ожидания, нужды. Положительный ответ как бы подразумевается. Однако, если
произвести более тщательный анализ, может выясниться, что подлинным
субъектом его активности, его поступков выступает не он сам, а нечто в нем, что
на поверку оказывается интересами и ожиданиями другого человека,
выступающего истинным субъектом его активности. К примеру, абитуриент,
поступающий в вуз, возможно, объясняет окружающим и себе самому, что его
выбор сугубо самостоятелен и не зависит от каких-либо сторонних влияний.
Проходит время наступает разочарование. Он вынужден признаться, что выбор
профессии был продиктован родителями или друзьями. При этом указания других
людей не были осознаны им в качестве «директив». За этим признанием
критическая работа сознания, направленная на отделение «голоса» других людей
от своего собственного «голоса», звучащего среди других.
Второй случай когда субъект активности это «Я другого во мне». Выше
был рассмотрен пример, когда человек не знает, что он воплощает в деятельности
волю другого человека, и даже отрицает это. Здесь же «присутствие» другого
ощутимо и может переживаться как своего рода вторжение в свой внутренний
мир. Вместе с тем возможны ситуации, когда интересы другого вполне
совместимы с собственными интересами человека. «Я другого во мне»,
следовательно, не означает непременно жертвенности, самоотречения. Последнее
происходит лишь тогда, когда интересы другого ставятся выше собственных.
В третьем случае субъект активности не отождествим ни с кем из людей
конкретно надиндивидуален. Но в то же время он имеет отношение к каждому,
выражая собой то, что должно быть свойственно всем людям, «человеческое в
человеке»: совесть, разум, добро, честь, красоту, свободу. Когда активность
человека продиктована этими ценностями, говорят, что ее субъектом является
«всеобщее Я» в человеке. «Индивидуальное Я» здесь слито с «Я другого
(других)».
Для пояснения обратимся к одному из парадоксов в истории философской
мысли так называемой «теории разумного эгоизма». В соответствии с нею даже
самые, казалось бы, бескорыстные и благородные поступки могут быть объяснены
эгоистическими побуждениями. Так, забота матери о ее ребенке объясняется
эгоистическим стремлением заслужить уважение к себе как матери, надеждой на
ответное чувство или заботу о ней в будущем, и т.д.
В чем ограниченность этого подхода с точки зрения введенного различения
между «индивидуальным Я», «всеобщим Я» и «Я другого во мне»? В тот момент,
когда мать действует в пользу своего ребенка, даже претерпевая лишения, она не
осознает различия между своими интересами и интересами ребенка; она действует
от имени «всеобщего Я», в котором выражено ее единство с ребенком. Однако как
только она сама или кто-то другой начинает анализировать совершенный
поступок, источник поведения невольно усматривается исключительно в ее
«индивидуальном Я», которому противопоставляется при этом «Я другого».
Реальные основания поведения отражаются в сознании искаженно, рассуждение