Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии)

Подождите немного. Документ загружается.

в Поднепровье нашёл скелет с резко выраженными морфологическими особенностями

палеоантропа. Список такого рода находок в Европе и Азии довольно значителен

. Все эти

факты можно объяснить, например, такой гипотезой, что на определённом этапе развития

родового строя люди подчас хоронили прирученных реликтовых палеоантропов с тем же

погребальным ритуалом, в качестве воображаемых родовых предков, как и действительных

предков — почётных сородичей.

Однако нет оснований думать, что пережившие свой расцвет палеоантропы окончательно исчезли

вместе с концом родового строя. В древнейших памятниках письменности мы

512 Б. Ф. ПОРШНЕВ. О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

находим упоминания и описания диких волосатых человекоподобных существ, которые

заставляют думать о следах дивергенции — о затухании остаточных черт симбиоза или

синант-ропизма, о полном отчуждении между представителями обоих семейств. Сведения об

этих реликтовых палеоантропах находятся в ассиро-вавилонском эпосе о Гильгамеше, в Ведах

и Авесте, в Ветхом Завете, т. е. в текстах, восходящих даже к 1V-III тысячелетиям до н.э.,

затем в индийской Рамаяне, и далее в позднейших памятниках народного творчества. Таким

образом, можно считать, что цепь свидетельств о палеоантропах не прерывается от палеолита

до первых письменных данных и тянется дальше.

Многое в древнейшей истории человечества получит дополнительное освещение, если

помнить, что люди развивались в противопоставлении себя живущим где-то на близкой или

дальней периферии анти-людям — «нелюдям», «нежити». Это противоположение всё более

осознавалось. Оно было оборотной стороной самосознания этнических групп.

Представляется вероятным, что расообразование, по крайней мере, образование первичных

больших рас и их ранних подразделений — факт, относящийся к искусственному обо-

соблению. А именно, из исходной формы неоантропов, расово ещё полиморфной, т. е.

содержавшей вместе, в смешении признаки позднейших рас, активным отбором расщепились

монголоиды, европеоиды и негроиды, усматривавшие друг в друге некую причастность к

анти-людям. Они устраняли путём искусственного отбора часть нежелательного в этом

отношении потомства и пресекали скрещивание (вместе с всяким общением) с

представителями формирующейся «противоположной» расы. Они особенно энергично

отселялись друг от друга как можно дальше. Если это так, в этом случае дело идёт не о

прямых контактах или антагонизмах с реликтовыми палеоантропами, но о воспроизведении

этого отношения уже в мире самих людей. Интересно в этом смысле, что в основе самого

расообразования усматривается механизм дихотомии, т. е. деления всякий раз надвое. Он

особенно отчётливо выявлен в концепции расообразования В. В. БунакаЧ Дихотомия не

наблюдалась бы при ведущей роли физико-географической адаптации, т. е. при

главенствующем значении отношения к природе, а не отношения друг к другу; именно

последнему свойственно дихотомическое противопоставление общностей по принципу «они и

мы». Таким образом, расогенез принад-

У ПОРОГА НЕОАНТРОПОВ

513

лежит истории культуры, это есть искусственный, а не биологический процесс, т. е. результат

определённых очень древних межчеловеческих отношений и действий. В глубокой основе

последних — напряжённые усилия «людей» обособляться от якобы проникающих в их жизнь

«нелюдей».

Это же можно показать на формировании не рас, а этносов. Каждый этнос, как говорилось,

отделён от прочих эндогами-ей

', в чём, может быть, следует видеть опять-таки далёкий

отзвук интересующей нас дивергенции. Здесь нам особенно важно подчеркнуть явление

«этноцентризма» донаучного мышления о человеке. До XVI в. едва ли не повсеместно

считали по существу людьми тех, кто составлял собственное этническое ядро, а чем дальше

на периферию, тем меньше человеческого признаётся в природе обитателей, в них усмат-

риваются всё более странные гибриды, монстры. На окраинах видимого географического

мира утрачивается различение естественного и сверхъестественного. Если на более древних

ступенях этнос опять-таки прямо подозревает в соседних и отдалённых народах

замаскированных «нелюдей», сохраняя ма-ло-мальское конкретное знание и о подлинных,

отнюдь не замаскированных деградировавших и обитающих в дикой природе палеоантропах,

то позже эти знания всё более стирались и заменялись вымышленными, искусственно

сконструированными образами «полулюдей» или «противоестественных людей». Только с

XVI в. познание мира и связь между народами расширяются настолько, что постепенно

возникает рациональный образ человека вообще, этноцентризм начинает утрачивать силу,

реальный же образ палеоантропа сохраняется преимущественно среди узкого слоя

осведомлённых.

В этот же ряд вписывается подозрение других племён и народов в тайном общении с

нелюдями: пусть эти племена и народы уже сами рассматриваются вполне трезво, а не

фантастически, но предполагается, что они выполняют волю «тёмных сил», имеют контакты с

духами и демонами. Однако допустимо подозревать, что шаманизм и некоторые другие

культы и в самом деле долгое время держались на умении шаманов и колдунов приручать

диких палеоантропов, используя их, между прочим, и в охоте, и в скотоводстве.

После сказанного становятся немного понятнее и восходящие к глубокой древности

вооружённые походы к соседям за живым мясом для человеческих жертвоприношений, дабы

заменить захваченными принесение в жертву своих сородичей.

514 Б. Ф. ПОРШНЕВ. О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

Точно также позже это были походы для захвата скота, используемого в тех же целях.

Но, оставляя дальнейшее распутывание всё более осложненных и символических следов

исходной дивергенции, послужившей великим переломом у истоков человеческой истории,

вернёмся к прерванной цепи дошедших до нас прямых свидетельств о существовании самих

палеоантропов, хоть редких и дисперсных, в историческое время.

