Окладников А.П. Олень золотые рога

Подождите немного. Документ загружается.

высоте 4—5 метров под защитой небольшого выступа —

карниза, сохранившего их от разрушительного действия

дождя и снеговой воды.

Для определения возраста всей композиции достаточ-

но одной фигуры лани. Характерна, прежде всего, поза жи-

вотного. Точно так же, с повернутой назад головой, изобра-

жались олени и другие звери, как реальные, так и ми-

фические, в искусстве степных племен Европы и Азии в

бронзовом и в раннем железном веках. В той же канони-

чески выдержанной позе изображали животных мастера

Древней Греции в архаическое время.

Эта характерная манера изображения животных со-

провождается еще одной мелкой, но не менее устойчивой

и специфической чертой. На бедрах животного постоянно

бывают видны вписанные круги, спирали, звездчатые фи-

гуры, точно так же, как и на шишкинских писаницах.

Не менее интересна и другая особенность изображения

лани из Шишкино. Ее туловище покрыто внутри попереч-

ными полосами. Эти полосы типичны для таежного ис-

кусства эпохи бронзы.

Мысль о том, что замечательную шишкинскую компо-

зицию из лодок, человеческих фигур и изображения лани

следует датировать бронзовым веком, подкрепляется так-

же и другими аналогиями с далекого Запада.

Подобные композиции из лодок с сидящими в них че-

ловеческими фигурами известны на Енисее. Такие же лод-

ки отмечаются как наиболее характерные рисунки в на-

скальных изображениях Карелии и Скандинавского полу-

острова. Особенно важно, что ленские писаницы близки к

наскальным изображениям Карелии, Скандинавии и доли-

ны Енисея не только сюжетом, но и некоторыми мелкими

специфическими деталями. Побывав в самом сердце древ-

ней земли викингов, я увидел в Датском Национальном

музее знаменитые бронзовые и серебряные трубы в виде

спиралей. Такие же золотые трубы найдены были в дат-

ских торфяниках еще в XVIII веке! Высеченные из грани-

та трубачи бронзового века, символ древней языческой

старины, стоят теперь как стражи на высокой колонне в

центре Копенгагена против ратуши.

И тогда в моем сознании с какой-то особенной ясностью

определилась связь между нашими шишкинскими рисун-

ками и этими трубачами старой языческой Скандинавии

бронзового века, той глубокой старины, когда еще только

складывались первые строки песнопений Старшей Эдды и

древнейших эпических сказаний о Нибелунгах и Золоте

Рейна. На скандинавском и карельском петроглифах пока-

зано, как сидящие в лодках люди точно так же воздевают

руки к небу. Более того, у них видны сбоку хвосты, по-

добные отросткам, имеющимся у фигур на Шишкинских

скалах. Головы их тоже «двурогие», то есть с рогатыми

головными уборами.

Композиция шишкинской писаницы, где вверху изобра-

жены лодки, а под ними рогатые фигуры с боковыми хвос-

тами, тоже повторяется полностью в известных изобра-

жениях в Каллеби и в Тануме на Богуслене. Разница

только в том, что в последнем случае лодка находится

внизу, а люди вверху и рисунок в целом богаче деталями:

трубы, изображение морды зверя на носу судна, дерево

на нем и более тщательное изображение самого судна.

Аналогичные изображения встречаются и на металли-

ческих предметах бронзового века Скандинавии, напри-

мер, на знаменитых бронзовых бритвах, где изображают-

ся те же ладьи или корабли, одинаково стилизованные че-

ловекоподобные фигуры с воздетыми вверх руками и с

аналогичными ритуальными атрибутами в виде хвостов

сбоку и рогатых головных уборов.

Наскальные изображения Северной Европы являются

памятниками древней земледельческой религии, имевшей

много общего с религиями древних народов Переднего

Востока и Египта. В основе ее был культ стихий природы,

миф об умирающем и воскресающем божестве раститель-

ности. Изображения же лодок на петроглифах Сканди-

навии и Карелии тоже были связаны с древними представ-

лениями о плавании душ умерших в страну смерти на

лодках и о путешествии солнца в загробный мир. Лодки

эти — лодки умерших. Путь их лежит в страну предков, в

загробную страну — преисподнюю, куда духи мертвых

идут вслед за уходящим солнцем.

