения, что исторический процесс рационален, а также пред-

посылку, будто возможна гармония между подлинным индивидом и со-

временным государством. Можно сказать, что он вернулся, по уровню

исторического сознания, от гегелевского примирения к антиномии Рус-

со.

Он учил, что вся человеческая жизнь и мысль опираются в конечном

счете на формирующие новые перспективы творческие проекты, недо-

ступные рациональной легитимации. Творцы являются великими инди-

видуумами. Одинокий творец, дающий закон самому себе и подчиняю-

щийся всем его требованиям, занимает место одинокого мечтателя Рус-

со.

Это происходит потому, что Природа перестала казаться законосо-

образной и милосердной. Поэтому фундаментальный опыт существова-

ния есть опыт не блаженства, а страданий, пустоты, пропасти. Творчес-

кий призыв Ницше к созиданию был адресован не обществу или нации, а

индивидуумам, которые должны были революционизировать свою жизнь.

Но он ожидал или надеялся, что его призыв, одновременно суровый и

умоляющий, вопрошающий и алчущий вопрошания, мог ввести лучших

людей из грядущих поколений в искушение обрести подлинную самость

и сформировать новую знать, которая сможет править миром. Он проти-

Лео Штраус. Введение в политическую философию

вопоставил возможность планетарной аристократии безосновательно

предполагаемой необходимости универсального бесклассового и без-

государственного общества. Будучи уверенным в покорности совре-

менного западного человека, он проповедовал священное право "без-

жалостного истребления" огромных людских масс столь же свободно,

как и его великий противник. Он использовал большую часть непрев-

зойденной и неистощимой силы своей страстной и завораживающей

речи, чтобы заставить своих читателей презирать не только социализм

и коммунизм, но также консерватизм, национализм и демократию.

Взяв на себя столь огромную политическую ответственность, он не

показал пути к ней для своих читателей. Он не оставил им никакого

выбора, кроме безответственного безразличия к политике и безответ-

ственного политического выбора. Тем самым он подготовил режим,

который на всем протяжении своего существования опять заставил

дискредитированную демократию выглядеть своего рода золотым ве-

ком. Он пытался выразить свое понимание современной ситуации и

человеческой жизни как таковой при помощи учения о воле к власти.

Трудность, присущая философии воли к власти, привела после Ниц-

ше к явному отречению от самого понятия вечности. Современная

мысль достигает своей кульминации, своего высшего самоосознания, в

наиболее радикальном историцизме, то есть явно предавая забвению

понятие вечности. Ибо забвение вечности, или, иными словами, от-

чуждение от глубочайшего человеческого желания и первичных целей,

- это цена, которую современный человек должен был заплатить с

самого начала за попытки стать абсолютным сувереном, хозяином и

владельцем природы, подчинить себе случай.

О классической

политической философии

Цель этих заметок - обсудить те характерные черты классической по-

литической философии, которым в наибольшей степени грозит опасность

остаться незамеченными или же не получить надлежащего внимания со

стороны наиболее влиятельных школ нашего времени. Эти заметки не

имеют своей целью набросать контуры адекватной интерпретации клас-

сической политической философии. Их задача будет выполнена, если они

укажут путь, который, как мне кажется, является единственным, идя по

которому можно достичь подобной интерпретации.

Классическая политическая философия отличается своим непосред-

ственным отношением к политической жизни. Это уже после того, как

классические философы сделали свое дело, политическая философия

стала определенно "учрежденной" и тем самым в известной мере отдали-

лась от политической жизни. С этого времени отношение политических

философов к политической жизни и ее понимание ими были определены

существованием унаследованной политической философии: с этого мо-

мента отношение политической философии к политической жизни ока-

залось опосредованным традицией политической философии. Традиция

политической философии, будучи традицией, считала необходимость и

возможность политической философии чем-то само собой разумеющим-

ся.

Традиция, зародившаяся в классической Греции, была в XVI и XVII

столетиях отброшена в пользу новой политической философии. Однако

эта "революция" не восстановила того прямого отношения к политичес-

кой жизни, которое существовало вначале: новая политическая филосо-

фия относилась к политической жизни посредством унаследованного

общего представления о политической философии или политической на-

уке и посредством нового понятия науки. Современные политические

философы пытались заменить учение и метод традиционной политичес-

кой философии тем, что они считали истинным учением и правильным

методом; они считали само собой разумеющимся, что политическая фи-