Многие античные авторы оставили упоминания и сообщения о них: Ктесий, Геродот, Ганнон,

Плиний старший, Кратесс Пергамский, Помпоний Мела, Плутарх и другие. В качестве

основных областей обитания указывается Северная Индия, Северный Иран, Восточное

Средиземноморье, Египет, Эфиопия. Но есть указания и на Европу, например, на Балканский

полуостров. Так, по словам Плутарха, Сулла в 84 г. н.э., спустившись через Фессалию и

Македонию к морю, готовился к переправе из Диррахия (Дуррацо) в Брундизий. В это время в

священном месте в горах поймали спящего сатира. Его привели к Сулле и призвав

многочисленных переводчиков, стали расспрашивать. Но он не произнёс ничего вразумитель-

ного, а только испустил грубый крик, более всего напоминавший смесь конского ржанья с

козлиным блеянием; напуганный Сулла велел прогнать его с глаз долой. Сведения античных

авторов об обитании подобных сатиров и фавнов в южной части Эфиопии (Абиссинии)

особенно многочисленны. Любопытно, что такого рода сведения отразились и в местном

эпосе XV в.

Можно остановиться на одном примере из ранней истории древнерабовладельческой эпохи —

истории зороастрийской реформы в древнем Иране в VI—V веках до нашей эры. Реформа эта

состояла в разрушении предшествовавшего культа — поклонения дэвам, т. е. вероятно

палеоантропам, сопровождавшегося массовыми приношениями им в жертву скота. Реформа,

завершённая при Дарий и Ксерксе, отнюдь не отрицала реальности дэвов, не объявляла веру в

них суеверием, но лишь превратила их из существ почитаемых, «светлых» в существа

отгоняемые, «тёмные». Если в Ригведе дэвы выступают как положительное начало, то в

Авесте — как отрицательное. Напротив, «ашуры», бывшие у ведийцев отрицательными

духами, у авестийцев превратились в положительных.

В исследовании В. И. Абаева

выяснена экономическая реальность, стоящая за этой религиозной

реформой. В центре авестийских молитв—«гат» стоит крупный рогатый скот. Зада-

У ПОРОГА НЕОАНТРОПОВ

515

ча человека, по утверждению новой религии, — разводить скот и беречь его от жестокости

«карапанов» — нарушителей мирного пастушеского хозяйства. Якобы бог Ахура-Мазда пред-

ложил скоту выбор: «принадлежать ли пастуху или не-пас-туху», и выбор был сделан: скот

отныне создан для скотовода и пастуха, он ограждён мирной пастьбой и уходом от враждеб-

ных сил, постоянно угрожающих жизни и безопасности скота и преуспеянию пастушеского

хозяйства. Отныне «пусть скот тучнеет нам на пищу, а не на пищу дэвов, олицетворяемых

Айшмой»; последние мыслились как иные существа, хотя сохранились в дальнейшем в

значении «демон», «дьявол». Однако, В. И. Абаев не отличает дэвов в смысле палеоантропов

от единственно замечаемых им полуразбойничьих племён, хищнически угонявших скот

оседлых пастухов. Думается, надо расчленить эти две реальности, стоящие за обобщённым

понятием «айшмы». Например, один из авестийских текстов гласит: «Враги людей дэвы

развились в мире благодаря злой сущности тех, кто распространяет айшму и насилие».

Собственно «айш-ма» выражает как раз то, что служило связующим звеном между этими

двумя явлениями — похитителями скота и дэва-ми, которым доставалась значительная часть

этого мяса: по мнению авторитетнейших филологов-иранистов, слово «айш-ма» в конечном

счете говорит о кровавых жертвоприношениях скотом. Исследователь зороастризма Дююен-

Гийемен говорит о «набегах кочевников на оседлые племена; угнанный скот шёл на массовые

жертвоприношения». Чтобы защитить скот от этих кочевников — нужна сильная власть,

пропагандистом каковой и выступил Зороастр.

Вот отрывки из клятвы человека, переходившего в зороаст-рийскую веру из

предшествовавшей, в частности на периферийных территориях Иранского государства: «1.

Проклинаю дэвов. Исповедую себя поклонником Мазды, зороастрийцем, врагом дэвов. 2.

Отрекаюсь от хищения и захвата скота, от причинения ущерба и разорения маздакидским

селениям. 3. Я обеспечиваю свободное движение и свободную жизнь тем хозяевам, которые

содержат на этой земле скот... 4. Отрекаюсь от общения с мерзкими, вредоносными,

злокозненннми дэвами, самыми подлыми, самыми зловонными, самыми мерзкими из всех

существ, и от их сообщников — от колдунов и их приверженцев... 6. ...Я, поклонник Мазды,

зороастриец, отрекаюсь от сообщества с дэвами, как отрёкся праведный Заратуштра... 9.

Клятвой обязуюсь быть верным маздакийской вере, прекра-

516 Б. Ф. ПОРШНЕВ. О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

тить военные набеги, сложить оружие, заключать браки (только) между единоверцами».

В результате вырисовывается такая картина. В Восточном Иране сложились уже ранне-

рабовладельческие цивилизации и государственные образования: Хорезм, Согдиана,

Маргиана, Бактрия. Здесь хозяйственной основой было оседлое скотоводство, как и

земледелие. Население было заинтересовано в пастбищах не только внутри государств, но и

на пограничных территориях. В Северном Иране проживали скифские (сак-ские,

массагетские) племена, которые с помощью обильного конного войска совершали набеги на

селения указанных государств, убивая мужчин и угоняя скот. Специфический быт этих

племён Авеста называет «скифщиной». В это понятие включено как представление о

постоянной добыче, захватываемой у соседних рабовладельческих обществ, так и представле-

ние об общении или каком-то постоянном контакте с реликтовыми палеоантропами-дэвами (с

которыми в Авесте связываются и другие древние общеарийские, т. е. индо-иранские

названия «рахш» (ракшас), «донава» (дон), «саирим» (ср. библейское сеирим) и др.).