Олень, повернувший голову назад, или лось шишкин-

ского рисунка напоминают фигуры оленей с характерными

ветвистыми рогами, сопровождающие лодки на сканди-

навских петроглифах, или лосей у таких же лодок — в

Карелии. Подобные изображения известны и в Сибири.

На шалаболинской писанице в долине Енисея изображе-

на такая же, как и в Шишкино, лодка, а рядом с ней лоси-

ная фигура.

Образ лося или оленя, сопровождающего лодки мерт-

вых в их плавании по реке смерти, известен и в шаманском

фольклоре народов Сибири. Это — хорошо знакомая нам

по шаманским легендам фигура обитателя «нижнего ми-

ра», а также образы ныряющих в волнах смерти оленьих

«быков» тунгусских погребальных заклинаний и страшных

лосей кетской легенды об оленях владычицы преисподней

Хосядам, окаменевших посреди Енисея. Таким образом,

повернувший голову назад олень шишкинской писаницы

тоже был, по-видимому, связан с идеей о смерти и мире

мертвых.

Нужно думать, что такие шаманские идеи и мифы, ко-

торые могут показаться на первый взгляд целиком мест-

ными, должно быть, в действительности возникли не на

одной только местной основе, но и из тех идей, которые

существовали сначала далеко на Западе, а затем распрост-

ранились на Восток, к берегам Байкала и Лены.

Чудовище бездны

Если фриз из лодок и человеческих фигур имеет свои

истоки на западе от Байкала и Енисея, то расположенный

на той же Шишкинской скале другой, не менее замеча-

тельный рисунок идет в противоположную сторону, на

Дальний Восток. Рисунок этот расположен значительно

ниже первого. Он представляет собой композицию, состоя-

щую из антропоморфного существа и фигуры фантасти-

ческого хвостатого чудовища с длиной, как у крокодила,

широко раскрытой пастью, внутри которой торчат два ог-

ромных, крючкообразных, загнутых назад зуба. Один зуб

находится вверху, а другой расположен внизу симметрич-

но верхнему. Прямо перед пастью чудовищного зверя ви-

ден кружок, пересеченный внутри прямой поперечной пе-

рекладиной.

Смысл рисунка, изображающего клыкастое чудовище с

кружком перед пастью, совершенно ясен: мифическое чу-

довище стремится проглотить кружок — солнце, а может

быть, луну.

В мифологии центральноазиатских народов тюрской и

монгольской группы подобное чудовище обычно носит

название мангыс или мангус, мангатхай. Само же оно иног-

да является просто гигантским зверем, а чаще — змеем,

драконом, библейским левиафаном — обитателем и вла-

дыкой морских глубин, окружающих землю, которая пла-

вает среди вод безбрежного океана. Чудовище символизи-

рует в живом конкретном образе «нижний мир» древней-

шей мифологии, преисподнюю, куда скрываются, чтобы

умереть, а затем воскреснуть и родиться вновь на радость

людям проглоченные мангысом солнце, луна и звезды.

Этот же образ мифического чудовища встречен не

только в Центральной Азии, но проник оттуда и в Китай.

Еще в конце прошлого столетия его изображения встретил

во время своего путешествия в Западный Китай известный

русский путешественник, историк и этнограф Г. Е. Грум-

Гржимайло. Грум-Гржимайло писал: «Таи — рисунок, со-

ставляющий вывеску всякого присутственного места в

Китае. Таи изображает мифического зверя. Благодаря че-

тырем талисманам, которыми он владеет, ни одна из окру-

жающих его стихий: огонь, вода и воздух — не страшны

тапу. Но, обладая всем, он все же томится желанием про-

глотить солнце. С разинутой пастью стоит он перед ним,

испытывая танталовы муки, потому что — увы! — одна

только попытка схватить солнце должна повлечь за со-

бой потерю талисмана и смерть самую ужасную, какую

только может представить человеческое воображение».

Представление о мифическом чудовище, драконе или

змее, глотающем или пытающемся проглотить светила,

давно и хорошо известно в литературе. Не случайно, види-

мо, также и соседство лодок мертвых в верхней компо-

зиции, и оленя около нее с чудовищем бездны внизу. Все

это — лодки, олень и фантастическое клыкастое чудови-

ще — образы, родственные друг другу, неразрывно свя-

занные с идеей о смерти и «подземной обители» мертвых,

а также с определенным погребальным ритуалом, в осно-

ве которого лежит представление о переселении душ умер-

ших в иной мир по реке на лодке.

В культовых древнеегипетких рисунках изображение

змеи часто сопровождает рисунки священной солнечной

ладьи как символ нижнего мира — преисподней.

В одной из египетских могил на фреске, изображаю-

щей ночное плавание солнца на судне через преисподнюю,

показано стоящее солнечное божество, обрамленное ги-

гантской змеей. В текстах пирамид говорится, что это ве-

ликая змея, которая «схватывает небо и землю», та самая

змея-земля, через которую в течение ночи проходит на

своем пути солнечное божество и из пасти которой оно

появляется утром на восточном горизонте. Она называется

также «жизнь богов» или «жизнь земли»; ее считают сим-

волом возрождения света. Близкие по характеру изобра-

жения змей в связи с лодками известны и на скандинав-

ских петроглифах.

3 Олень золотые рога

...Все, о чем здесь рассказано, раскрылось и восприни-

малось, разумеется, не сразу. Потребовалось немало вре-

мени, чтобы освоить и переварить всю эту массу новых

исторических проблем и гипотез. Слишком неожиданным

был поток фактов и мыслей, вызванных вновь открыты-

ми писаницами. Нелегко было поверить, что на Лене ока-

зались не только хвостатые человечки с воздетыми кверху

руками, ближайшие родичи которых находятся на скалах

Богуслена в далекой Скандинавии, но и солнечная ладья

Осириса. Еще удивительнее было, что рядом с ними, все-

го лишь в нескольких метрах, стояло, разинув пасть, жад-

ное легендарное чудовище мифологии Центральной Азии.

Древний Египет и Западная Европа воочию столкнулись

в сибирской тайге! Все это контрастно противостояло зна-

менитой формуле Киплинга, который утверждал когда-то,

что Запад всегда был Западом и Восток — Востоком, и

они никогда не сойдутся вместе. «Восток» и «Запад»

сошлись перед нашими глазами на берегах великой си-

бирской реки, в самой средине Азиатского материка!

Да, все это ощутимо противостояло Киплингу, но вместе

с тем ждало объяснения. Истинная наука должна не толь-

ко видеть, не только констатировать, но и понять, объяс-

нить. Во всяком случае, в то, что мы видели собственны-

ми глазами на Шишкинских скалах, трудно было пове-

рить, а еще труднее удовлетворительно объяснить и, глав-

ное, — убедить других в справедливости наших взглядов.

Слишком уж велики пространства, лежащие между Каи-

ром и Иркутском! Слишком различен образ жизни и хо-

зяйство древних египтян или скандинавов и таежных охот-

ников! И разве мало было в истории культуры еще более

удивительных примеров таких совпадений! Разве не идет

в исторической науке постоянная, незатихающая борьба

двух противоположных тенденций, двух различных кон-

цепций. Одни ученые видят в подобных совпадениях сви-

детельство культурных контактов и влияний. Другие, на-

против, стремятся объяснить общие черты тех или иных

культур закономерным совпадением, вызванным влиянием

одинаковых причин — сходной природой, одинаковым хо-

зяйством и строем общества, «конвергенцией».