Общение с ними осуществлялось с помощью умерщвления для них огромных масс скота и

приручения их «колдунами» (шаманами). Таким образом, «скиф-щина» — своеобразная

прослойка между рабовладельческими цивилизациями и сохраняющимися в дикой природе

реликтовыми палеоантропами. Может быть, без такой прослойки и немыслимы были

сколько-нибудь высокие цивилизации древности, хотя они и формировались в значительной

мере как организации для охраны скота и другого богатства от всякого рода варваров,

организованных в разбойные формы военной демократии. В реформе Дария и Ксеркса

проступает также характерное для времён шаманизма и древнейших цивилизаций

натравливание друг на друга популяций палеоантропов — «своих», т. е. приручаемых,

подкармливаемых и приносящих какую-то пользу, в частности, в качестве боевых животных в

войсках, и «чужих», с которыми первые оказываются в отношении вражды, — «светлых» и

«тёмных». Интересно, что в зороастризме развился другой способ подкармливания «своих»

палеоантропов: оставляемыми им на поедание трупами покойников, тогда как скифы

зарывали последних в курганы. Зороастрийская реформа религии и государства распро-

странилась не на все провинции огромной иранской державы Ахеменидов и не вполне. Из

антидэвовской надписи Ксеркса

У ПОРОГА НЕОАНТРОПОВ

517

видно, что дэвам поклонялись в Кахистане (в горных провинциях Ирана, Афганистана и

Северной Индии) и в Скифии (т. е. в Средней Азии и на Северном Кавказе). В Скифии

зороастризм полностью был отвергнут. Из всех перечисленных провинций до нас дошли

обильные позднейшие упоминания о реликтовых палеоантропах, иногда под прежним именем

дэвов.

Мы не сможем здесь сделать обзор тех сведений о реликтовых палеоантропах, которые могут

быть извлечены сходным образом и применительно к европейским рабовладельческим

государствам из-под полуприкрывающей их пелены народных верований, из-под обличия

«духов»

. Тем более невозможно здесь охарактеризовать в целом проблему отражения образа

реликтовых палеоантропов в верованиях, мифологии, преданиях народов мираЧ То же

относится к сумме различных древних изображений этих существ. Но всё же несколько слов

на последнюю тему здесь необходимо сказать. Изображения античного и средневекового

времени можно разбить на следующие группы. 1) Изображения сцен охоты; особенно яркий

пример — на блюде финикийского изготовления VII в. до н.э., найденного в г. Палестрине. 2)

Кариатиды в их архетипах; это изображения палеоантропов либо заточённых вод каменную

плиту, которую они пытаются поднять, либо просто обитающих под полом, в подвалах. 3)

«Гаргулии» — водостоки в виде страшилищ на крышах средневековых церквей; исток образа

— обитание таких же существ под стропилами. 4) Вполне реалистическое изображение

поводыря с волосатым диким человеком на портале церкви XII века в Провансе. 5)

Геральдические изображения волосатых людей в связи со средневековыми гербами. 6)

Некоторые каменные бабы и идолы. Характерным примером может служить скульптура XII—

XIII вв., хранящаяся в Хабаровском музее.

Приведём один пример, который можно отнести и к кариатидам, и к идолам — каменным бабам.

Это так называемый Збручский идол, найденный в середине прошлого века у польско-австрийской

границы и находящийся в Краковском музее. Время его изготовления — конец I тысячелетия н. э.

Он сделан из серого известняка, высотой в 267 см, имеет 4 грани, на которых с небольшими

вариациями воспроизведены те же образы. Композиция последних трёхъярусная. На верхнем изо-

бражён человек во весь рост в одежде и шляпе. Средний ярус — небольшое схематичное

изображение женщины в пла-

518 Б. Ф. ПОРШНЕВ. О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

тье. И то и другое не относится к нашей теме. В нижней части столба, занимающей 67 см, мы

видим оскаленную безбородую мужскую фигуру, стоящую на коленях с поднятыми к голове

руками, как бы подпирающими тот пояс, который отделяет нижнюю часть от средней; фигура

без одежды, тело, по-видимому, обволошенное. Исследователи не нашли объяснения этого

нижнего изображения, сопоставляя его то с подземным божеством, то с «чернобогом», то с

Атласом, приписывая его либо восточным славянам, либо тюркским народам, толкуя его как

след шаманизма, уходящего своими корнями в Тибет

Не только древняя история, но и средневековая доносит до нас немало известий о реальных

живых существах, которых современный исследователь не может определить иначе как

реликтовых палеоантропов.