Хорошо известны, например, попытки вывести древ-

нюю цивилизацию инков и ацтеков из того же Древнего

Египта. В стране древних майя высятся пирамиды, по-

хожие на пирамиды в Саккаре и Гизе, есть там и иерогли-

фическое письмо. Можно обнаружить много совпадений в

искусстве и верованиях. В Америке на этом основании ис-

кали даже потерянные десять колен Израиля. До сих пор

вопрос о происхождении высокой древнеамериканской

культуры из классических цивилизаций Переднего Восто-

ка и Египта оживленно обсуждается в таких серьезных

американских изданиях, как журнал американского ар-

хеологического общества «Американские древности».

Но страна майя изолирована от Древнего Египта и

Шумера слишком очевидными барьерами двух океанов и

даже временем. Кроме того, для историков-материалистов

вполне понятно возникновение сходной культуры в близ-

ких природных и социально-экономических условиях, на

основе земледелия и в процессе перехода земледельческих

общин от первобытного коллективизма к первым формам

классового строя. Не было здесь непреодолимых преград

и для общения со Скандинавией. Ведь и она сама, как

показали работы скандинавских ученых, издавна, еще с

неолита и бронзового века, как и вся Западная Европа,

испытывала влияние древневосточных культур. Об этом с

полной наглядностью свидетельствуют петроглифы Шве-

ции. Против теории конвергенции свидетельствуют и отли-

чия в хозяйстве и культуре лесных племен и древних ки-

тайцев, жителей Скандинавского полуострова и египтян

эпохи фараонов. Выходит, таким образом, что мир был

тесен и узок для идей и образов искусства уже в эти да-

лекие времена. Выходит, что идеи и художественные об-

разы, возникшие в одном конце света, в странах древней-

ших цивилизаций, у первых земледельцев Переднего Вос-

тока и Запада, свободно пересекали леса и горные цепи,

великие реки и степи Европы и Азии, достигая тех далеких

северных областей, о которых не имели никакого понятия

ни древние египтяне, ни древние греки.

Но чем все-таки конкретно объясняется такое причуд-

ливое смешение культур Запада и Востока и такая пора-

зительная экспансия художественных мотивов, а вместе с

ними, должно быть, идей?

В том, что так случилось, виновата, очевидно, общая

историческая ситуация бронзового века.

Появление бронзы и меди как основного индустриаль-

ного сырья, бронзового и медного оружия и орудий труда

повсюду вызывало великий культурный перелом и небы-

валое по масштабам расширение культурных связей. Ина-

че не распространилась бы так широко и сама металлур-

гия меди и бронзы.

Вместе с бронзой, одновременно с тайной плавки пер-

вых металлов и секретами первых кузнецов столь же ши-

3* 67

роко распространяются теперь и сюжеты искусства и ми-

фы. Начинается подготовленная еще в конце неолита ве-

ликая мирная экспансия новой культуры: победное шест-

вие новой идеологии, нового мировоззрения, истоки кото-

рых, может быть, находились не только у земледельческих

племен Скандинавии, но и в стране пирамид и в Двуречье.

Было, одним словом, с чего опьянеть и без вина — от од-

них дерзких, а может быть, и немного сумасшедших мыс-

лей, от целого каскада идей, которые переплескивали че-

рез край и не могли остановиться в своем разбеге. Однако

сокровища Шишкинских скал все еще не были до конца

освоены. Они оставались поистине неисчерпаемыми. Впе-

реди оставалось еще их основное богатство, главный по

количеству и разнообразию массив наскальных рисунков —

писаницы железного века, писаницы древних курыканов.

Теперь должна была наступить и их очередь. Предстояло

заняться исторической интерпретацией и этих, по-своему

не менее замечательных, памятников наскального искусст-

ва Ленского края.

• • •

ЗНАМЕНА НАД ТАЙГОЙ

•

Всадники Шишкинских скал

Карабкаясь по карнизу скалы, мы вдруг увидели уз-

кую щель со ступенчатым полом. Подобно гигантской

лестнице, она шла кверху, к огромной, чуть наклоненной

плоскости скалы, на которой лежала печать тысячелетий.