Для восточного средневековья в качестве примеров можно назвать сведения арабского автора

X в. Мутаххара ал-Макдиси о диких звероподобных людях — наснасах. Ему известно, что

таковые обитают в лесах Цейлона, общаясь друг с другом без членораздельной речи. Другой

их вид «находится в местности Памир, а это — пустыня между Кашмиром, Тибетом,

Вахханом и Китаем. Это звероподобные люди, тело их покрыто шерстью кроме лица. Прыжки

их — это прыжки газели. Многие жители Ваххана рассказывали мне, что они охотятся на

наснасов и едят их». Обратим внимание, что Мутаххар ал-Макдиси жил в Западном

Афганистане — ему действительно приходилось встречаться с жителями Ваххана и другими

соседями Памира. Другой автор, живший тоже в Афганистане, но в XII в., Низами Арузи

Самарканди, тоже писал о наснасах, обитающих в пустынях Туркестана. Это прямоходящие

существа, имеющие и то сходство с человеком, что у них на пальцах не когти, а ногти. Но это

всё же доподлинные животные, хотя и стоящие в иерархии животных на самом высоком

месте. В такого рода описаниях не чувствуется мифологического мышления, они написаны

как писал бы натуралист. Точно так же реалистичны сведения и изображения, несомненно

относящиеся к реликтовым палеоантропам, в тибетско-монгольских пособиях по медицине и

биологии. Словом, средневековый Восток даёт немало подтверждений сохранности в природе

живых остатков нашей предковой формы.

От южных районов средневековой Азии можно перейти к народам всей лесной полосы Евразии:

от скандинавов до русского населения Севера и народов Сибири. Поводом для

У ПОРОГА НЕОАНТРОПОВ

519

такого широкого охвата являются, с одной стороны, сходные верования и предания о лесных

людях и т. п., с другой — распространённый тут повсюду факт подмены в культах и обрядах

палеоантропа — медведем. Показательно, что медведя олончане называют: «зверь», «он»,

«сам», «хозяин»; алтайцы: «он», «старичок», «почтенный»; юкагиры: «босоногий дед», — но

никогда не называют по имени. Да и само имя медведь (по Н. Я. Марру — яфетического

происхождения) непосредственно является инверсией от слова «ведьмак» или другого подо-

бного по основе. О медвежьем культе имеется огромная научная литература. Ее детальный

анализ показал бы ошибку этнографов, которые свели его к тотемизму и не усмотрели в

почитании медведей относительно позднюю табуацию и замену палеоантропа и различных

действий, связанных с его приручением, подкармливанием и умерщвлением. Это скрытое

позади медведя человекоподобное животное подчас выступает как защитник рода, поселения

от врагов, в том числе от себе подобных. Медведь подменил палеоантропа по причинам, мо-

жет быть, их природной связи между собой, может быть — некоторого внешнего сходства,

может быть, по другим причинам, в том числе и прямо лингвистическим. С медвежьим

культом в большинстве случаев связаны и поводыри медведей (из древнего текста Низами

«Искандер Намэ» XII века мы знаем, что у «русов» поводыри водили по сёлам и деревням на

цепи дрессированных дэвов), в том числе «влачащие медведя» скоморохи, волхвы, кудесники,

подобия шаманов служили некогда чем-то вроде жрецов-посредников между людьми и па-

леоантропами. Через их посредство палеоантропам приносятся жертвы; на праздниках они

сами выступают в звериной шкуре — замаскированными. С населением некоторые из таких

посредников общаются лишь как жрецы при каменных и деревянных идолах.

Рассмотрим один исторический пример. Сохранилось письменное предание об основании в XI

в. двух древних христианских церквей при впадении р. Коростль в р. Волгу, где стояло до

того славянское языческое селище (городище). Невольно напрашивается на аналогию с

цитированным разбоем скифов совсем другой эпохи рассказ о том, что эти язычники, жившие

«по своей воле», совершали окрест по Волге много грабежей и кровопролития, были в

антагонизме с государственностью Древней Руси. Они были охотниками и скотоводами.

Поклонялись они божеству Волосу, близ идола которого находилось

520 Б. Ф. ПОРШНЕВ. О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

капище, где волхвы сжигали и диких зверей, и телят, а подчас и человека. Как в древности Дарий

и Ксеркс совершали походы против скифов, так на этих язычников в первой половине XI в. князь

Ярослав совершил один за другим два похода на ладьях с великой ратью, но не заставил

язычников креститься. Во время второго похода произошло вошедшее в древнее повествование

событие. «Но когда входили в это селище, тамошние люди выпустили из клетки некоего лютого

зверя... Но господь сохранил благоверного князя: он секирой своей победил зверя... И видя всё это,

те безбожные злые люди ужаснулись и пали ниц перед князем, и были как мёртвые». В стороне от

языческого селища князь Ярослав основал церковь: «а храм сей посвятил имени пророка Ильи, так

как хищного и лютого зверя победил в день его» (видно победа была не простая!). Позднее на

месте капища «скотьего бога» Волоса оказалась вторая христианская церковь имени его тёзки и

двойника — покровителя скота святого Власия; последний считается покровителем скота

благодаря своей власти над хищными зверями.

Почему «лютый хищный зверь» не назван по имени? Археолог Н. Н. Воронин

211

в своём

обширном исследовании предлагает гипотезу, что то был медведь. Название медведя якобы было

табуировано — не произносилось. Но это опровергается в том же тексте наименованием данной

местности «Медвежьим углом». Это показывает, что «лютый зверь» — не медведь, однако имя его

действительно не произносилось. Идол Волос — только олицетворение, символ этого существа,

идола могли видеть все, а вот «зверя» только волхв или немногие; неясно, всегда ли он содержался

тут «в клети». Н. Н. Воронин сам заметил, что «зверь» имеет тут какой-то явно необычный

характер: его умерщвление повергает жителей Медвежьего угла «в ужас». В Киево-Псчерском

патерике в житии Иса-акия-затворника рассказывается, что нечистый являлся устрашить его «в

образе медвежьем, иногда же лютым зверем, либо волком, либо ползущей к нему змеёй, либо

жабой и мышью и всяким гадом». По этому и другим подобным контекстам можно судить, что в

древнерусской письменности «лютый зверь» никак не был синонимом медведя, а служил заменой

имени совсем другого животного.

Итак, медвежий культ на просторах Сибири, Руси и Скандинавии был пережитком не тотемизма, а

«культа» палеоантропа, вернее сложных связей с этим последним.

У ПОРОГА НЕОАНТРОПОВ

521

Что касается Западной Европы, можно отослать читателя Б этом плане к удивительной книге

американского исследователя средневековой культуры Р. Бернхаймера «Дикие люди в средние

века»

. Замечательна она и собранными данными, и тем, что автор не подозревает о

биологическом смысле этих данных. Ему думается, что в них отразилась лишь странная

потребность средневекового ума создать антитезу человека — образ дикого волосатого

античеловека. Многие средневековые авторы описали эти существа: их звериную шерсть,

звериное поведение, отсутствие речи, их питание (ягоды, жёлуди, сырое мясо животных), места их

обитания (леса, горы, вода, заросли кустов, ямы, заброшенные каменоломни). Примерно с эпохи

Возрождения, пишет Бернхаймер, о диком человеке в Западной Европе стали говорить в

прошедшем времени, как о существе исчезнувшем, вымершем. Однако в горных областях, в том

числе в Альпах, продолжали говорить о нём и в настоящем времени.

Похоже, что небольшие популяции дольше сохранялись также на островах в омывавших

Северную Европу морях. К примеру, не только написано в русских церковных текстах XV в., что

на Соловецких островах основатели монастыря жили в борьбе с обитавшими там «бесами», но и

на знаменитой соловецкой иконе середины XVI в. на редкость реалистично изображены бродящие

вокруг монастырских стен «дьяволы» без рогов, копыт и хвостов — просто тёмные волосатые

взлохмаченные человекоподобные существа

. Детали точно сходятся с упомянутым выше

тибетско-монгольским изображением «дикого человека» из медицинского атласа.

По началом естествознания явился XVII век. Поэтому мы будем считать научным первооткрытием

остаточного палеоантропа в Европе описание одного экземпляра знаменитым голландским

анатомом и врачом Н. Тульпом. Экземпляр этот был доставлен ему из горного района Ирландии.

Вот соответствующий отрывок из сочинения Тульпа «Медицинские наблюдения». «Доставленный

в Амстердам, этот юноша в возрасте около шестнадцати лет был выставлен здесь для обозрения. В

Ирландии он, потерянный родителями, жил среди горных овец и с раннего детства перенял

овечью природу. Тело у него было быстрое, ноги неутомимы, взгляд суровый, сложение плотное,

кожа обожжённая, члены мускулистые. Лоб сдавленный и низкий; затылок выпуклый и

шишковидный. Был он грубый, без рассудка, бесстрашный, лишённый человеческого вида.

Впрочем, здоровый, даже очень. Лишённый человечес-

522 Б. Ф. ПОРШНЕВ. О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

кого голоса, он блеял наподобие овцы. Он отвергал употребляемые нами пищу и питьё, зато

ел траву и сено. В пище он то и дело выбирал, оценивал всё в отдельности, пробовал то то, то

это, судил о приятном или неприятном нюхом и нёбом и отбирал более подходящее. Жил он

(в Ирландии) в труднопроходимых горах, в местах диких, и сам дикий и неукротимый,

довольствовался пещерами,-удалёнными от дорог, и в неприступных местах. Привык жить

под открытым небом, равно терпеть зиму и лето. От засад охотников убегал. Однако попался

всё-таки в их сети, хотя и бежал через неровные скалы и обрывистые стремнины и бесстрашно

бросался в колючие кустарники и острые скалы. Запутавшись в сетях, он попал во власть

охотника. Вид у него был больше животного, чем человека. И даже укрощённый, живя среди

людей, он неохотно и лишь спустя долгое время сбросил с себя это лесное обличие. Грудь у

него вследствие стремительной походки была обращена вверх. Горло было большое и

широкое, язык как бы привязан к нёбу. В надлежащем месте замечается некоторая рас-

тянутость желудка, печени и селезёнки; при анатомическом вскрытии там можно было бы

найти многое, весьма отличающееся от обычного расположения и конфигурации (этих

органов)». Несмотря на все замеченные анатомические отклонения, в том числе в форме

черепа, Тульп наивно доверяет версии, что то был человеческий ребёнок, в раннем детстве

затерявшийся в горах. Нет, судя по всему, это был один из последних в Европе

палеоантропов. Имеются и другие, но косвенные данные об их существовании в горных

районах Ирландии в XVII-XVIII веках.

Наблюдение Тульпа прочно вошло в естествознание и философию последующих десятилетий

(Декарт, Ламеттри и др.). Но появлялись и новые европейские наблюдения. Так, в 1661 г. в

литовско-гродненских лесах военный отряд выгнал на охотников нескольких медведей, а

среди них — дикого человека, который был выловлен, привезён в Варшаву и подарен королю

Яну II Казимиру, жена которого впоследствии тщетно занималась опытами очеловечивания

этого существа. Сохранились показания современников-очевидцев польских, французских,

английских, голландских, немецких. В 1674 г. Ян Редвич опубликовал специальное сочинение

об этом чудище. То был «хлопец» на вид 13—15 лет, с густо обволошенным телом, полностью

лишённый речи и каких-нибудь средств человеческого общения. Его удалось лишь приручить

и в кон-

У ПОРОГА НЕОАНТРОПОВ

523

це концов приучить по приказам выполнять самые несложные кухонные работы.

Вот другой случай, более чем на сто лет позднее. В 1794 г. вышла книга Вагнера «Очерки

философской антропологии», где был опубликован совсем недавнего происхождения до-

кумент из трансильванского города Брашов (Кронштадт). Автор документа (вероятно,

брашовский врач) подробно описывает дикого юношу, незадолго до того выловленного в

лесах между Трансильванией и Валахией. Вот характерные выражения и пассажи из этого

текста.