Изрытая ветрами и дождями шероховатая глыба песчани-

ка побелела и выцвела от времени. Уцелела нетронутой

только незначительная часть первоначально гладкой по-

верхности скалы. И тут все одновременно вскрикнули от

радости и изумления: «Знамена!» Да, на скале действи-

тельно были изображены знамена, самые настоящие, на

длинных древках, с хвостами, высоко и торжественно под-

нятые всадниками с тонкой талией. Всадники сидели на

подчеркнуто красивых лошадях с необычно широкой

грудью и таким же тонким, как талии всадников, поджа-

тым брюхом. Наверху шумела под ветром тайга, внизу

медленно плескалась Лена.

Но как все-таки попали сюда, на глухие ленские бере-

га, эти всадники? Откуда в тайге гордые знамена?

Чтобы ответить на этот вопрос, нужно было, прежде

всего, внимательно ознакомиться со всей той группой

шишкинских писаниц, куда входили изображения всадни-

ков со знаменами. Она могла многое рассказать о прош-

лом прибайкальской тайги, о судьбах народов, посещав-

ших в древности ленские берега.

Первое, что остановило нас, была техника выполнения

этих рисунков, столь непохожих на все другие, явно бо-

лее древние, сделанные красной краской, выбитые или вы-

шлифованные в камне.

Среди множества рисунков на Шишкинских скалах ча-

ще всего встречаются изображения, выполненные в одной

и той же простой и остроумной технике, характерной толь-

ко для здешних писаниц и ни для каких других. Древ-

ний мастер брал камень или какой-либо другой твердый

предмет и тер им по гладкой поверхности песчаника, по-

темневшей от времени. После недолгой работы на скале

появлялось белОе пятно, выделявшееся как облачко на

темном фоне. Чем дальше шла работа, тем яснее и опре-

деленнее становились очертания рисунка.

Эта своеобразная техника, чем-то похожая на размыв-

ку тушью или на пастель, открывала много новых воз-

можностей. И, главное, она позволяла быстро и легко пе-

редавать не только волновавшие художника образы и сю-

жеты, но и настроение: так легки и зыбки очертания этих

расплывчатых фигур, так много может досказать за ху-

дожника воображение зрителя!

Второе, что привлекло нас к этим писаницам, было их

содержание. Каждая из них представляла собой как бы

окаменевший обломок исчезнувшего мира. Некоторые же

писаницы этой группы были настоящими маленькими рас-

сказами, новеллами. Целая книга коротких рассказов, а

местами настоящих эпических поэм раскрывалась перед

нашими взволнованными и пытливыми взорами. Нам не

терпелось поскорее прочитать эту книгу, эту каменописную

повесть об исчезнувшей народности, о ее жизни и бурной,

а может быть, и трагической судьбе.

И в самом деле, писаницы этой группы ясно и правди-

во, резкими, выразительными штрихами рисуют жизнь

оставившего их древнего народа. Первая и самая харак-

терная особенность рисунков — обилие, вернее, абсолют-

ное преобладание изображений лошадей и всадников. Од-

них этих рисунков достаточно, чтобы, доказать существо-

ванне в пределах Западного Прибайкалья древней народ-

ности, преимущественным занятием которой было ското-

водство, и в первую очередь коневодство.

Создатели шишкинских писаниц были племенами пасту-

хов и наездников, страстных коневодов. Кони шишкинских

писаниц имеют особенный, своеобразный облик, свидетель-

ствующий о том, что перед глазами древнего художника

находилась совершенно определенная реальная модель

с резко выраженными характерными чертами: высокая

лошадь с узким и длинным туловищем, маленькой горбо-

носой головой, посаженной на круто выгнутую лебединую

шею, с сильной мускулистой грудью и тонкими сухими но-

гами.

Такие кони существовали не в воображении художни-

ков, а на самом деле. Лошади земного шара делятся на

две большие группы. В первую группу входят «лошади

быстрых аллюров» (верховые кони, скакуны, рысаки), во

вторую — «лошади шага» (тяжеловозы, рабочие кони). В

основе такого деления лежат физиологические различия:

лошади первого типа обладают «горячей кровью», их пульс

бьется чаще, дыхание быстрее, температура выше, кровь

гуще, богаче красными тельцами, у них страстный, горя-

чий дух.

Именно лошадь с горячей кровью — этот идеальный

образ боевого коня в глазах воинственных степняков, луч-

шего скакуна в мире, — и имели в виду мастера ленских

писаниц. Второе домашнее животное, которое нашло место

на ленских писаницах, — верблюд. Но изображение его,

столь же живое и тщательное, как и изображение лошади,

на Шишкинских скалах встречается только дважды, и то

лишь как часть композиции, изображающей группу всад-

ников. Лошадь и здесь занимает господствующее место.

Большое место в жизни людей, оставивших эти рисун-

ки, принадлежало охоте. Они часто и весьма искусно изо-

бражали на писаницах фигуры диких животных: лосей,

косуль, благородных оленей-маралов.

На отдельных рисунках, кроме животных, изображены

были птицы, по-видимому, водоплавающие, скорее всего

гуси, а может быть, и лебеди. Изображения эти имеют

групповой характер. Перед нами как бы своего рода бег-

лые зарисовки с натуры целых групп птиц, похожих на

стаю уставших после перелета гусей, щиплющих свежую

траву на зеленом лугу. Нужно думать, судя по этим рисун-

кам, люди, оставившие писаницы, охотились весной на

пролетающих птиц.

Из охотничьих сюжетов встречаются обычно сцены охо-

ты на лося и оленя-марала.

Этим ограничивается все, в чем можно видеть прямое

отражение хозяйственной жизни в писаницах. Значитель-

но полнее шишкинские рисунки раскрывают другие важ-

ные черты жизни древних обитателей Лены. По ним мож-

но представить, например, общий характер их одежды.

Всадники шишкинских писаниц изображаются без го-

ловного убора, с круглой или овальной головой, в костю-

ме, напоминающем узкий кафтан, туго перехваченный поя-

сом в талии. Изредка наблюдаются фигуры всадников, по-

крытые перекрещивающимися красными штрихами, напо-

минающими ромбическую сетку. Так изображалась, ве-

роятно, кольчуга или вообще панцирь. На лучшем по вы-

полнению рисунке изображены широкие панталоны, тоже

заштрихованные. Руки всадников свисают дугами по бо-

кам фигуры. Ноги, как правило, не изображаются. Лошадь

и всадник поэтому представляют как бы одно целое, нечто

вроде кентавра.

Наряду с изображениями всадников встречаются ри-

сунки пеших. В одном случае — это воины в узких каф-

танах и в обуви, похожей на высокие сапоги или унты.

В других случаях изображены люди, стоящие фронталь-

но, в ряд, одетые в одинаковые по покрою платья, напо-

минающие длиннополый халат или шубу с перехватом в

талии и длинными, суживающимися внизу рукавами. На

головах высокие шапки; верхушка шапки иногда округлая,

но чаще заостренная и согнутая вбок, наподобие древне-

русского шлыка. На некоторых головных уборах имеется

нечто вроде перьев или хвостов, свисающих сбоку и вниз.

Такой покрой одежды имеет свое определенное этногра-

фическое лицо. Такую одежду издревле носили тюркские

степные народы; в таком виде она дошла и до нашего вре-

мени, например у киргизов и казахов.

Не менее интересны те детали писаниц, которые отно-

сятся к убранству лошадей. Значение этого убранства

станет ясным, если вспомнить, какое важное место в жиз-

ни скотоводческих племен Азии принадлежало на протя-

жении тысячелетий лошади и всему с ней связанному.

Первая такая деталь — султан на голове лошадей и под-

шейная кисть. Лошади писаниц имеют на голове роскош-

ный, расширенный кверху начельник в виде султана из

перьев или волос. С узды свисает столь же пышная под-

шейная кисть, или науз. В некоторых случаях подобные

кисти, спускающиеся с седла или чепрака, видны и под