«Этот несчастный юноша был среднего роста и имел чрезвычайно дикий взгляд. Глаза его

лежали глубоко в глазницах. Лоб был очень покатым. Его густые нависшие брови бурого

цвета сильно выдавались вперёд, а нос он имел маленький и приплюснутый. Шея его казалась

раздутой, а горло зобопо-добным. Рот несколько выдавался вперёд. Кожа на лице грязновато-

жёлтого цвета. На голове жёсткие пепельно-серые волосы были (ко времени осмотра) коротко

острижены, остальные части тела дикого юноши были покрыты волосами, особенно густыми

на спине и груди. Мускулы рук и ног были развиты сильнее и более заметны, чем обычно у

людей. На локтях и коленях имелись мозолистые утолщения. На ладонях он имел мозоли и

кожу толстую, грязновато-жёлтого цвета, как и на лице. Ногти на руках очень длинные.

Пальцы на ногах длиннее, чем обыкновенно. Ходил он прямо, но несколько тяжеловато и

вразвалку, при этом голова и грудь его были поданы вперёд.

С первого же взгляда на это лицо мне бросилась в глаза какая-то дикость и звероподобность.

Он был совершенно лишён дара речи, даже малейшей способности произносить чле-

нораздельные звуки. Он издавал лишь невнятное бормотанье, когда сторож заставлял его идти

впереди себя. Это бормотанье усиливалось и переходило в завыванье, когда он видел лес или

даже одно-единственное дерево, — однажды, когда он находился в моей комнате, откуда

открывался вид на лес и горы, он жалобно завыл. Ни человеческое слово, ни какой-либо звук

или жест не были ему понятны. Когда смеялись или изображали гнев, он не проявлял

понимания того, что происходит. Он на всё, что ему показывали, смотрел с безразличием; не

выражал ни малейшего чувства при виде женщин.

Когда три года спустя я увидел его снова, апатия ею прошла. Завидя женщину, он издавал дикие

крики и пытался

524 Б. Ф. ПОРШНЕВ. О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

показать движениями пробудившиеся желания. Когда я видел его впервые, его мало что

привлекало или отталкивало, теперь он выражал неприязнь но отношению к тем предметам,

которые однажды причинили ему неприятность. Например, его можно было обратить в

бегство, показав ему иголку, которой его однажды укололи, но обнажённая шпага,

приставленная к его груди, ничуть его не пугала. Он становился злым и нетерпеливым, когда

хотел есть или пить, и тогда готов был напасть на^человека, хотя в других случаях не

причинил бы вреда ни человеку, ни животному. Если не считать человеческой фигуры и факта

прямохождения, то можно сказать, что в нём не было никаких признаков, по которым можно

отличить человека от животного. И было очень тяжело смотреть, как это беспомощное

существо брело, подгоняемое сторожем, рыча и бросая дикие взгляды вокруг. Чтобы обуздать

в нём дикие порывы, во время прогулок, перед тем как приблизиться к воротам города, а

затем к садам и к лесу, его заранее связывали. Но и связанного его сопровождало несколько

человек, чтобы он не освободился и не убежал на волю. Вначале его пища состояла только из

различного рода древесных листьев, травы, корней и сырого мяса. Лишь постепенно он

привыкал к варёной пище, и, по словам человека, ухаживающего за ним, прошёл целый год,

прежде чем он стал питаться варёной пищей. К этому времени и дикость его заметно

уменьшилась.

Я не могу сказать, сколько ему было лет. На вид ему можно было дать лет 23—25. Вероятно,

он так и не научится говорить. Когда я видел его во второй раз, он все еще не говорил, хотя

заметно изменился во многих других отношениях. В лице его все ещё проглядывало что-то

животное, но выражение его смягчилось. Походка стала более уверенной и твёрдой. Желание

кушать, а теперь он любил различную пищу, особенно овощи, он выражал определёнными

звуками. Он научился носить туфли и платье, но не обращал внимания, если они были

разорванные. Постепенно он научился выходить из дома и возвращаться без сторожа.

Единственная работа, к которой он был пригоден, состояла в том, что он ходил с кувшином к

колодцу, наполнял его водой и приносил домой. Это была единственная услуга, которую он

оказывал своему содержателю. Он также знал, как добыть себе пропитание, усердно посещая

те дома, где его однажды накормили. Во многих случаях он обнаруживал инстинкт

подражания, но ничто не запечатлялось в нём глубоко: даже подражая чему-нибудь

У ПОРОГА НЕОАНТРОПОВ

525

много раз, он вскоре забывал заученное, за исключением тех вещей, которые имели

отношение к его естественным потребностям, таким, как еда, питьё, сон и т. п. Он с

удивлением смотрел на всё, что ему ни показывали, и с таким же отсутствием

сосредоточенности переводил взгляд с этих предметов на новые. Когда ему показали зеркало,

он заглянул за него, но остался совершенно равнодушным, не найдя там своего образа. Звуки

музыкальных инструментов, казалось, немного его занимали, но когда однажды в моей

комнате я подвёл его к фортепьяно, он не решился дотронуться до клавиш и очень испугался

моей попытки заставить его это сделать...

С 1784 г., когда он был увезён из Кронштадта, я больше ничего не слыхал о нём...»

Многие размышления и наблюдения автора пришлось опустить ради краткости. Но

приведённое выше наиболее значительно для науки. Это ни в коем случае не просто психиат-

рический казус: вначале описаны анатомические особенности дикого юноши, и это не что

иное, как анатомические отличия палеоантропа. Да, всего за пять лет до Великой

Французской революции некий европейский медик осматривал реликтового неандертальца.

Однако все приведённые в качестве примеров сведения о палеоантропах из Западной и

Центральной Европы ни в малой мере не лежали в основе решающего обобщения в этой

области, сделанного европейской зоологической наукой. Последнее мы находим в великом

творении К. Линнея «Система природы» (1735 г.). Внимание Линнея привлекло то, что гол-

ландские путешественники-натуралисты — врач Бонтий и другие на островах Индонезии, в

частности, на Яве и Амбоине, обнаружили весьма по строению тела близкие к человеку

живые существа, прямоходящие, но лишённые речи. Описаны особенности их тела,

конечностей и лица (например, сильно выступающие надбровья); они способны к ночному

зрению, днём скрываются в пещерах... Линней, вероятно, знал и данные голландца Кирхера,

сообщившего об обитании подобных существ в Китае, и других авторов, в том числе, можно

думать, и «сатира», описанного Тулышем. Он сослался также на дан* ные античных авторов о

троглодитах и сатирах. Именно термин Homo troglodytes Линней примени;! к отдельному

виду, который он в роде Homo обособил от морфологически сходного вида Homo sapiens.

Линней дал этому виду предварительное описание. В продиктованном специальном

дополнитель-

526 Б. Ф. ПОРШНЕВ. О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

ном сочинении «О человекоподобных», где речь идёт не об обезьянах, а о живых троглодитах,

Линней призывал естествоиспытателей и путешественников заняться наконец подробным их

изучением. Если вызывает столько удивления и любопытства жизнь обезьян, писал он, то уж

тем более ни один испытатель природы не мог бы говорить без изумления о троглодитах,

весьма сходных с родом человеческим. Поэтому достойно удивления, что человеческое

любопытство оставляет их во тьме. Мореходы могли бы исследовать на островах Индонезии

условия их жизни и доставить экземпляры какому-нибудь любознательному государю, а

также философам и натуралистам. Философ, по мнению Линнея, получил бы большую пользу,

проведя хоть несколько дней с одним из этих животных, дабы наглядно увидеть

превосходство человеческого разума, «откуда ему открылось бы различие между бес-

словесными и наделёнными словом». Естествознание же получило бы новый свет от полного

описания этих животных — троглодитов.

Итак, первое весьма несовершенное обобщение хотя бы немногочисленных и частью

ошибочных данных о реликтовых палеоантропах было сделано К. Линнеем во второй трети

XVIII в. Увы, его открытие было отброшено учениками и продолжателями.

На этом мы можем прервать тему о дивергенции трогло-дитид и гоминид от отдалённейших

эпох до нового времени. Продолжение этого сюжета не входит в содержание данной книги

Хотелось бы ещё добавить, что та же тема сулит необозримые новшества и открытия также в

одной важной, но темной лингвистической дисциплине — этимологии, т. е. истории

происхождения современных слов от древних и древнейших слов. Это значит, что намечаются

подступы к реконструкции исконных наименований палеоантропов у разных народов и

последующего расхождения форм и значений этих слов.

ПРИМЕЧАНИЯ

См. Якимов В. П. Данные о людоедстве у людей эпохи нижнего палеолита. // Природа. 1950. № 2.

Природа и развитие первобытного общества на территории Европейской части СССР. М, I960. С. 160.

Дистантное метание оружия, т. е. убой на том или ином расстоя-

У ПОРОГА НЕОАНТРОПОВ

527

нии требует существенного преобразования скелета и скелетных мышц. В этой связи весьма важны

солидные доказательства того, что особенности позвоночника неандертальцев свидетельствуют о недо-

ступности для него сильного метания и, напротив, о полной приспособленности к этому позвоночника и

плечевого пояса Homo sapiens. (Rose F.G. G. Classification of Kin, Age structure and Marriage amongst the

Groote Eylandt Aborigines. Berlin,1960).

См. Зыбковец В. Ф. Дорелигиозная эпоха. М., 1959. С. 218—220 и др; неубедительность связывания этих

находок с какими бы то ни было религиозными или предрелигиозными верованиями показана в книге

Токарева С. А. Ранние формы религии. М., 1964. С. 155—166.

Завадовский К. М. Вид и видообразование.М.,1968. С. 310.

Там же. С. 341.

Рогинский Я. Я. Проблемы антропогенеза. М., 1969. С. 154—155. Его же. Аргументы в пользу

моноцентризма. // Природа. 1970. № 10.

Ср. Токарев С. А. Ранние формы религии. Гл. 5. Погребальный

культ.

Наиболее правдоподобное их истолкование дано в статье: Токарев С. А. К вопросу о значении женских

изображений эпохи палеолита. // Советская археология. 1961. № 2.

См. Токарев С. А. Ранние формы религии. Гл. 6. Раннеплеменной культ (инициации).

См. Пропп В, Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1946.

Radin P. Primitive Religion. New York, 1957. Ср. Eilderman H. Die Uregesellschaft Ihre

Verwandtschaftsorganisationen und ihre Religion.

Berlin. 1950.

Foucault M. Folie et deraison. Histoire de la folie a 1'age classigue.

Paris, 1961.

^ В драматизированной форме этот переворот в психиатрии замечательно описан Полем де Кргои в книге

«Борьба с безумием» (М.,

1960).

См. Порщнев Б. Ф. Проблема реликтовых палеоантропов. // Советская этнография. 1969. № 2.

Данные о расселении человечества см. «Происхождение человека и древнее расселение человечества. //

Труды Ин-та этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. Новая серия. Т. XVI. М., 1951.

Иванова И. К. Геологический возраст ископаемого человека. М.,

1965.

Абрамова 3. А. Изображение человека в палеолитическом искусстве Евразии. М.-Л., 1966.

См. Палеолит и неолит в СССР. Т. 5. М.-Л., 1965.

У истоков человека. С. 187.

Обзор их, составленный Ю. Г. Решетовым, см. Поршнев Б. Ф. Современное состояние вопроса о

реликтовых гоминоидах. М., 1963. С. 356-359.

См. обзор теорий и состояния вопроса о расообразовании: Алексеев В. П. Расы человека в современной

науке. // Вопросы истории. 1967. № 7. Его же. В поисках предков. М., 1972.

528 Б. Ф. ПОРШНЕВ. О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

Бромлей Ю. В. Этнос и эндогамия. // Советская этнография. 1969. № 6.

^ Абаев В. И. Скифский быт и реформа Зороастра. // Archiv Orientalni. Vol. XXIV. Praha, 1956.

См. Струве В. В. Этюды по истории Северного Причерноморья, Кавказа и Средней Азии. Л., 1968;

Абаев В. И. Антидэвовская надпись Ксеркса. // Иранские языки. 1945. № 1.

См. Поршнев Б. Ф. Рецензия на кн. Штаерман Е. М. // Вестник древней истории. 1963. № 1.

См. Поршнев Б. Ф. Поиски обобщений в области истории религии. // Вопросы истории. 1965. № 7.

Гуревич Ф.Д. Збручский идол. // Материалы и исследования по археологии СССР. Т. VI. 1941.

Воронин Н. Н. Медвежий культ в верхнем Поволжье в XI веке. // Материалы и исследования по

археологии СССР. Т. 6. 1941.

Bernheimer R. Wild Men in the Middle Ages. Cambridge, 1952.

Памятник с Соловецких островов: икона «Богоматерь Боголюб-ская с житиями Зосимы и Савватия»,

1545 г. Текст Н. Маясовой. Л., 1969.

Интересующийся читатель отсылается к работам автора: 1) Современное состояние вопроса о

реликтовых гоминоидах. М., 1963; 2) Проблема реликтовых палеоантропов. // Советская

этнография. 1969. № 2; Троглодитиды и гоминиды в систематике и эволюции высших приматов.

//Доклады АН СССР. Т. 188. № 1. 1969.Популяр-ное изложение см.: Борьба за троглодитов. // Простор.

1968. № 4—7.

Глава 9 ТРУД, ПРОИЗВОДСТВО, ОБЩЕСТВО

I. «A toolmaking animal»

В этой главе не ставится задача рассмотреть историю дискуссии, развернувшейся на

страницах советских научных журналов, начиная с 1953 г. по коренным методологическим

проблемам антропогенеза. Она затухла примерно к 1962 г.

Но единства взглядов не было

достигнуто. Потребовалась более капитальная аргументация. Сейчас, когда читатель

ознакомился с моими аргументами, пришло время в настоящей главе попробовать

суммировать суть горячего обсуждения таких фундаментальных понятий, как орудия, труд,

общественное производство. Но я постараюсь быть кратким, извлекая из вышеназванных

статей лишь некоторые места, в том числе касающиеся максимально целостной

интерпретации высказываний Маркса, Энгельса, Ленина.

Антрополог В. П. Якимов в таких словах подвёл итоги работы в области антропогенеза

состоявшегося в 1964 г. в Москве VII Международного конгресса по антропологии и этноло-

гии: «По важнейшим проблемам антропогенеза учёные пришли к единому мнению, что

является весьма существенным вкладом в науку и большим шагом на пути сближения методо-

логических позиций учёных разных стран»

. Как участник конгресса, я готов подтвердить:

факт констатирован верно, т. е. сближение позиций различных учёных по этим вопросам дей-

ствительно имело место. Другое дело — как надо оценивать это явление. Чтобы ответить на

этот вопрос, надо выяснить, в чём именно выразилось единомыслие? Прежде всего в

принятии как якобы общего для мировой науки определения человека: человек — высший

примат, отличающийся способностью к изготовлению и использованию искусственных

орудий. Это определение уже давно выступает как наиболее распространённое среди

зарубежных учёных, причём без какого бы то ни

530 Б. Ф. ПОРШНЕВ. О НАЧАЛЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ИСТОРИИ

было влияния марксизма. В качестве примера можно указать на обобщающую книгу видного

палеоархеолога, открытого идеалиста Оукли «Человек делатель орудий»

. Таким о,бразом, с

удовлетворением пишет в другом случае В. П Якимов, не развитие интеллекта, не крупный

мозг, как это утверждалось ранее многими зарубежными учёными, определяет человеческое

существо, а изготовление орудий; в этом — «известный прогресс в развитии представлений у

части буржуазных антропологов»^ Но автор далее сам замечает, что это есть всего-навсего

возврат к определению человека, данному Б. Франклином.

Определение человека как животного, делающего орудия, не является ни шагом вперёд к

марксизму, ни марксистским. Оно является, как увидим, полностью и целиком немарксист-

ским. Эту идею часто приписывают Марксу и Энгельсу, но произвольно, и получается, словно

«сближение методологических позиций» идёт в сторону марксизма.

Вот прежде всего несколько строк из той главы первого тома «Капитала» Маркса, которая

посвящена кооперации. При работе сообща, пишет Маркс, сам общественный контакт вы-

зывает соревнование и своеобразное повышение жизненной энергии, увеличивающее

индивидуальную дееспособность отдельных лиц. «Причина этого заключается в том, что

человек по самой своей природе есть животное, если и не политическое, как думал

Аристотель, то во всяком случае общественное». Упоминание Аристотеля сопровождено

комментарием: «Аристотелевское определение утверждает, строго говоря, что человек по

самой своей природе есть гражданин городской республики (полиса — Б. П.). Для